История седьмая
Про Кузьку, который приехал на поезде
В тот день у Машеньки в школе был последний экзамен. Приехать она должна была к обеду или немного позже. Но ждать её стали чуть ли не с самого утра. Не шуточное дело — последний экзамен. Да не какой-нибудь, а геометрия. И выговорить такое слово не так-то просто…
Бабушка в большой кастрюле поставила тесто для пирожков. Мама завернула в красную бумагу подарок. Ну а мужчины — папа и Саша — отправились в сад за цветами. А в саду в это время цвели пионы. Одни тёмно-красные, другие розовые и душистые. Красивый получился букет, когда мама поставила их в большой пёстрый кувшин.
Но к обеду Маша не приехала. Ждали-ждали, не дождались. Без неё сели обедать! И бабушкины пирожки пришлось есть без Машеньки. Конечно, жаль! Но всё равно пирожки были очень вкусные. Тёпленькие, мягкие и с капустой.
Пока обедали, бабушка то и дело поглядывала на калитку: вдруг калитка — настежь, а в калитке Машенька, весёлая-превесёлая: «Вот и я!»?
Но и после обеда её не было.
Сашу уложили спать, как было заведено, а когда он проснулся, то сразу понял: Машеньки всё ещё нет. В доме было тихо-тихо, будто все только и делали, что молчали да глядели на калитку.
— А не пойти ли нам, мальчик, прогуляться? — спросил папа, когда Саша оделся. — То да сё, и как раз вернёмся к чаю.
— Давай, — сказал Сашенька и нахлобучил на голову кепочку в голубую клетку. — А к чаю у нас будет пирог с вишнями.
— Знаю, — сказал папа. И они вышли за калитку.
А за калиткой было очень жарко, не то что в их тенистом саду, где столько сосен, да ёлок, да яблонь, да бузины…
Не успели они дойти до поворота и свернуть за угол на дорогу, которая вела к станции, как Саша крикнул:
— Вон она!
Папа снял очки, протёр у них стёкла носовым платком и снова надел.
— Действительно — она! И какую-то корзинку тащит. Интересно!
Ещё бы не интересно…
А Маша увидела их да как припустит. Ещё издали крикнула:
— Сашка, угадай, что у меня в корзинке?
И вот она рядом. Щёки разрумянились. Глаза блестят.
Волосы растрепались. А на носу весёлые жёлтенькие веснушки.
— Задача была трудная? — спросил папа. А Машенька про своё:
— Нет, пусть Сашурик сперва угадает, что у меня в корзинке.
— Секрет? — спросил Сашенька.
Тут Машенька поставила корзинку на землю, Саша заглянул в неё и на всю улицу крикнул:
— Пёсик…
А на дне корзинки и правда лежал пёсик. Весь рыженький. Весь пушистый. А ушки — два мягких лопушка.
И вот они все трое — папа, Машенька и Саша — сидят на корточках вокруг корзинки, в которой барахтается рыжий щенок.
— Откуда он? — спросил папа.
— Лена дала. У них много — шесть штук. Хороший?
— Очень!
— Уж как я боялась, что он в вагоне заплачет. Ведь голодный.
— Всё-таки как геометрия? — опять спросил папа.
— Ах, папочка! Ведь я сказала — нормально, пятёрка. А ты всё геометрия да геометрия. Ты только погляди, какой бутузик-карапузик!.. Сашка, ты рад?
— Ему нужно скорее молочка, — сказал Саша и взялся за ручку корзины. — Мама и бабушка тоже будут рады…
Папа несёт Машенькин портфель, а Маша и Саша корзинку, на дне которой скулит и плачет голодный пёсик. А у калитки их уже поджидают мама и бабушка. Не вытерпели. Тоже вышли прогуляться.
— Скорей-скорей, ему нужно дать тёплого молока, — сказала мама, когда заглянула в корзинку и увидела щенка. — Он ведь голодный.
— Лучше я сама, — сказала бабушка. — Ведь надо чуть тёплого, чтобы не обжёгся.
Как его назвали? Да очень просто — Кузька.
История восьмая
Про птичку, которую, звали ПИК-ВИЛИ-ВИ
Папа сидел на рядом скамейке рядом с крыльцом. Саша примостился на ступеньках крыльца. Кузька дремал на солнышке, изредка открывал то один глаз, то другой. Все на месте? Все, все, можно дальше спать…
Папа читал газету, а у Саши было много разноцветных карандашей — и красных, и жёлтых, и синих, и зелёных. Всяких. И он всё никак не мог придумать: какая же была птичка Пик-вили-ви, про которую ему рассказывала Машенька? А птичка эта была очень волшебная, сказала ему Маша. Если её хорошо нарисовать, она вдруг зачирикает, запрыгает и даже начнёт из рук клевать крупку.
— А у тебя она чирикала? — спросил её Саша.
— Ни разу, — ответила Маша. — Ни разу я её не нарисовала так, как надо…
— Наверно, она должна быть очень зелёная, — шёпотом сказал себе Саша.
Он взял зелёный карандаш и нарисовал два зелёных крылышка, зелёный хвостик и острый зелёный клюв. Получилась очень хорошая зелёная птичка!
— И деревья в лесу пусть тоже будут зелёными, — прошептал Саша и нарисовал вокруг зелёной птички много зелёных деревьев.
И вдруг… Что ж это такое? Вдруг зелёная птичка куда-то спряталась. Будто её и вовсе не было. Остались только одни зелёные деревья, а среди них нипочём не найти зелёной птички.
— Может, она была очень красная? — сказал себе Сашенька.
Он взялся за красный карандаш. И опять нарисовал два красных крыла, красный хвостик и красный клюв. Получилась очень красивая красная птичка. Но когда Саша принялся рисовать красным карандашом красный лес, опять…
Пропала красная птичка! Потерялась среди красных деревьев. Значит, опять не волшебная и вовсе не Пик-вили-ви…
Он взял синий карандаш и нарисовал птичку очень синюю.
И тут папа его спросил:
— Шушарик, ты что шепчешь, что колдуешь?
Иногда папа Сашу называл Шушариком. А почему, Саша не знал. Но если папа так хотел, значит, так надо. И Саша сказал:
— Я не колдую, я рисую птичку Пик-вили-ви, а она всё прячется. — И он показал папе зелёный лес с зелёной птичкой, и красный лес с красной птичкой, и синюю птичку, которая не летала в синем лесу, потому что пока ещё леса не было…
— Не мудрено, что она прячется, — сказал папа. — Пусть твоя синяя птичка летает в жёлтом лесу, тут уж ей некуда будет деваться.
Сашенька тотчас нарисовал вокруг синей птички жёлтый-прежёлтый лес и увидел, что его птичка весело летает и прыгает среди жёлтых деревьев. А потом он нарисовал ещё другую синюю птичку, которая села на самое большое жёлтое дерево. А ещё одна села на жёлтую ветку жёлтого дерева. И стало много-много синих птиц в его жёлтом осеннем лесу.
— Вот их сколько! — сказал Саша. — Посмотри…
Папа отложил в сторону газету и вдруг спросил:
— А хочешь, я покажу тебе настоящую птичку…
— Пик-вили-ви? — воскликнул Саша.
— Может быть, и Пик-вили-ви, — сказал папа. — Кстати, откуда ты знаешь про такую птичку?
— Мне Машенька рассказала.
— Так я и думал. Когда она была маленькой, она всё время рисовала эту птичку. Ну, пойдём, я покажу тебе…
— Пик-вили-ви, — подсказал Саша.
И они пошли с папой в тот угол сада, еле росла малина вперемежку с крапивой. Но сейчас Саше было не до малины и не до крапивы. Сейчас они с папой пробирались в самую чащу малиновых кустов, и Саша не обращал внимания ни на ягоды, которые и тут и там висели среди листьев, ни на крапиву, которая то и дело больно покусывала голые коленки.
Среди самой густой чащи малиновых кустов папа остановился. Прижал палец к губам и сделал глазами: молчок, ни слова. Саша кивнул, хотя ему не терпелось поскорей увидеть птичку Пик-вили-ви.
Тогда папа показал глазами на самый густой малиновый куст, и Сашенька, приглядевшись, увидел крохотное гнездо, которое прицепилось между ветками. Оно было аккуратно свито из разных сухих травинок.
Саша рванулся было подойти поближе к этому аккуратному гнёздышку из сухих травинок, но папа положил ему на плечо руку. И Саша понял: стоп! Туда нельзя!
И он стал смотреть во все глаза. А рот прикрыл ладошкой, чтобы не говорить, хотя ему очень хотелось спросить папу про гнёздышко.
И вдруг что-то зашуршало над его головой. Ш-ш-шр… И он увидел птичку, которая, вылетев из-за его спины, опустилась на ветку возле гнезда. Она, эта птичка, была очень маленькая. С голубой грудкой. В чёрном картузике. И с белыми щёчками. А глазки у неё были — две чёрные блестящие бусинки.