Полтора часа мы с Сергеем Белозерцевым и Константином Харченко пытались попасть в штаб Московского военного округа. Калинин и его генералы принимать нас отказывались. Одновременно мы вели агитацию среди офицеров. У одних была мрачная решимость выполнить любой приказ, у других – полная растерянность. Мы раздавали Указы Ельцина, оказалось, что у большинства офицеров уже есть эти документы.
Часам к восьми вернулись на Калинина, 27, и по спецсвязи пытались дозвониться до Лукьянова, Язова, Крючкова, Пуго. В приёмной Язова любезно сообщили, что министр отбыл домой. Позвонили туда, Язов сам взял трубку. Разговаривал с ним Белозерцев. У маршала попросили объяснений по поводу произведённых арестов. Спросили – почему Калинин отказывается не только принять нас, но и сообщить о местонахождении Гдляна и других арестованных. Язов казался спокойным и даже каким-то будничным. Объяснил, что Калинин действует в пределах своих полномочий и у него – Министра обороны – нет оснований вмешиваться в его деятельность. Что касается арестов, то военные ими не занимаются, и он ничего не знает.
То же самое и Крючков, выслушав Белозерцева, заявил, что КГБ никакого отношения к арестам не имеет. О том, кто же имеет отношение и какова судьба интернированных, шеф тайной полиции не знал. Тогда ему заявили, что поскольку есть сведения о готовящихся арестах Глеба Якунина, Олега Калугина, Николая Иванова и Сергея Белозерцева, может КГБ выделит охрану народным депутатам? Крючков сказал, что подобные услуги его ведомство оказывает за плату, и повесил трубку.
Пуго на месте не оказалось, но удалось поговорить с его первым заместителем Б. Громовым. Он помялся, что сейчас, дескать, уже поздно, пообещал навести справки об арестованных.
Лукьянова тоже не было, но его помощник сообщил, что у Председателя Верховного Совета была группа народных депутатов, которую заверили: Гдлян уже на свободе. Лукьянов просто соврал. Ему, одному из главных организаторов разгрома дела о коррупции, Гдлян нужен был только за решёткой. А что арестован тот был незаконно –плевать хотел глава парламента, хотя не мог не знать, что в тот день 20 августа из Верховного Совета Республики Армения поступит протест по поводу ареста Гдляна с требованием его немедленного освобождения.
Депутаты, побывавшие на приёме у Лукьянова, рассказали, что тот не видит ничего необычного в происходящем и полагает, что самое главное – чтобы сессия Верховного Совета СССР рассмотрела вопрос об утверждении режима чрезвычайного положения. А народ, мол, поддерживает ГКЧП, в доказательство чего Лукьянов показал телеграммы и письма. Он также сообщил депутатам, что несколькими днями раньше группа товарищей побывала у Горбачёва, и он не возражал против введения чрезвычайного положения, если такое решение будет принято Верховным Советом. Лукьянов только что не божился, что Гдлян уже освобождён. Кстати, когда 26 августа на сессии союзного парламента Лукьянов клеймил своих единомышленников по путчу и товарищей по Политбюро, депутат Александр Оболенский напомнил такой эпизод: «…19 августа я поставил Анатолия Ивановича официально в известность о том, что арестован народный депутат Гдлян. Мне было сказано, что это, вероятно, слухи, но у меня была информация непосредственно от семьи Гдляна: его задержали в присутствии детей. Тут, как говориться, делать было нечего. Анатолий Иванович сказал, что взял моё сообщение на заметку, что даст команду всё выяснить. На следующий день у нас состоялся телефонный разговор, в котором меня Анатолий Иванович заверил, что Гдлян отпущен 19 августа. Его не арестовывали, а просто задержали, чтобы сделать какое-то предупреждение. Уже здесь, на сессии, я спросил Тельмана Хореновича, когда его отпустили – его отпустили только 21 августа…» Возразить что-либо Лукьянову было нечего.
Обо всех этих беседах с организаторами заговора, о ведущей роли в нём Лукьянова я рассказал москвичам по радиостанции «Эхо Москвы», установленной в ночь на 21-е на крыше Белого дома. Неоднократно выступал по внутренней радиостанции Белого дома, с балкона второго этажа перед непрекращающимся митингом защитников свободы. В 22 часа депутатов СССР и России собрали в зале заседаний. Хотели начать чрезвычайную сессию прямо ночью, уже зная о приказах штурмовать Белый дом. Но депутатов собралось мало, кворума явно не хватало. В час ночи собрались ещё раз, решали, как поступить, если начнётся штурм. Мнения разделились. Часть депутатов осталась в здании, остальные, и я в том числе, решили идти на площадь.
О той тревожной ночи сказано уже и написано немало. Конечно, мало кто из нас мог предположить, что ни Язов, ни Крючков, ни другие заговорщики не будут отвечать за гибель трёх ребят, и такое решение примет ни кто иной, как Генеральный прокурор России. Не знали защитники Белого дома и о том, что роль Горбачёва в путче даже не будет выясняться, что генерал-полковник Калинин вскоре станет начальником Бронетанковой академии, что пойдут в гору и многие другие активные участники путча, а уголовное дело против ГКЧП будет прекращено судом…
Ранним утром все уже поздравляли друг друга с победой. Чувствовали, что перелом наступил. Часов в 8 я смог увидеть и обнять Гдляна.
В 10 часов мы все невыспавшиеся, небритые, голодные, но счастливые пошли в зал заседаний. Открылась чрезвычайная сессия Российского парламента.
Зал был забит битком. Вместе с депутатами было много защитников Белого дома, представителей московской интеллигенции, журналистов. Не забыли показаться на людях и многие из тех, кто верой и правдой долгие годы служили режиму.
Выслушав речь Президента Ельцина, парламент полностью поддержал его позицию и одобрил все действия руководства России в условиях захвата власти самозванным ГКЧП. В ходе обсуждения сложившейся чрезвычайной ситуации кто-то из депутатов задал вполне обоснованный вопрос, почему российская прокуратура не возбудила уголовное дело по очевидному всем факту государственного переворота. К микрофону подошёл Генеральный прокурор РСФСР Валентин Степанков и, нисколько не смущаясь, заявил, что расследование деятельности путчистов не входит в компетенцию российской прокуратуры и ей неподследственно.
Однако он тут же получил резкую отповедь со стороны депутата Владимира Олейника, который заявил что Степанков слишком вольно толкует Закон, и потребовал немедленно возбудить уголовное дело. Вечером, как только Александр Руцкой за шиворот приволок путчистов из Фороса и ситуация прояснилась, Степанков тут же отыскал нужную статью в законе и достаточно оснований для возбуждения дела. И этот эпизод вовсе не был случайным. Степанков вместе со своим покладистым заместителем Евгением Лисовым до неузнаваемости перелицевали дело о государственном перевороте, фактически спуская его на тормозах. Многие организаторы путча освобождены от ответственности ещё в ходе следствия. Криминальные исследования были ограничены лишь тремя августовскими днями, да и то не в полном объёме, хотя у некоторых главарей путча руки по локоть в крови, так как именно они ответственны за резню в Сумгаите, Баку и Фергане, побоища в Тбилиси и Вильнюсе, за разжигание межнациональных конфликтов.
В ночь с 21 на 22 августа Белый дом по-прежнему находился в кольце верных защитников. Только под утро народ стал расходиться: беда миновала. На другой день по Москве прокатилась волна митингов сторонников победившей демократии. Выступая на Манежной площади, Гдлян сказал: «Дело кремлёвской мафии, о которой несколько лет твердили Иванов и Гдлян, свершилось. Не только мы, но и весь народ воочию убедился в реальности существования мафии, орудовавшей в Кремле». Похоже, заканчивался многолетний спор о том, есть ли в Кремле мафия. Проведённое нами расследование и августовские события подтвердили, что великой страной правила политическая мафия с уголовным оттенком.
После провала путча все мы ожидали, что будут проведены расследования преступной деятельности коррумпированной верхушки, начнётся радикальная правовая реформа, станет самостоятельной ветвью власти судебная система, будет создан Следственный Комитет и реорганизованы другие правоохранительные ведомства, укреплён кадровый корпус этих органов. Люди верили, что борьба с преступностью и, прежде всего, мафиозной станет эффективной. К сожалению надежды не оправдались.