— Опять ты, Семпер? Что ж, входи! Безотчетно Ли младший ощутил, что отцу приятно его видеть. Видимо, после той встречи между ними осталась какая-то недоговоренность и отец рад возможности устранить ее.

— Знаешь, — сказал Ли старший, когда негнущиеся ноги вновь привели его к столу с подносом, на котором стояли бутылки и дрожали рюмки, — знаешь, эти четыре стены я окрестил именами старых друзей. Все они мертвы… И бывает, что, когда я с ними заговариваю, они не отвечают на мои вопросы. Тогда меня радует, если завернет кто живой… Только не вообрази, будто я на старости лет ополоумел или вовсе спятил.

— Что ты, отец! Это от одиночества.

— Как бы там ни было, а есть много людей, куда более тронутых, чем я. Вон рядом живет женщина, старая дева. Нынче утром прибегает ко мне, кричит благим матом: у нее, мол, пылесос взбесился, гоняется за хозяйкой по всему дому. Слушай, сын, а ведь правда гонялся! Не видал я еще такого. Знаешь, одна из этих дурацких модных автоматических штук, которые будто бы сами делают всю работу в доме. Прихожу, вижу: трещит, Носится по всем комнатам, точно у него гнездо шершней под кожухом. Напугал несчастную старуху до смерти!

— Как же ты поступил, отец?

— А что я мог поделать? Я не механик; смотрю — нет ни шнура, чтобы выдернуть, и ничего, что можно было бы отключить. Я сходил за своим пистолетом и застрелил эту проклятую штуку.

— Ты ее застрелил?

— Ну, ясно. Попал, как говорится, в самое яблочко! Во всяком случае, эта взбесившаяся штука так и осталась на месте. И, знаешь, старая дура подает на меня в суд — зачем я пристрелил ее пылесос! — требует возместить ей убытки. Вот она, благодарность!.. Что это ты вздумал прилететь?

Ли младший почувствовал немалое облегчение. Успех утренней охоты привел отца в благодушное настроение: он был готов в виде исключения выслушать и понять сына. Быстро и точно, со всей воинской четкостью, на какую был способен, он доложил отцу о событиях, примерно как на фронте адъютант докладывает обстановку генералу. Очень скоро старик начал взволнованно расхаживать из угла угол. Отблеск старой боевой доблести зажегся; в притупленном взоре его бледно-голубых глаз он повернулся к сыну.

— Если бы не утреннее происшествие, я принял бы всю историю за бред сумасшедшего. А сейчас дело ясно, как божий день; если сопоставить факты, похоже, сын, что ты нащупал колоссальную чертовщину! Знаешь, что я им устрою? Призову к оружию мое ополчение. Поведем правильную осаду, предъявим «мозгу» ультиматум, заставим ответственных за это дело преступников отключить ток. А если нужно, атакуем весь район и возьмем его штурмом.

На это Ли младший категорически возразил:

— Отец, ты этого не сделаешь! Во-первых, «мозг» так защищен, что у ополченцев нет шансов на победу. Во-вторых, это значило, бы развязать гражданскую войну… Послушай, ведь военный министр — твой старый друг. Садись в первый же самолет на Вашингтон. Не говори министру ничего такого, чему он не поверит. Скажи ему чистую правду, а именно что некая враждебная сила угрожает телеавтоматическому управлению — всей нашей боевой техникой. Пусть прикажет удвоить посты у ракетных баз дальнего действия и временно выключить автоматику. Пусть обяжет командиров выполнять только те приказы, что исходят непосредственно из Вашингтона. Величайшая опасность заключена не в наших внутренних неполадках: с ними мы быстро справимся, если план мой удастся. Опасность в другом; если хоть одну-единственную атомную ракету по ошибке выпустят и она угодит в чужую столицу-весь мир будет ввергнут в атомную войну. А этого-то как раз и хочет «мозг», и это-то надо любой ценой предотвратить. Согласен ты это сделать, отец?..

Даже много лет спустя Ли не мог понять, как случилось, что их взаимоотношения с отцом изменились столь удивительным и неожиданным образом. Перед лицом опасности, грозящей стране, сын обращался к отцу, как старший к подчиненному. И отец не рассуждая повиновался сыну.

— Семпер, — сказал он, — я всегда считал тебя в военных делах безнадежным идиотом, но я ошибался, сынок, прости меня. А теперь дай-ка я схожу за плащом и шляпой. Ты велел такси подождать? Ладно! Скажи шоферу: пусть на полном газу везет на аэродром.

…В пять часов вечера вертолет-автобус из Феникса с доктором Ли на борту опустился на летном поле города Цефалона. Там ждала его Уна, очень побледневшая, но очень красивая. Она схватила Ли за руку и повела на другую сторону поля, к ангару, где стоял ее маленький вертолет.

— Войдемте, — сказала она. — Я мерзну, и… мне не хочется, чтобы вас видели.

Она не включила свет в кабине, очевидно чтобы скрыть волнение. Прошло несколько минут, пока она овладела собой и заговорила с той простотой и ясностью, которую он знал и ценил. Он чувствовал, каких усилий ей стоит сохранять самообладание.

— Я захватила для вас чемодан, Ли, со всякой всячиной, самой необходимой. И немного денег взяла с собой, — потом можете выслать их сюда, чеком… И… вот вам ключи от моего вертолета. Летите в Мексику. Оттуда вам вольно будет вернуться в Австралию или куда угодно, но только немедленно оставьте Штаты. Я не могла дать вам этот совет по телефону, да и вообще не вправе давать его, но знаю, что обязана сделать это.

Вы сейчас в опасности, в большой опасности. Почему? Не знаю точно, но Говард, видимо, усомнился в вашей лояльности. Похоже, он считает вас к тому же тронутым, потерявшим рассудок. Говард уже принял меры: он велел повторить экспертизу на вашу служебную пригодность. Он уже высказал Бонди и Мелличу подозрение по поводу вашего психического состояния, а вы знаете, что это за субъекты, в особенности когда предстоит угодить такому авторитету, как Скривен… Уж будьте покойны, они найдут у вас что-нибудь, дадут такой поворот экспертизе, какой угоден начальству. Они объявят вас душевнобольным, Семпер, и запрут в сумасшедший дом.

Вы поняли меня? Грозящая вам участь хуже смерти! Понимаете ли вы, что выход у вас один — бегство!.. Я не знаю, когда назначена экспертиза — эта расставленная вам западня. Бога ради, Семпер, бегите, пока не поздно. В любой момент может подойти детектив, взять вас под руку, а тогда…

— Что тогда? — прервал ее Ли. — Я ко всему готов… Но спасибо вам, Уна, и за это сообщение, и за вашу заботу… Да, в Австралию я собираюсь, мое место там… Но собираюсь не нынче вечером. Я подготовил большой опыт, результат его — уже не в моих руках. Тем не менее я чувствую, что просто удрать не могу. Нельзя, не должен! Это;… ну, вроде солдатского долга на фронте. Придется держаться до последнего.

Она смотрела на него широко открытыми глазами.

— Я так и думала! — произнесла она тихо. — Я знала, что едва ли смогу помочь вам. Но попробовать была обязана!

В следующий миг, раньше чем Ли успел опомниться, она выпрыгнула из вертолета и захлопнула дверцу. Еще несколько секунд он слышал ее торопливые шаги по мерзлой траве аэродрома. Они отдавались металлическим эхом от стен ангара.

Когда он ощупью, в потемках, отпер дверь, кругом стояла тишина. Ноги точно сами несли его к отелю. Он вызвал машину из гаража Мозгового треста. Достигнув Центральной станции, в лифте поднялся к своей лаборатории, центру восприятий 36.

Отперев дверь, он осмотрелся. Казалось, ничего не изменилось под световыми конусами неоновых ламп, с тех пор как он восемь часов назад покинул это помещение. Только по полу больше не ползли змеи по направлению к отверстию… Но само оно еще зияло в стене. Ли решил навести здесь некоторый порядок. Раз до сих пор никто не проведал об эксперименте, зачем оставлять следы, которые впоследствии позволят обо всем догадаться?

Ли завинтил крышку на штуцере, задвинул на место дверцу, возвратив стене ее обычный вид. Он подобрал с пола все поленья, Заботливо уложил их кучкой. Он и сейчас напоминал ребенка, собирающего свои игрушки п0д конец длинного дня… Седой, бесконечно усталый ребенок, настолько усталый, что глаза его слипались! Он еще раз осмотрелся и нашел, что работа его завершена. На светящихся Панелях все кривые, контролируемые «мозгом», упали до нулевой черты. Они лежали в прострации, как мертвые. А на экранах еще метались несколько растерянных тыловиков, отставших от гигантского похода; какой-то несчастный муравьиный король бродил по ящику; несколько инвалидов «рабочих» уставились невидящим взором в лицо близкой смерти: их труд на земле был окончен!..