По-настоящему действенный магический акт не только оказывает влияние на вожделенную цель в универсуме. Он осуществляет радикальную трансформацию личности самого мага, пробуждая его (ее) своей встряской, открывая ему глаза на то, насколько установленная реальность обусловлена слепым соглашательством с идеями, авторитетами и нормами, из-за которых мы оказываемся в плену дурмана собственных нежно любимых иллюзий. У читателя хватит ума не воспринимать ни одно из определений столь широкой и сложной деятельности как последнее слово об этом предмете. Магия — одно из слов, наряду с такими словами, как «любовь» или «искусство», значение которых, в конце концов, должно быть установлено переживающим этот опыт индивидом, а не каким-то внешним авторитетом. Маг, подобно художнику или любовнику, должен постоянно порождать новые, пересмотренные дефиниции магии, ибо новое понимание будет приходить с опытом. Как два художественных критика никогда не достигнут полного согласия в определении, что же такое искусство, так же и в отношении магии. Неплохую формулировку, с не-оккультной точки зрения, предложили Андре Бретон и Антонен Арто, назвав сюрреалистическую революцию 1925 года так: «средство тотального освобождения духа и всего, что на него похоже».

Майкл Бэйджент и Ричард Ли предлагают еще один ценный способ трактовки магии в своей работе по истории алхимии «Эликсир и камень»:

Как и в случае с любым соображением по поводу объективной ценности художественного произведения, то, что одному магу представляется опытом бесконечной глубины, может показаться бесполезным и даже нелепым другому магу. По этой причине, в ряду многих прочих, магия — это предмет неподходящий для тех, кому требуются твердые и четкие правила и абсолютно верифицируемые результаты.

Хотя для облегчения передачи информации мы пользуемся в нашем тексте словом «маг», надо отметить, что те, кто следует классической парадигме западной культуры, не ограничиваются только этим словом для самоопределения. Санскритское слово сиддха широко употребляется в Индии для наименования практикующих магию и бесспорно подходит для пути левой руки (учитывая его субконтинентальные корни). Через общий индоевропейский языковой поток имеют к нему отношение и нордические последователи seithr, гиперборейского шаманизма, сексуальной магии пути левой руки северной Европы. Из Сибири к нам пришло слово шаман — «экстатический мастер, творящий магию в состоянии транса». В эзотерических традициях всего мира можно встретить множество иных обозначений мага; определив точное направление ваших практик, вы можете вызвать к жизни поразительную энергию.

Слово, и без того наполненное неоднозначным смыслом и открытое для интерпретаций, становится еще более расплывчатым после окрашивания в разные цвета. Некоторые настаивают на определении одного вида магии как «черная», а другого — как «белая». По нашему мнению, эта цветовая кодировка только способствует консервации крайне ограниченных и спорных культурных и религиозных предрассудков, но ничего не проясняет. На самом простецком и невежественном уровне, обозначение магии черной/магии белой связано с такой же простецкой дихотомией добра/зла. Поскольку мы не претендуем на объективную трактовку понятий «добра» и «зла», вывод один — мы должны отказаться от популярного представления о том, что черная магия совершается ради служения Злу, в то время как белая творится во имя Добра. Древнегреческое magi, несмотря на почти отсутствующую морально-оценочную коннотацию, относилось к практикам, целью которых было навредить, отуманить, загипнотизировать, и назывались они kakotechnia, «злое искусство». Эту концепцию можно сравнить с распространенным в Индии наименованием тантрического пути левой руки — особенно шести, описанных выше, «злых» ритуалов — Абичхара.

Исторически, употребившим сочетание «черная магия» впервые, был алхимик Альберт Великий, живший в тринадцатом веке маг, высказавший предположение, что черная магия представляет собой «демоническую» противоположность благой природной магии, которой он приписывал небесную ангельскую силу. В двадцатом веке маг Гурджиев, чьи недоброжелатели из желания опорочить называли его черным магом, дал типично идиосинкразическое определение черной магии как «фальсификации, имитации внешней видимости “действия”». Для тех магов, которым для того, чтобы разобраться в себе, требуются простые, легко цепляемые ярлыки, роли черного и белого мага представляют удобный способ строить категории, не требующий и проблеска самостоятельной мысли. Пусть самозваные черные маги, восхищенные расхожими домыслами о притягательности зла, и, как правило, подталкиваемые потребностью доказать свое пренебрежение обществу, наскоро разучат типовую субкультурную роль, удовлетворяющую потребность в легком бунте.

А стоящие на другом полюсе самопровозглашенные белые маги, нередко движимые желанием доказать свою социальную интергированность, пусть сердечно похлопывают друг дружку по спинке, поздравляя с тем, какие они теперь стали добренькие. Обе тактики сводят всю многосложную многоуровневую вселенную магических операций на уровень детского мультика. Если подобная символика удовлетворяет ваши эстетические потребности как мага, не будем оспаривать личные вкусы; сделайте одолжение, называйте себя как угодно — но только делайте это осознанно. Однако для более целостного анализа магии, предпринятого нами, воздержимся от разграничения черной и белой магии, дабы избежать ненужного втягивания в бессмысленную символическую путаницу.

Чтобы проиллюстрировать непостоянство и ограниченность всех этих черно-белых экзерсисов, достаточно нескольких примеров. Хотя черный цвет прочно ассоциируется со злом в европейском мире после пришествия Христа, его символика в других культурах мира куда более неоднозначна. В культуре древнего Египта, например, черный цвет целиком и полностью был символом блага, поскольку означал плодородный чернозем Нила. Древнее название Египта Кем означает «черная земля», этот топоним был переведен на арабский как ал хем. Возможно, отсюда произошли слова «алхимия» и «химия», поскольку издавна эти науки ассоциировались с Египтом. Демонические и вообще «недобрые» существа египетской религии, в первую очередь — бог Сет, были красного цвета, а это общепризнанный оттенок космического зла. То есть, в древнем Египте маг, практиковавший то, что на современном Западе именуется «черной магией», избрал бы в качестве символа низвержения вселенского порядка красный цвет. Красная магия — хотя это сочетание и могло бы показаться уместным для мага-египтофила — вероятнее всего, вызовет в воображении нелепый образ марксистского колдуна, говоря современным языком.

Подобным же образом, белый цвет воспринимается христианизированной культурой как знак космического добра и святости. Но он довольно обычно рассматривается как демонический, дурной цвет во многих африканских и азиатских культурах. Поэт Мартин Фьерро однажды написал: «Белый красит дьявола в черный/ Черный красит дьявола в белый». Это лишь доказывает крайнюю относительность цветовой символики в магических практиках. Наш совет магам: избегайте, насколько возможно, следовать символике, обусловленной какой-либо временной эпохой или культурой, за исключением символики, избранной для конкретной магической операции. Это раскрывает — а не ограничивает — способность мага сообщать свою волю на многих уровнях реальности. Мы сами выяснили для себя, что пользы от разделения магической деятельности на черную и белую ветвь для прагматических мистических операций нет никакой.