Посещали скромную киевскую квартиру В. Кука и престарелые бывшие руководители Службы безопасности Закордонных частей ОУН — допытывались, почему выжил, почему тогда, в начале 1950-х принял не ту тактику, не ту политическую силу украинской эмиграции поддержал (из Мюнхена, конечно, виднее). Как знать, может и спустя полвека кто-то не мог ему простить отказ напрасно класть жизни немногих уцелевших в неравных боях подпольщиков в интересах обеспечения разведывательными данными зарубежных спецслужб, запрета повстанцам именоваться «бандеровцами», снятие пропагандистских лозунгов, прославляющих Р.Шухевича.

Не лебезил перед сильными мира сего — и не позволял себе принять звание Героя Украины до тех пор, пока государство не определится со статусом воинов УПА. Не желал быть «говорящей головой» для предвыборных роликов и митингов (дело не столько в здоровье — до последних дней сохранял ясность ума, читал без очков). Неудобен был, что и говорить, свои убеждения отстаивал твердо, но и не нахваливал иллюзорные «демократию и прогресс в Украине», мирно уживающиеся со ста тысячами официально признанных беспризорных детей (без всяких «гражданских войн и иностранных интервенций»), с потерями народонаселения, которые Президент Украины Виктор Ющенко сопоставил с потерями времен Великой Отечественной.

Наконец, убеждения В. Кука (о чем подробнее пойдет речь в книге) иначе как социал-демократическими, левоцентристскими назвать сложно. Не случайно он стал одним из инициаторов и творцов обновленной программы ОУН(Б) 1943 года, ставящей задачу построения в независимой Украине демократического и социального государства, с командными высотами экономики в руках государства, мощной системой защиты прав трудящихся, гарантиями прав человека, равенством наций.

«Левизна» В. Кука шла, видимо, не от постулатов марксизма-ленинизма (хотя труды его классиков знал прекрасно — как опытный полемист). Его взгляды на социально-экономические преобразования скорее исходили из глубинных морально-этических ценностей славянской цивилизации, «громадівського» духа предков, стремившихся к идеалам справедливости, от «христианской республики» Запорожья, сострадания к «малым сим», искавшим духовной правды прежде «мамоны». От уважения к трудному, но осознанному выбору миллионов жителей Украины на восток от Збруча, который они подтвердили самоотверженной защитой своего строя и колоссальными жертвами в период войны. С настроениями и ценностями жителей индустриальных регионов и надднепрянского крестьянства Василий Степанович знакомился лично, руководя подпольем ОУН в юго-восточной и центральной Украине.

Конечно, В. Кук вряд ли бы признал очевидный парадокс истории: наиболее полно программные установки ОУН и чаяния участников повстанческого движения воплотил именно их «основной противник»: соборность украинских этнических земель в единых границах, ликвидация бедности и терзавших простой люд региона инфекционных болезней, достижение всеобщей грамотности населения, доступность высшего образования для детей пастухов и плотогонов, да и многое другое.

Уверен, что понимал он и другую очевидную вещь — суверенитет Украины является лишь базовой предпосылкой для движения вперед, реализации конструктивного потенциала народа, обеспечения достойного будущего не только для наследников советской номенклатуры и сумевшего вписаться в «капитализм» криминалитета.

Ведь может спокойно существовать суверенитет атрибутивный, на уровне символов и рот почетного караула, а на деле парализованный своевластием кланов и непролазным болотом коррупции, кричащими социальными контрастами как порохового погреба грядущих «бессмысленных и беспощадных» бунтов, желанием внешних сил вбить крупнейшую державу Европы в своекорыстные схемы «нового мирового порядка».

Не могу не сказать и о личных мотивах, побудивших взяться за «дискомфортную» тему противоборства на запад от Збруча. Никто из родственников автора не принимал участия в вооруженном конфликте на Западной Украине (ни на той, ни на другой стороне), поэтому старые счеты не довлели при написании и этой книги, и других работ по истории движения ОУН и УПА. Для меня, этнического русского, выросшего в русскоязычной среде многонациональной Луганщины, в советское время те трагические события были «белым пятном». Заидеологизированные книги советских историков, затем — тенденциозные работы диаспорных авторов, а также «перефарбованных» тружеников отечественного идеологического аппарата, в прошлом штатных критиков «буржуазных фальсификаций истории КПСС и советского общества» (эти, как говорят в народе, «и при немцах хорошо жили»), ясности не вносили. «Наши всегда правы» — их глубинный методологический прием (правда, со временем «наши» менялись местами).

Но чем больше изучал документы участников конфликта, мемуары, тем больше возникало параллелей (а значит и понимания сути) между борьбой жителей Западной Украины и сопротивлением моих свободолюбивых предков, донских казаков, организованному насилию большевистского режима, инициированному Яковом Свердловым и Львом Троцким «расказачиванию» как форме геноцида. Ответный террор, зверское уничтожение не только представителей власти и военнопленных, но и земляков, лояльных «советам», не заставил себя ждать. Известный исследователь-современник террора большевиков и ЧК Сергей Мельгунов признавал: « белый террор всегда был ужасней красного, другими словами, реставрация несла с собой больше человеческих жертв, чем революция». Тождественность этих событий не только в закономерном народном сопротивлении принудительному слому векового уклада жизни и веры, но и, к сожалению, в безудержном, нередко иррациональном насилии участников противоборства. Оно же во многом формирует «механизм аффективной памяти», омрачающий жизнь потомкам.

Профессиональный долг современных историков — постараться внести ясность в глубинные причины противостояния, не страшась возможных выводов о том, что в тех конкретно-исторических условиях по-другому вряд ли могло статься. Только через рациональное понимание корней трагедии возможно преодоление отравляющего воздействия ее последствий (раздуваемых к тому же бессовестными конъюнктурными «дискурсами») на морально-политический климат Украины — державы полиэтнической, сотканной из земель-регионов с весьма разной исторической судьбой. Недаром премудрый Уинстон Черчилль предупреждал об опасности «воевать с историей».

И то правда. Попробуйте найти в самодовольной Великобритании учебник истории, где бы сокрушались по поводу организованных их империей (четверть мирового населения к концу позапрошлого столетия) голодоморов в Индии и Ирландии, кровавого колониального порабощения народов, попытки подавить восстание Североамериканских штатов, изобретения концлагерей в войне с бурами, предательства одного своего союзника по антигитлеровской коалиции ets. Настоящую цену этому британские политики знали, иначе бы не стали вносить в список «запретных тем» Нюрнбергского процесса внешнюю политику XIX века «первой европейской демократии», Англо-бурскую войну и Мюнхенский договор (не дай Бог, подсудимые ударятся в нежелательные аналогии).

Приходится слышать от людей, ничем «старым режимом» не обиженных, о необходимости «подолати комплекс меншовартості малороса». Признаюсь, не доводилось встречаться с субъектами, снедаемыми этим самым «комплексом». Уж лучше, господа, не формируйте новых комплексов. Чего стоят хотя бы призывы «влиться (вернуться) в цивилизованный мир»!

А как же «тысячелетняя традиция государственного строительства», о которой шла речь в Акте провозглашения независимости Украины, богатейшая культура титульной нации и народов Украины, собственные традиции вечевой и сечевой демократии, созданный без эксплуатации половины мира передовой материально-технический и интеллектуальный потенциал, свой собственный духовный мир, не позволяющий и сейчас, при всех ударах периода «катастройки» и «трансформационного периода», удерживать наше общество от окончательной «атомизации» и озверения.

Да и нет «цивилизованного мира» как такового, уж если на то пошло. Не лишним будет напомнить слова всемирно известного ученого-антрополога К. Леви-Стросса: «Не может быть мировой цивилизации в том абсолютном смысле, который часто придается этому выражению, поскольку цивилизация предполагает сосуществование культур, которые обнаруживают огромное разнообразие; можно даже сказать, что цивилизация и заключается в этом сосуществовании. Мировая цивилизация не могла быть ничем иным, кроме как коалицией, в мировом масштабе, культур, каждая из которых сохраняла бы свою оригинальность. Священная обязанность человечества — охранять себя … от склонности приписывать статус человечества одной расе, культуре или обществу, и никогда не забывать, что никакая часть человечества не обладает формулами, приложимыми к целому, и что человечество, погруженное в единый образ жизни, немыслимо».