– Эй, цу Чэн! – окликнул табэй ближайшего командира десятки, – Вот тут человек говорит, что ему не заплатили. А это нехорошо, верно?

Цу, широко улыбаясь, повернулся к Хэбэю, на ходу вытаскивая свою плеть:

– Верно, нехорошо, господин табэй! Должно быть, мы должны обойтись с этим наглым оборванцем по справедливости!

Хэбэй понял теперь, что, когда он подавил свое первоначальное желание сигануть по ветке за ограду, это было неверным решением. Как и все, абсолютно все в этот воистину несчастливый день.

Как говорится, из огня спасают самое ценное. Поэтому, плюнув на все, Хэбэй скинул свою ношу в грязь и сам повалился на колени, прижавшись щекой к красному узорчатому сапогу.

– Пощадите, господин табэй! – завопил он с нотками натурального ужаса, – Я всего лишь посыльный!

Табэй с удовольствием сплюнул на согнутую у его ног фигуру, попав Хэбэю точнехонько в плешь.

– Так и быть, я тебя прощаю, – милостиво сказал он, – А тебе, Е-сан, надлежит рассчитаться с этим человеком. Я, пожалуй, зайду это проверить. Надеюсь, та девственница-бьетка, что ты мне обещала, к тому времени уже будет здесь?

И-Лэнь, первая фрейлина Ее величества императрицы-матери, Госпожи Хризантем, сидела рядом со своей госпожой до того неподвижно, что казалось, в прическе у нее спрятана наполненная до краев чаша. Конечно, все они уже знали, почему нынче лицо Первой Фрейлины столь бесстрастно: известие о том, что ее дочь, бессменная и единственная фаворитка императора, впав в немилость и не выдержав горя, покончила с собой, разнеслась со скоростью пожара.

Ко всеобщему изумлению, господин Шафрана был безутешен. Он немедленно изгнал Ло Фу, с которым в тот злополучный вечер соизволил играть в шашки, мотивировав это тем, что бедняга " потакал его бессердечности". Несколько дней не принимал, переполошив весь двор, и даже теперь, спустя почти половину луны после случившегося, распорядился поменять свои покои, в которых жил последние пять лет, на комнаты, принадлежавшие его отцу, покойному императору… " Здесь все слишком напоминает мне о ней" – заявил он слегка ошарашенному этим взрывом скорби Цао.

Тело утопленницы искали несколько дней, но безрезультатно. Наконец, чтобы унять безбрежную скорбь, завладевшую Солнцем Срединной, Цао осмелился в самых возвышенных выражениях предложить господину воздвигнуть пагоду на месте гибели своей возлюбленной " дабы имя ее и несравненная любовь к ней величайшего из императоров остались в веках". Шуань-Ю на это только рассеянно кивнул.

Госпожа Хризантем все это время была с И-Лэнь приветлива, будто с родной дочерью. С милостивой улыбкой позволяла нести веер, отпускала, заботливо повелев " отдыхать". Однако И-Лэнь понимала отчетливо: очень скоро ей начнут подыскивать замену. Она потеряла всякий интерес для своей госпожи. Даже удивительно, что императрица не избавилась от нее столь же быстро, как Шафрановый Господин удалил от своей персоны господина Тоя.

Сейчас императрица, маленькая женщина с некрасивым, сморщенным, словно сушеная слива лицом, делала вид, что слушает чтение одной из новеньких фрейлин, красивой молоденькой жены судьи по имени Гань Хэ. Та читала хоть и с выражением, однако И-Лэнь с легким раздражением отметила, что и ее старинный сюжет занимает мало. Пара фрейлин постарше откровенно зевала, прикрывая рот веерами. И-Лэнь хорошо знала Жень Э и знала, что та явно что-то обдумывает – у нее всегда в минуты нелегкого выбора появлялась эта привычка нервно сплетать пальцы – лицо их всех с детства приучали держать совершенно неподвижно.

Это было и к лучшему. Позволь она себе сейчас двинуть хоть одним мускулом – и безупречно накрашенная маска треснет, расколется, а под ней весь мир увидит стареющую, потерявшую всякую надежду женщину. И-Лэнь в сотый раз прокляла тот день, когда своими руками обрезала дочери волосы, направляясь на аудиенцию к императору. Тогда она еще не могла знать, что девочка настолько приглянется Шафрановому Господину. Но ведь сделали они это не без умысла, сознательно желая привлечь к О-Лэи внимание? Насколько было бы хуже, останься они в Восточной Гхор, покорно ожидая, когда о них вспомнят? И-Лэнь понимала, что именно ее честолюбие привело их всех сюда в ту осень. И вот О-Лэи пала его жертвой. Как ей теперь жить с осознанием этого?

Императрица пошевелилась и молоденькая фрейлина споткнулась на середине фразы. Жань Э смягчила очевидную скуку милостивым жестом:

– Пожалуй, на сегодня довольно. Нам доставило удовольствие твое чтение. Но сейчас оставьте меня.

Фрейлины, вставая, зашелестели одеяниями и гуськом потянулись к дверям, выполняя сложные дворцовые поклоны, за которыми еле скрывали свое облегчение. Однако, когда И-Лэнь тоже поднялась, морщинистая рука императрицы накрыла ее пальцы – жест неслыханной милости.

– Останься, деточка.

В другое время И-Лэнь, верно, обомлела бы от такой нежности. Однако сейчас она просто осталась сидеть, равнодушно глядя в пространство перед собой. Ей показалось, что выходящая последней новенькая фрейлина как-то странно, виновато улыбнулась ей. Словно сожалея о чем-то. Ей, впрочем, тем более не было до этого дела.

Императрица пожевала узкие губы, потом встала.

– Пойдем, – сказала она без предисловий.

Они находились в Жемчужном Зале – одном из девяти просторных, пышно убранных залов в крыле императрицы. Жемчужным он был назван за особый, серебристый с жемчужным отливом цвет занавесей и обитых шелком стен с вышитыми на них морскими сюжетами. Огромные напольные вазы тоже продолжали морские темы, изображая огромных пучеглазых рыб, морских звезд и длинные пушистые нити водорослей. Императрица отворила дверь, соединявшую Жемчужный зал с небольшой галереей, ведущей в ее личную опочивальню. И-Лэнь послушно двинулась за ней, испытывая смешанное чувство усталости и любопытства. Промелькнула мысль, что со стороны Жань Э было бы жестоко сейчас играть с ней в свои обычные игры. Императрица миновала спальню, заставив встрепенуться сонных прислужниц, и вывела И-Лэнь в крошечный садик, примыкавший к ней.

И-Лэнь доводилось бывать здесь несколько раз, – в те, далекие времена, когда она еще была беспечной молоденькой фрейлиной, по уши влюбленной в самого блестящего куаньлинского стратега, и недавно отпраздновавшей рождение их общей дочери. Дочери… И-Лэнь подавила рвущийся наружу всхлип и ускорила шаг.

Садик был действительно мал. Везде, за пределами Девятого Чертога, уже давно облетели листья, и даже уже пару раз выпадал снег, знаменуя приход зимы. Однако здесь, благодаря неусыпным заботам садовников, еще пышно цвели поздние хризантемы, диковинные растения с дальнего юга в стеклянных колпаках тянули к слабому солнцу свои огромные желтые и синие трубчатые цветки. Несмотря на их тонкие шелковые одеяния, не было холодно – должно быть, сад обогревался системой труб с горячей водой, как и остальные помещения в зимнее время

Императрица подошла к квадратному бассейну, накрытому стеклянной сферой, блестевшей, словно огромный фонтан.

– Погляди внутрь, – мягко сказала Жань Э. И-Лэнь послушно подошла и в следующее мгновение отпрянула, побледнев под своими белилами: в бассейне, засыпанном песком и украшенном несколькими причудливыми корягами извивались яркие ало-желтые змеи. Десятка два, не меньше. Должно быть, под бассейном проходят обогревательные трубы, если они не заснули против своей природы, подумала И-Лэнь, не в силах подавить отвращение.

Посмотрев на императрицу, И-Лэнь увидела, как Жань Э заворожено смотрит вниз.

– Я распорядилась создать этот бассейн после того, как умер последний брат моего сына, – проговорила Жань Э. Это было в прошлом году, вспомнила И-Лэнь, господин Шафрана распорядился устроить похороны, достойные наследника.

Теперь И-Лэнь поняла. Преодолевая дрожь, она сделала шаг и встала рядом с императрицей. У Жань Э было трое сыновей. Остался один. Быть может, он имеет отношение к безвременной смерти своего брата. Быть может, нет. Кто знает?