Но из-за угла уже приближалась неумолимая Егоркина смерть.

Это был бульдог Рекс, гроза приморских собак. С отвисшей нижней челюстью, с лошадиной грудью, с придавленным противным носом, он был страшен.

Что ж, конец пришёл Егорке? Похоже было, что так. Мутные кровожадные глаза Рекса были совсем рядом.

Могучими ударами бульдог отшвырнул собак, захрипел от ярости, разомкнул свою пасть, похожую на пропасть, и вдруг… тяжело отлетел прочь.

Тут и на всю собачью свору, словно с неба, посыпались удары ремнями. Все сполна получили свои порции, а две одинаковые собачонки получили даже по две — уж очень были они одинаковы.

Вся свора, поджав хвосты и визжа, кинулась в разные стороны. Собачонка, похожая на рукав от полушубка, неслась впереди всех и визжала на весь город.

А два подводника, Клюев и Бачков, надели свои ремни и вытерли с лица пот.

— Ну, Бачков, — сказал Клюев, — вовремя мы поспели!

— Как раз в самый раз, — улыбался Бачков, нагибаясь над неподвижным медвежонком. — Через полминуты осталась бы от медвежонка одна шкура.

— Да и та дырявая, — добавил Клюев и вскрикнул: — Ба-ба-ба! Да на нём ремень-то краснофлотский!

Бачков расстегнул на Егорке ремень и прочитал на нём: «Егорка. Черноморский флот».

Егорка лежал, еле переводя дух, уткнувшись носом в разрыхлённый песок и тяжело дыша. Он мог бы ещё долго драться и дорого продал бы свою жизнь, но неожиданная помощь отняла у него все силы. Наконец он зашевелился и благодарно взглянул на краснофлотцев.

— Ух ты, какой славный парнюга с хвостиком! — засмеялся Клюев.

— Славный, да не наш! Ну, что ж делать? — почёсывая в затылке, сказал Бачков. — Куда же мы Егорку денем?

Клюев присел на корточки, положил ремень Егорки себе на колено, достал карандаш, послюнявил его и после слов «Черноморский флот» красиво вывел: «Подводная лодка «Тигр». Поставив жирную точку, он сказал:

— Вот куда!

— Есть! — весело отозвался Бачков, поднял Егорку на руки, и краснофлотцы поспешили на свою базу.

Между прочим

Через полчаса на базу подводных лодок, в комнату дежурного командира, явились с берега два краснофлотца и отрапортовали:

— Товарищ лейтенант! Краснофлотцы Клюев и Бачков с берега явились… С медведем, товарищ лейтенант!

— Хорошо, что не с тигром, — ответил дежурный командир, не подымая головы от стола и предполагая, что краснофлотцы шутят.

— Как раз в самый раз мы и принесли медведя на «Тигр»! — сказал Бачков.

— Ничего не понимаю! — обернулся командир. — Что такое?.. Ба! И в самом деле медведь!

— Так точно, — степенно начал Клюев. — Звать Егоркой. А посмотрите, какой он расчудесный, товарищ лейтенант! И это будет первый на свете медведь-подводник. Разрешите, товарищ лейтенант, в кубрик его?

— Ну нет, — сказал командир. — Самое ему подходящее плавание — прямым курсом в зоологический сад. У нас на базе своих зверей достаточно. И козлы есть и собаки, а теперь ещё и медведь. Завтра вы, того гляди, бегемота притащите. А мне что же, в укротители поступать? Нельзя, нельзя медведя на базу! Товарищ Клюев, отнесите его в зоологический сад.

Дежурный командир только было протянул руку к телефонной трубке, чтобы позвонить в зоосад, как послышались твёрдые шаги и вахтенный краснофлотец доложил:

— Командир соединения, товарищ лейтенант!

В комнату вошёл статный, с седыми висками командир подводного соединения. Лейтенант скомандовал:

— Смирно!

Он приложил руку к козырьку и чётко отрапортовал старшему командиру о том, что на подводной базе всё обстоит благополучно.

Принимая рапорт, тоже с рукой у козырька, командир соединения вдруг удивлённо поднял брови и заглянул куда-то за спину дежурного. И было видно, что он делает большие усилия, чтобы не рассмеяться.

Окончив рапорт, дежурный поздоровался с командиром соединения за руку, оглянулся и ахнул. На табуретке стоял медвежонок. Он держал лапу под козырёк и косился на командира соединения. Медная пряжка на его косматом брюхе так и сияла…

С берега возвращались другие краснофлотцы. Они толпились в дверях, заглядывали в окна и давились от смеха. Первым не выдержал командир соединения. За ним засмеялись и дежурный и краснофлотцы, а Бачков даже вытирал слёзы от смеха.

— Что на табуретке стоит медвежонок, это ясно, — сказал командир соединения, — но я не пойму, о чём он рапортует.

— Разрешите ответить? — нашёлся Клюев. — Товарищ командир соединения, медвежонок Егорка рапортует о том, что с берега явился и просит разрешения идти на свою лодку.

— А с какой же лодки медвежонок Егорка? — засмеялся командир соединения, сразу поняв, куда клонит Клюев.

— С подводной лодки «Тигр»! — щёлкнул каблуками Клюев.

— Это нужно доказать.

— Слушаюсь! — весело ответил Клюев, расстегнул на медвежонке ремень и показал его командиру соединения.

— «Егорка. Черноморский флот. Подводная лодка «Тигр», — прочитал тот. — Всё правильно. Можете идти.

Клюев и Бачков не стали дожидаться второго разрешения, подхватили Егорку и помчались с ним в базовый лазарет.

— Товарищ главный врач! — заторопил фельдшера Клюев. — Требуется срочная помощь подводному медведю Егорке, пострадавшему в неравном бою.

Фельдшер отшатнулся.

— Вы с ума сошли, братцы! — замахал он руками. — Да как же я стану его йодом-то смазывать? Он меня сам так смажет, что для меня во всех аптеках йоду не хватит!

— Товарищ главный врач! — настаивал Клюев. — Егорка — культурный зверь и медицину уважает. Пожалуйста, скорей, не то он и вправду рассердится.

— Пусть не уважает, только не кусает, — сказал фельдшер, косясь на медвежонка и доставая пузырёк с йодом. — Это что ж такое — медведя лечить! А кто меня потом лечить будет?

Егорка стоял на табуретке смирно и просительно глядел на фельдшера умными коричневыми глазами. Фельдшер вздохнул:

— Ну, пропадай моя телега, все четыре колеса! Приступаю к осмотру пострадавшего. Только держите его крепче за все ноги, руки и хвосты.

Фельдшер нашёл первую царапину и, закрыв глаза, вылил на неё крепкий йод.

Егорка задрожал мелкой дрожью, но стерпел.

А в это время на камбузе подводной базы кок Остапенко приготавливал к ужину рыбу. Он работал, напевая себе под нос и любовно поглядывая на свою скрипку. Кок только что вернулся с концерта московского скрипача, и музыкальное его сердце было полно прекрасными мотивами. Кок тоже хотел было взяться за смычок, но взялся за нож. Остапенко сначала был коком, а потом уж музыкантом.

Но он никак не мог отделаться от одного мотива, неосторожно махнул ножом и ударил себя по пальцу.

Хлынула кровь. Зажав палец фартуком, кок побежал к фельдшеру.

Когда кок явился в лазарет, фельдшер уже кончил перевязку. Некоторые раны оказались пустячными и были смазаны йодом, а две лапы и голову пришлось перевязать.

Егорка терпеливо выдержал всё, он лишь жался к Клюеву, тихонько повизгивал, и в глазах у него было мокро.

Но, как только в лазарет вбежал в своём поварском одеянии кок Остапенко, Егорка опрометью соскочил с табуретки и, ковыляя на трёх лапах, бросился на опешившего кока.

Боясь дохнуть и сказать слово, Остапенко, закусив губу, не без опасения смотрел на медвежонка. Тот ходил вокруг кока, работая носом и урча всё громче и громче.

— Скажите, пожалуйста, — пролепетал кок, — скажите, пожалуйста, товарищ фельдшер, или вы, товарищ Клюев, что этому товарищу медведю… Тьфу! Одним словом, что от меня косолапому нужно? Я, между прочим…

— А вы уж не земляк ли будете медвежонку, товарищ Остапенко? — фыркнул фельдшер. — Он Архангельского района, а вы какого?