РАССУЖДЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

^{которое следует считать продолжением третьего, предыдущего}

Среди предметов, плававших со мной на «Ра-2», была тетрадь в картонной обложке.

Половина ее исписана еще до путешествия и не моей рукой. Дальше — на многих страницах — колонки цифр, столбики плюсов и минусов, отрывочные фразы разными почерками: «о'кей», «не совсем», «неважно», «извините» и прочие, такие же содержательные. Будто мои спутники забавлялись, оставляя по очереди автографы на разлинованных листах.

Этих автографов с нетерпением ждали люди, интересы которых я на борту папирусного судна в меру сил и уменья представлял.

Судовому врачу «Ра» надлежало заниматься отнюдь не только практическим врачеваньем. Планировалась программа научных исследований, довольно обширная, и надо сказать сразу, что полностью выполнить ее не удалось. Прежде всего, мне не повезло как физиологу. Я думал, что проведу изучение водно-солевого обмена, но на «Ра» не было ни места, чтобы развернуть походную лабораторию, ни времени, да и сухопутная методика оказалась непригодной. Так что опыты эти, к сожалению, пришлось отложить.

Похожее вышло и с наблюдениями над вестибулярным аппаратом — они тоже были намечены и тоже, в общем, не осуществились.

Оставались задания, полученные от психологов.

Психологам наше плаванье давало идеальную возможность поставить эксперимент методом «вспомогательного „я“».

Метод этот в обыденной жизни известен еще с легендарных времен Гарун-аль-Рашида. Помните, как он инкогнито бродил по улицам ночного Багдада и заговаривал с горожанами? Ходжа Насреддин, неузнанный, в чайхане; Пушкин в красной рубахе среди крестьян на Святогорской ярмарке; Михаил Кольцов, за рулевой баранкой собирающий материал для репортажа «Три дня в такси», — все это в той или иной форме «вспомогательное эго», маскарад, предпринимаемый для того, чтобы увидеть явление «изнутри».

Впрочем, возможно, я здесь объединяю «вспомогательное „я“» с «включенным наблюдением». Первый термин — в ходу у психологов, второй — у социологов. Но социальная психология и социология настолько тесно связаны, и наблюдение так редко бывает чисто регистрирующим, пассивным, что можно пренебречь терминологическими оттенками: там и тут исследователь включается на правах участника в подопытную среду, что позволяет ему взглянуть на вещи более пристально и всерьез.

Мои друзья и коллеги хотели обязательно, чтоб всерьез. Они беспокоились, как бы мое «я», когда оно станет «вспомогательным», не попало впросак, и сочинили инструкцию, длинную — на добрую половину тетради в картонной обложке, — трогательно подробную, со сносками и примечаниями («Не забывать выключать прибор! Подсядут батареи!»), с прощальной припиской: «Счастливый путь, Юра! До встречи!»

Три четверти инструкции относились к «гомеостату» — тому самому, который требовалось «не забывать выключать».

Представьте себе несколько душевых кабин, в которые вода поступает последовательно. Теперь пусть в кабины войдут люди и, манипулируя кранами «Гор.» и «Хол.», попытаются создать себе оптимальную температуру для мытья. Нетрудно догадаться, что это займет немало времени, так как сосед будет мешать соседу, бросать его то в холод, то в жар, пока наконец действия всех не согласуются.

Говорят, что именно в душевой профессору Федору Дмитриевичу Горбову пришла мысль об устройстве, на котором можно моделировать групповые взаимосвязи.

У меня был с собой «гомеостат», рассчитанный на трех операторов. Это значило, что три испытуемых могли одновременно взяться за ручки потенциометров и постараться как можно скорее загнать индикаторные стрелки на нуль. Однако электрическая схема приборов была такова, что, гоня свою стрелку, каждый создавал помехи стрелкам соседей — то есть требовалось, как в примере с душем, нащупать равнодействующую, согласовать манипуляции, выработать индивидуальную тактику с учетом стратегии общегрупповой.

Переговариваться и командовать не разрешалось: смотри на стрелку, улавливай ритм ее прыжков и самостоятельно принимай решения.

Тут сразу возникают сшибки характеров: кто-то беспорядочно крутит верньер, кто-то сердито отстраняется: «Ничего не выйдет, аппарат неисправен!», а иной возьмет и уведет свою стрелку влево от нуля, как можно дальше, чтобы зашкалило, — тогда у партнеров стрелки на столько же отклонятся вправо, их будут лихорадочно посылать на место и тем сообща помогать тебе, и ты добьешься победы раньше остальных, потому что применил тактику не ведомого, а лидера, заставил всю группу себе служить.

Любая подробность подлежала занесению в протокол: кто как себя вел, кто раньше закончил, сколько секунд или минут затратила на задание группа в целом.

Постепенно следовало задачу усложнять, перераспределяя ток, с тем чтобы движение стрелок становилось несимметричным. Сосед отклонил стрелку чуть-чуть, а у тебя она прыгнула в противоположную сторону на целых полшкалы; посторонние влияния стали сугубо мощными. Если все же их нейтрализуешь — значит, твой KB[1] достаточно высок.

Обо всем этом можно рассказывать долго, но боюсь слишком отвлечься.

Кроме «гомеостата», в моем арсенале были разнообразные тесты.

С тестами пришлось повозиться, особенно с так называемым Миннесотским опросником, — о нем инструкция предупреждала сочувственно: «…Значительная по времени работа, но она необходима». Шутка ли — 566 вопросов, касающихся самых различных сторон личности!

Хорошо хоть формулировки предполагали лишь односложный ответ, да или нет, плюс пли минус. Я зачитывал по порядку строку за строкой из длиннющего перечня. Некоторые из них в наших обстоятельствах звучали комично: «205. Иногда я не могу удержаться от того, чтобы где-нибудь что-нибудь не стянуть». Испытуемые ставили в своих листках под соответствующим номером соответствующий значок: «минут, минус, минус, минус, минус-плюс («не знаю, не уверен точно»), минус, минус, плюс…».

Выяснялись любопытные вещи. Оказывалось, между прочим, что ни Тур, ни Норман, в отличие от Жоржа и Карло, не испытывают повышенной тяги к путешествиям, что всем, кроме Карло, нетрудно разговориться в автобусе с незнакомым человеком, что Жоржа не волнует, как думают о нем другие, а Сантьяго и Нормана — волнует, и очень, — но, разумеется, не ради подобных «открытий» огород городился. Результаты опроса должны были быть обработаны всесторонне и тщательно, позднее, на берегу.

Использовались и другие опросники, кроме Миннесотского, — тест Солла-Розенцвейга, например: серия из двадцати четырех картинок, и на каждой — неприятная ситуация. Гостья разбила любимую вазу хозяйки, официант нагрубил клиенту, шофер не доставил вовремя пассажира к поезду. Представь себе, что пострадавший — ты, и кратко, не раздумывая, вырази свое отношение к событию.

Показываю товарищам картинку: расстроенный портье вручает постояльцу полуразорванную газету. Над головой портье, в «пузыре», — его извинения: «Простите, ради бога, это мой мальчик, он нечаянно…» Что бы сказали на месте постояльца?

Тур (незлобиво, но чуть саркастически): Я полагаю, газету еще можно прочесть?

Сантьяго и Жорж (мирно): О'кей, забудем.

Карло (с огорчением): Что за шалун! Вы не должны были давать это ребенку!

Мадани (сдержанно): Ладно, но не давайте детям чужие вещи.

Следующая картинка. Двое ссорятся. «Вы лжец, и вы сами это прекрасно знаете!» — бросает в лицо один другому.

«Если я и лгу, то не так хорошо, чтобы самому верить в это», — парирует Тур.

Сантьяго переходит в нападение: «Почему?! С чего вы взяли, что я лжец?!»

Жорж и Карло испытывают желание оправдаться: «Вы не правы», «Вы ошибаетесь».

Мадани недоумевает: «Пардон, не ослышался ли я?»

Игра? Да, и нехитрая, с ее вариантами вы могли встретиться, скажем, на страницах журнала «Наука и жизнь» или «Семья и школа». Она непритязательна, но в то же время дает материал для психологических изысканий. В ее ходе определяется, как испытуемый реагирует на ф р у с т р а ц и ю, то есть на условия, когда нужно внутренне напрячься, чтобы преодолеть определенную трудность.