— Учительницей? — Он снова оглядел её, на этот раз недоверчиво. — Где же?

Лена почувствовала, как уверенность оставляет её.

— В Мариуполе. Вообще-то я одесситка, но была там в эвакуации, — сказала она, стараясь поскорее уйти от этого странного человека, который привязался к ней с вопросами.

Но он пошёл следом за ней.

— Так что же ты не обратишься в школу?

— Ну что вы! В Одессе устроиться в школу невозможно. Я ищу любую работу.

— А родители тебе не помогают?? — У меня никого нет.

Он допрашивал её дотошно, но в его тоне была доброжелательность, и это заставляло Лену ему отвечать, к тому же, судя по морской форме, он работал в порту, и такое знакомство могло оказаться полезным.

— Как тебя зовут?

— Лена Бутенко.

— Почему же ты убежала из Мариуполя?

— Я не убежала. К городу подходил фронт, и жителям приказали эвакуироваться. А я одесситка. Куда же мне было деваться, приехала в Одессу.

— Тебя здесь уже прописали?

— Да, конечно, — и она протянула ему паспорт.

Он долго и внимательно разглядывал её фотографию, словно хотел удостовериться, не приклеена ли она к чужому паспорту.

— Ты видать, девушка энергичная, — сказал он наконец — могу тебе помочь. Я инженер, зовут меня Александр Васильевич, фамилия — Ткачевич, — и после небольшой паузы добавил: — В уборщицы пойдёшь?

— Пойду, — с готовностью сказала Лена.

— Есть у меня ещё одна должность. Рассыльной в диспетчерскую…

— Пойду! — радостно повторила Лена. Счастливая случайность! Она мгновенно представила себе, как на законном основании, не вызывая ни у кого подозрений, с пакетами в руках ходит по всему порту, — что может быть лучше?!

— Но с этим придётся подождать, — закончил Ткачевич. — Одна старуха работает, но, наверно, скоро не выдержит. От беготни совсем разваливается. Придётся тебе пока немного с метлой походить.

С моря дул лёгкий ветер, шелестя верхушками платанов, на которых кое-где ещё сохранились листья. В толстой коре этих деревьев ещё со времён гражданской войны застряло немало осколков от снарядов и бомб. Но, несмотря на раны войны, весной они вновь распускаются, и кроны их, соединяясь, образуют тенистые арки.

Много есть в Одессе таких мест, которые хранят воспоминания о Ленином детстве. Вот на этом углу, совсем ещё маленькой, она уронила на тротуар земляничное мороженое. Какое это было горе! Мать ей купила другую порцию, но та, которая упала, казалась Лене холодней и слаще; она плакала и долго не могла успокоиться. А вон в том высоком доме с колоннами она выступала на сцене, танцевала с другими ребятами, ей аплодировали, и после концерта директор Дома культуры подарил ей куклу с закрывающимися глазами. Она смутилась, потому что уже считала себя большой и в куклы не играла, но подарок взяла и чувствовала себя счастливой.

Лена свернула на улицу Пастера и замедлила шаг. Можно е торопиться в такой солнечный денёк. Тем более что у неё хорошее настроение и она с удовольствием и облегчением думает о том, что наконец сделан первый важный шаг к поставленной цели.

Глава седьмая

БОРЬБА УМОВ

Через два дня Лена уже получила пропуск в порт, на котором было написано, что она является служащей «Кригсмарине Зеетранспортштелле», что в переводе с немецкого означало «Управление военно-морских перевозок».

Её обязанности были не столь сложны, сколь утомительны. С раннего утра и до вечера в бригаде чернорабочих она подметала склады, помогала грузить зерно, убирала и мыла полы в конторе управления.

Одесский порт раскинулся вдоль залива на много километров. Отступая, советские войска его почти не разрушили, надеясь вскоре вернуться.

Заняв Одессу, гитлеровские власти отдали приказ всем портовикам приступить к своим обязанностям. Но большинство портовиков эвакуировались и ушли с армией. Немцам пришлось набирать новый штат.

Портом теперь распоряжался Попеску. На все важные посты он поставил прибывших с ним специалистов и тех из русских, кто проявил желание служить под его начальством. Среди них был инженер Ткачевич. Он вскоре пошёл на повышение, его репутация казалась Попеску безукоризненной. Тем более что Ткачевич представил неопровержимые доказательства того, что в годы гражданской войны служил офицером у Врангеля, преследовался за это Советской властью и, естественно, при первой же возможности перешёл на сторону новой власти.

Ткачевич был строг с подчинёнными и проявлял должное рвение в выполнении приказов начальства. И теперь, когда Лена издали видела его то на одном, то на другом причале, он казался ей важным и недоступным.

И всё же, изредка встречаясь с ним, — это обычно случалось в те дни, когда она убирала контору управления, — она всегда улыбалась ему как старому знакомому, а он, суховато кивнув, проходил мимо. Своё обещание перевести её на другую, более лёгкую работу он словно забыл, ей было неудобно ему напоминать. Ведь он и так много для неё сделал.

Однажды, это было на третий или на четвёртый день её ты в порту, Лена вернулась домой особенно усталая и раздражённая.

— Что случилось? — спросила Надя. — Устала?

Лена досадливо наморщила лоб.

— Ах Надька! В порту столько возможностей, а я хожу к дура! Ни немецкого языка не знаю, ни румынского! Что вокруг говорят, не понимаю! А как много важного можно было бы узнать!..

— Да будет тебе психовать, — старалась успокоить её Надя. — Ты и так сумеешь. А я сегодня радио слушала!

— Ну, что там говорили? — спросила Лена, несколько успокаиваясь.

— Наши уже к Херсону подходят.

— Теперь всё понятно!

— Что понятно?

— Понятно, откуда в порту столько появилось раненых немцев и румын. Их грузят на корабли. Будут эвакуировать. А сегодня утром пришли транспорты с войсками. Разгружаются…

Лена обедала, а Надя сидела напротив неё, подперев ладонями щёки, и рассматривала её покрасневшие, в ссадинах руки.

— Чего ты сегодня такая сердитая? — спросила она.

— Мне кажется, Надька, нам вдвоём с тобой не справиться.

— Неужели ты Вальку в покое оставишь?

— Нам в порту люди нужны. Приглядываюсь ко всем, думаю, с кем бы поговорить начистоту. Подсяду к человеку, и, кажется, вот только намекну ему, и он меня поймёт, а заговорить — душа не пускает!

— Провала боишься?

— Да разве дело во мне самой! Неохота помереть, ничего не успев сделать.

Приказ, который девушки получили накануне вылета, предписывал им на месте подобрать себе помощников. Первая же встреча с Валей показала, как это бесконечно сложно. Тысячи людей вокруг, и наверняка кто-то только и ждёт нужного слова, но как этого человека найти?

Лена долго присматривалась к своему бригадиру Марии Афанасьевне, старой женщине с крепкими и сильными руками. Однажды в перерыве, когда Лена присела на ящик рядом с Марией Афанасьевной, та медленно оглядела порт и задумчиво проговорила:

— Всю Россию нашими руками вывозят! И заводы, и продукты. А мы смотрим! Ах, не люди мы — человеки!.. — И замолчала, крепко сжав тонкие губы.

И Лена с ней заговорила. Начала издалека. Мария Афанасьевна внимательно слушала её, стараясь понять, к чему клонит эта маленькая худощавая девушка.

Поощрённая молчанием, Лена всё ближе и ближе подходила к своей цели. Нужно бороться. И есть люди, которые знают, что надо делать. Если только Мария Афанасьевна хочет…

— Подумаю! — уклончиво ответила ей Мария Афанасьевна. — Подумаю. Ты больше мне ничего не говори. Коли решу, сама тебе скажу, — и, поднявшись с ящика, ушла, оставив Лену в растерянности.

Ни на другой день, ни на третий она ответа не дала и делала вид, что Лену почти не замечает. Эта отчуждённость вызвала у девушки тревогу. Работая, она исподволь наблюдала за бригадиршей, стараясь понять, просто ли Мария Афанасьевна избегает опасного общения или настроена к ней враждебно.

Прошло ещё несколько дней. Однажды Лена с утра работала на небольшом складе, пересыпала лопатой зерно, чтобы оно не «горело». Примостив своё грузное тело на опрокинутый ящик и орудуя большой иглой, Мария Афанасьевна неподалёку от неё чинила мешки. Пахло прелью, и трудно дышалось от мелкой пыли. До перерыва оставалось ещё минут сорок, как вдруг в глубине склада гулко загремела железная дверь, стремительно деловой походкой вошёл инженер Ткачевич.