Наконец-то усталые ноги привели её домой.

Но как только она подошла к воротам, её тут же живо окликнула старуха.

— К вам приходила сюда пигалица. Девочка лет четырнадцати. Тебя с Леной спрашивала!

— Кто такая? — удивилась Надя.

— Маленькая и худущая.

Теряясь в догадках, Надя решила ждать у ворот. Если девочка придёт снова, она поговорит с ней во дворе. Осторожность прежде всего.

— Иди домой, — сказала старуха, — а я подежурю. Как снова явится, так пошлю.

Но Надя продолжала болтать со старухой, обрадовавшейся, что у неё появилась собеседница. Когда из ворот выходили эсэсовцы, нагруженные свёртками, старуха мгновенно умолкала, провожая их хитроватым взглядом своих выцветших глаз.

Скрывая тревогу, Надя внимательно всматривалась в каждого прохожего. Когда же вновь появится странная девочка? И всё же Надя проглядела её и увидела только тогда, когда она внезапно появилась из-за ближайшего дерева. Действительно, совсем маленькая, щуплая, в меховой шапчонке с ушами, тоненькие ножки в ботинках, серое короткое пальтишко.

— Вот она! — воскликнула старуха. — Она тебя и спрашивала.

— Кого тебе? — настороженно спросила Надя, разглядывая серьёзное и совсем ещё детское лицо девочки.

— Мне нужна Лена Бутенко или Надя Зайцева, — сказала девочка.

— Пойдём со мной, — сказала Надя с плохо скрываемой радостью.

Когда девочка поела, напилась горячего чаю и отогрелась после долгого блуждания по городу, Надя уже знала, что её зовут Катей Адамчук, что ей восемнадцать лет, хотя этого возраста ей никто не даёт, что вчера она приземлилась с парашютом в районе деревни Гниляково и близ неё в яме закопала долгожданные батареи, запасные части к рации и пятнадцать тысяч немецких марок. Целое богатство!..

И вот всё повторялось вновь. Лена и Надя, как это уже было не раз, снова сидели и ломали головы над тем, как пронести через многие кордоны опасный груз. Но теперь они уже были не одни, с ними были Миша и Катя.

Миша и Лена достали пропуска на право выхода из Одессы и долго бродили с Катей по дорогам в поисках заветной ямы.

Все поля и овраги вокруг Гнилякова казались Кате одинаковыми. Она никак не могла восстановить в памяти точные приметы того места, где закопан груз.

Чтобы избежать неприятностей на работе, Мише пришлось вернуться в Одессу. Через день ушла и Лена, ей тоже нельзя надолго исчезать из порта. Маленькая Катя осталась одна…

Ещё долго бродила она по студёным, заснеженным полям, пока вдруг не заметила лямку своего парашюта, торчавшую из-под сметённого ветром снега.

Сгибаясь под тяжёлой ношей, она вышла на дорогу и много часов шла по ней, без всякой надежды на то, что кто-нибудь ей поможет. Когда её стала нагонять телега, на которой ехали двое старых людей, она даже не оглянулась. Но старик, державший вожжи, остановил лошадь и предложил девочке подвезти её.

Старики привезли Катю к себе домой и, желая ей помочь, хозяин снял с телеги поклажу. По её весу он понял, что в мешке, кроме картошки, есть ещё кое-что, и, выбрав момент, пока Катя с полотенцем в руках вернулась в комнату, он без обиняков сказал ей:

— Мы понимаем, дочка, что ты парашютистка, и хотим помочь тебе. Самой тебе в Одессу не пройти. Мы тебя отвезём на лошадях.

Катя ничего не ответила. Она провела бессонную ночь. Хотя старики и не казались ей подозрительными, но кто его знает, кем они могут оказаться на самом деле.

На другое утро старый Остапчук запряг лошадь, сам отнёс в тележку Катин мешок, наложил сверху два мешка картошки и сказал Кате:

— Залезай! Поехали.

Старик решил ехать по льду лимана, в объезд полицейских постов. Но уже бурно наступала весна. Тонкий лёд не выдержал тяжести, и, когда они были уже далеко от берега, лошадь провалилась в воду.

На счастье, передние колёса повозки удержались на льду. Остапчук, по пояс в воде, с помощью Кати вытащил на лёд лошадь, а затем повозку. Окоченевший, в твердеющей от холода одежде, он продолжал путь, как ни уговаривала его Катя вернуться.

Остановились в ближайшем селе. Старик пообсох в тёплой хате и через несколько часов снова запряг лошадь.

Вечером Катя со своим тяжёлым мешком вошла в дом номер восемь по Градоначальнической улице. А старик Остапчук повернул домой. И он совершил маленький подвиг в этой большой войне.

Какое счастье, что Катя доставила батареи и теперь можно работать, не жалея энергии! Выполнив задание, Катя должна была сразу покинуть Одессу, направиться в Николаев и там, у своей тётки, дожидаться прихода советских частей. Но события развивались так стремительно, что к тому времени, когда Катя собралась в Николаев, все дороги были забиты откатывавшимися к Одессе немецкими и румынскими войсками. Пробираться по этим дорогам было опасно и, кроме того, уже бессмысленно.

Миша предложил устроить Катю у своей матери. Лена сообщила в штаб о своём решении оставить Катю и получила на это согласие. Через несколько дней Катя была уже легализирована.

Она оказалась очень деятельным членом группы. Лена поручила ей наблюдать за передвижениями вражеских войск по Николаевской дороге. Катя отправилась в путь и к вечеру добралась до одного из придорожных посёлков. Там она познакомилась с женщиной, у которой на руках были две маленькие дочки. Катя сказала ей, что может остаться у неё в доме, чтобы ухаживать за её дочками, и обещала, что будет много с ними гулять. Женщину её предложение очень обрадовало.

Так совсем неприметная на вид девчонка стала контролировать движение полков и дивизий немецкой армии.

Глава одиннадцатая

СТО ВОСЕМЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ КИЛОГРАММОВ ДИНАМИТА

Удивительна Потемкинская лестница. Когда поднимаешься по её широким каменным ступеням, кажется, что она устремлена прямо в небо. И от этого чувства нельзя отделаться, сколько бы раз ты по ней ни поднимался. И ещё она напоминает о детстве и о первом свидании. А когда ты стоишь на верхней площадке, чувствуя на себе внимательный взгляд бронзового Дюка, сжимающего свиток плана Одессы, и перед тобой морская даль в сиреневой дымке, тогда приходят думы…

Город сильнее войны и несчастий. Усталый, с нахмуренными, потемневшими фасадами домов, он расправляет морщины под весенним солнцем.

Всякий раз, когда Лена возвращалась из порта, она медленно шла по шумной Дерибасовской.

Ещё недавно, казалось, Дерибасовская забыла о войне. Да и называлась она улицей Антонеску. Женщины в ярких шелках, с длинными завитыми волосами обходили магазины, а за ними тащились денщики с корзинами для покупок. Сегодня эти женщины, растеряв надменность, сами таскают в порту по трапам кораблей свои чемоданы. Сколько раз за последние десятилетия над Одессой нависало слово «эвакуация»?! И опять оно мечется по улицам. На ящиках и связках каких-то дел, сваленных в кузов грузовика, сидит немолодой человек в сером котелке; в своём жалком положении он изо всех сил старается сохранить респектабельность. Да ведь это её старый знакомый «губернаторский чиновник». Два офицера в форме цвета хаки и в фуражках с очень широкой тульей, придающих им опереточно-горделивый вид, неистово стучатся в закрытые двери ресторана «Чёрная кошка». Швейцар с обмякшей бородой, приоткрыв дверь, кричит:

— Господа! Ресторан закрыт! Эвакуация!..

Дойдя до конца Дерибасовской, Лена остановилась. На круглой тумбе, рядом с порванной афишей, извещавшей, что в театре Василия Вронского состоится премьера — бенефис артиста Николая Сергеевича Фалеева, комедия-фарс «Ни минуты спокойствия», — косо наклеена напечатанная на грубой обёрточной бумаге военная сводка немецкого командования, извещающая о новых победах. Но никто не останавливается! Пожар в нефтегавани, полыхавший всю ночь, взрывы цистерн с бензином, как артиллерийская канонада, не давали городу уснуть.

И всё же Одесса оставалась прекрасной. Платаны с чёрными узловатыми ветвями, казалось, широко раскинули руки и глубоко вдыхают тёплый морской ветер. Скоро на город обрушится первый весенний дождь. И тогда уже совсем близко лето…