– Отличающийся тем, что стороны верхней и нижней усеченной пирамиды имеют размеры, оптимальным образом соответствующие целевому назначению устройства, – диктовал Уваров, а Таня за ним записывала.

Рудаки восхитился их крючкотворскими талантами, сказал, что он, по-видимому, тут явно лишний, и вскоре ушел, пообещав, что за ним не заржавеет и что сборы там всякие он заплатит, когда до них дойдет. А о предложении Раевского тут же забыл и, как вскоре выяснилось, зря.

Раевский позвонил через неделю, причем позвонил Иве и сказал, что приглашает их на презентацию «ковчега реинкарнации» в казино «Мечта».

– Что это за ковчег такой? – спросила Ива.

– Да так, – ответил Рудаки, – свой перформанс один мой знакомый авангардист так назвал.

Иву он посвящать во все эти дела не хотел и надеялся, что она на презентацию не пойдет, потому что как человек культурный все эти перформансы и прочие инсталляции не жаловала.

– Ты что, пойдешь? – спросила она.

– Надо бы пойти.

– Тогда и я пойду, – решила Ива, – а то знаю я эти ваши презентации.

Пришлось пойти вместе.

Презентация состоялась днем в воскресенье, вход был бесплатный и народу в зале набралось много, очевидно, по случаю выходного и неважной погоды. Руководил всем Раевский во всем великолепии черного смокинга с шелковыми отворотами, белой сорочки и темно-красной бабочки в горошек. Он тут же подскочил к Рудаки, и тому пришлось представить его Иве.

– Что же вы презентуете? – поинтересовалась вежливая Ива.

– Как? – удивился Раевский. – Разве Аврам Мельхедекович вам не сказал? Гроб, гроб особой конструкции, называемый «ковчег реинкарнации», – и вручил им по красочной рекламной брошюре.

– Куда ты меня привел?! – возмутилась Ива, когда «гробовщик» умчался на сцену.

– Ладно, – миролюбиво сказал Рудаки, – посидим немного и уйдем – не мог я отказаться, родственник это моих старых друзей, – соврал он, – помнишь Таню и Борю из патентной конторы – так это Борин какой-то племянник что ли.

– Ну хорошо, – согласилась Ива, – только недолго, а то противно все это как-то.

Противно все и было. Начиная с рекламной брошюрки, на которой был изображен роскошный гроб с кистями и под ним девиз «Гроб – не роскошь, а средство перемещения». Текст гласил, что фирма гарантирует быстрое и удобное перемещение покойников в другую жизнь, «жизнь после смерти», как там говорилось, с помощью «ковчега реинкарнации» – гроба специальной конструкции, на которую у фирмы имеется патент. Приводился текст патента, написанный стараниями Тани и Бори витиевато и звучащий потому загадочно и интригующе: «Устройство, используемое в похоронном обряде с целью оптимизации, состоящее из двух усеченных пирамид, верхней и нижней…»

– Дают ребята, – опять восхитился Рудаки крючкотворскими талантами своих приятелей.

Для получения такого устройства надо было заключить с фирмой договор. Дальше перечислялись условия и льготные категории граждан, но Рудаки об этом прочитать не успел, так как началось действо.

Действо было задумано и осуществлено с размахом. На сцене, на покрытом черным бархатом помосте стоял роскошный гроб, тот самый, что был изображен на обложке рекламы, а над ним висел огромный поясной портрет личности, напоминавшей изрядно постаревшего и сильно потасканного Че Гевару.

Только Рудаки успел подумать, кто же это такой может быть на портрете, как почему-то под звуки «Прощанья славянки» на сцену вышел страшно торжественный Раевский.

Речь бизнесмена была длинной и витиеватой, он долго и с многочисленными цитатами из философов и Библии говорил о таинстве жизни и о бессмертии, которые очень неопределенно обещает лучшим из нас религия.

Затем после эффектной паузы он торжественно провозгласил начало «эры бессмертия».

– Наконец-то, – сказал он, – изобрели устройство, которое обещает «жизнь после смерти» всем, а не только немногочисленным праведникам.

После этого он замолк, в наступившей тишине поднял руку, указал на портрет и объявил, что на нем изображен всемирно знаменитый прорицатель и футуролог Юрий Хиромант, который изобрел «ковчег реинкарнации» и недавно отправился в нем в другую жизнь. Потом он предложил поаплодировать изобретателю в знак признательности за его чудесное открытие, и когда неожиданно громкие и долгие аплодисменты («Клакеров нанял», – подумал Рудаки) стихли, рассказал о «ковчеге» и объявил, что теперь предоставляет слово известной предсказательнице и чародейке Марине.

Вышла чародейка – полногрудая брюнетка цыганского вида – и глубоким грудным контральто сообщила залу, что недавно у нее был сеанс спиритического контакта с коллегой Хиромантом и тот поведал ей, что его путешествие в «ковчеге» протекало чудесно и что сейчас он, пребывая в земном образе новозеландского магната, счастлив и рекомендует всем последовать его примеру и воспользоваться «ковчегом», когда настанет «час реинкарнации». Потом Раевский пригласил всех на фуршет в соседнем зале, и в зал побежали полуодетые девочки раздавать экземпляры договоров.

Ива уже давно тянула Рудаки за рукав, но он, как зачарованный, уставился на сцену и дал себя увести, только когда одна из девочек спросила их с Ивой, не желают ли они приобрести «ковчег», так сказать, на будущее. Ива дернула его за рукав, но он успел поинтересоваться у девочки, сколько стоит «ковчег».

– Тысячу, – ответила полуодетая девочка, поеживаясь – в зале было довольно прохладно.

– Грошей? – уточнил Рудаки, с сочувствием взирая на посиневшие плечики.

– У.е., – важно сказала она и добавила, что можно несколькими взносами.

Рудаки потерял дар речи и дал наконец себя увести.

По пути домой, вяло отвечая на упреки Ивы, он думал о Хироманте и его идее, которая неожиданно пришлась ко двору в обществе потребления.

«А может, Хиромант предвидел все это и потому подарил мне эту идею и патент предложил оформить? – думал он. – Интересно, жив ли он. Может быть, в больнице лежит. А кого это „гробовщик“ сфотографировал вместо Хироманта?» Пожилой «Че Гевара» казался ему знакомым – и тогда впервые появилось у него желание разыскать Хироманта, но он тут же об этом забыл, так как Ива потащила его на рынок.

– Все равно день пропал из-за твоего «гробовщика», – сказала она, – пошли хоть овощей купим побольше.

И стоял Рудаки, как унылая лошадь, на базаре, а Ива сносила к нему все новые и новые пакеты с покупками. Опять он думал о Хироманте и о том, что надо бы его разыскать, но опять как-то вскользь, мимоходом. Зато вспомнил вдруг, кого напомнил ему «Че Гевара» на портрете.

«Так это же Чернецкий!» – осенило его, и он даже обрадовался, хотя Чернецкого никогда не любил, и решил расспросить о нем «гробовщика» при встрече. «Правда, едва ли он объявится, – решил Рудаки, – я свою функцию исполнил, как тот мавр, и едва ли Раевскому еще понадоблюсь». Скоро выяснилось, что он ошибался.

Раевский позвонил на следующий день.

– Пока туго идет, – сказал он, – ваша доля три тысячи.

Рудаки так удивился, что не нашел слов, но «гробовщик» воспринял его молчание по-своему.

– Это пока, – продолжил он. – Надо время на раскрутку. И патент надо взять где-нибудь в Штатах или в Европе – там лохов не меньше, а бабок больше, – и спросил: – Так когда вам бабки забросить?

Рудаки опомнился и сказал:

– Это деньги не мои, и я их не возьму. Это деньги Юры или, если он умер, надо его брату передать – у него брат больной. В общем, вы их сохраните, а я попытаюсь Хироманта найти.

– И себе ничего не возьмете? – спросил Раевский с удивлением в голосе.

– Не возьму, – ответил Рудаки. – Только вы деньги сохраните, пока я судьбу Хироманта не выясню. Да, кстати, – вспомнил он, – вы адрес Чернецкого не знаете? Надо его найти – он может что-нибудь знать о Хироманте.

– Какого Чернецкого? – удивился Раевский.

– Того, что на портрете. Помните? На презентации. Вы его за Хироманта выдавали.

– А… этот. Так это бомж какой-то. Я его в переходе нашел, возле метро «Демьяновская» – у него точка там. А колоритный типаж, как бы, Че Гевара, правда?