– Когда я найду его, спрошу.

– Оркестровый жиголо. Мне следовало утопить ублюдка при первом же удобном случае. – Он аккуратно причесал длинные серебряные волосы.

– И когда же представился этот случай? Когда вы с дочерью похитили Фаворита из клиники? Он уперся в меня взглядом.

– Вы заблуждаетесь, Энджел.

– Не думаю. Пятнадцать лет назад вы заплатили доктору Альберту Фаулеру двадцать пять тысяч долларов за одного из его пациентов. Вы назвались тогда Эдвардом Келли. От Фаулера требовалось, чтобы он делал вид, будто Фаворит по-прежнему содержится в какой-то Богом забытой палате, в невменяемом состоянии. Фаулер неплохо поработал для вас, но на прошлой неделе тайна открылась.

– Кто платит вам за то, что вы в это лезете? Вытащив сигарету, я покатал ее в пальцах.

– Вы же знаете, что я этого не скажу.

– Я мог бы уломать вас с помощью денег.

– Не сомневаюсь, – согласился я, – но дело не пройдет. Можно, я закурю?

– Валяйте.

Я закурил, выдохнул дым и сказал:

– Вот что. Вам нужен человек, который убил вашу дочь. Мне нужен Джонни Фаворит. Возможно, нас интересует один и тот же парень. Мы не узнаем это, пока не найдем его.

Толстые пальцы Круземарка сложились в кулак. Кулак был большой. Он резко ударил им в ладонь другой руки, и эхо шлепка напомнило треск сломавшейся доски.

– Ладно, – сказал он. – Я был Эдвардом Келли. Это я заплатил Фаулеру двадцать пять косых.

– Почему вы выбрали имя Келли?

– А по-вашему следовало назваться собственным именем? Идея насчет «Келли» принадлежала Мэг, и не спрашивайте меня почему.

– Куда вы дели Фаворита?

– Привезли на Таймс-сквер. Был канун нового, Сорок третьего, года. Мы высадили его прямо в толпе, и он ушел – навсегда. Так нам казалось.

– Давайте порассуждаем, – предложил я. – Вы думаете, я поверю в то, что заплатив за Фаворита двадцать пять косых, вы «потеряли» его в толпе?

– Так и было. Я сделал это для своей дочери. Я всегда давал ей то, чего ей хотелось.

– И ей захотелось, чтобы Фаворит исчез? Круземарк натянул махровый халат.

– Перед его отъездом за океан они там, по-моему, выкинули какую-то штуку, – ну, из тех, которыми они баловались в то время.

– Вы имеет в виду черную магию?

– Черную или белую – какая разница? Мэг всегда была со странностями. Она играла с картами Таро раньше, чем научилась читать.

– И с чего началось это увлечение?

– Не знаю. Суеверная гувернантка, один наш повар из Европы… Никогда не знаешь, что таится в людях, когда нанимаешь их.

– Вы знали, что ваша дочь какое-то время содержала гадательную палатку на Кони-Алленд?

– Да, я и здесь помог ей. Она была для меня всем, и я баловал ее.

– Я нашел у нее в квартире мумифицированную человеческую руку. Знаете об этом?

– «Рука славы». Это талисман, якобы открывающий любой замок. Правая рука убийцы, приговоренного к повешению. Ее надо отрезать, пока его шея еще находится в петле. У Мэг есть этот сувенир. Рука принадлежала некоему уэльскому разбойнику по имени Капитан Силверхилз, осужденному в тысяча семьсот восемьдесят шестом году. Она купила ее в парижской антикварной лавке несколько лет назад.

– Значит, обычный сувенир из заокеанской поездки, – то же, что и череп в чемодане Фаворита. Да, похоже, у них были одинаковые наклонности.

– Ага. Фаворит отдал этот череп Мэг, в последний вечер перед отплытием. Все дарят своим девушкам роскошные кольца или фирменные свитера. Он выбрал череп.

– Мне казалось, что к тому моменту Фаворит уже порвал отношения с вашей дочерью.

– Официально – да. Хотя, быть может, это было лишь игрой.

– А почему вы так думаете? – Я стряхнул дюймовую палочку пепла на пол.

– Потому что в их отношениях ничего не изменилось. Круземарк нажал кнопку возле двери.

– Хотите выпить?

– Немного виски не помешает.

– Шотландское?

– Бурбон, если есть. Со льдом. Ваша дочь когда-нибудь упоминала женщину по имени Эванджелина Праудфут?

– Праудфут? Не припомню, может быть.

– А как насчет вуду? Она говорила с вами о вуду? Послышался осторожный стук в дверь, и она распахнулась.

– Вы меня звали, сэр? – осведомился человек в сером.

– Мистер Энджел выпьет бокал бурбона со льдом. Для меня – немного бренди. И еще, Бенсон…

– Да, сэр?

– Принесите Энджелу пепельницу. Бенсон кивнул и закрыл за собой дверь.

– Он что, дворецкий? – спросил я.

– Бенсон – мой личный секретарь. То есть – дворецкий с мозгами. – Круземарк оседлал смонтированный на полу велосипед и начал крутить педали, размеренно набирая воображаемые мили. – Вы что-то сказали о вуду?

– Джонни Фаворит был связан с гарлемской сектой вуду в те времена, когда баловался черепами. Интересно, упоминала об этом ваша дочь?

– Насчет вуду – никогда.

– Доктор Фаулер сказал мне, что когда вы забрали Фаворита из клиники, он страдал от амнезии. Он узнал вашу дочь?

– Нет, не узнал. Он вел себя как лунатик. Почти ничего не говорил. Просто сидел, уставясь в окно машины.

– То есть, он отнесся к вам как к чужакам? Круземарк во всю мочь крутил педалями.

– Мэг этого и хотела. Она настаивала, чтобы мы не звали его по имени, да и вообще – помалкивали о наших прежних отношениях.

– Вам это не показалось странным?

Я услышал звяканье хрусталя за дверью за секунду до того, как Бенсон постучал. Дворецкий «с мозгами» вкатил в комнату портативный бар. Он налил мне, наполнил крошечную рюмку в форме тюльпана для хозяина и осведомился о дальнейших пожеланиях.

– Чудесно, – заметил Круземарк, поднося к носу хрустальный тюльпанчик. – Большое спасибо, Бенсон.

Дворецкий ушел. Заметив возле ведерка со льдом пепельницу, я загасил сигарету.

– Я слышал однажды, как вы предложили дочери подсунуть мне кой-какое пойло. Вы еще говорили тогда, будто научились на Востоке искусству убеждать.

Круземарк оделил меня странным взглядом.

– Чистая работа, – бросил он.

– Убедите меня. – Я подал ему свой бурбон. – Выпейте это сами.

Он сделал несколько внушительных глотков и вернул мне бокал.

– Слишком поздно для игр. Мне нужна ваша помощь, Энджел.

– Ну так играйте со мной в открытую. Ваша дочь хоть раз виделась с Фаворитом после того, как вы его высадили?

– Ни разу.

– Вы уверены?

– Ну конечно, уверен. У вас есть повод для сомнений?

– Это моя работа – подвергать сомнению то, что говорят мне люди. Откуда вам известно, что она ни разу его не видела?

– У нас с ней не было секретов. Она не стала бы скрывать от меня подобные вещи.

– Похоже, вы разбираетесь в женщинах похуже, чем в корабельном бизнесе, – заметил я.

– Я знаю собственную дочь. Если она разок и видела его, так это в тот день, когда он убил ее. Я пригубил виски.

– Сработано – не подкопаешься, – похвалил я. – Парень с абсолютной потерей памяти, не знающий даже собственного имени, пятнадцать лет назад уходит в нью-йоркскую толпу, исчезает бесследно – и вдруг появляется ниоткуда и начинает убивать людей.

– Кого еще он убил? Фаулера? Я улыбнулся.

– Доктор Фаулер покончил самоубийством.

– Это нетрудно было подстроить, – фыркнул он.

– Неужели? А как бы вы подстроили это, господин Круземарк?

Старик уперся в меня тяжелым пиратским взглядом.

– Не дергайте меня за язык, Энджел. Если бы я хотел шлепнуть Фаулера, это было бы сделано уже давно.

– Сомневаюсь. До тех пор, пока он помалкивал о дельце с Фаворитом, он был для вас гораздо полезнее живым.

– Мне следовало разделаться с Фаворитом, а не с Фаулером, – проворчал он. – Кстати, чье убийство вы расследуете?

– Я не расследую чьих-либо убийств. Я ищу человека с потерей памяти.

– Чертовски надеюсь, что вы его найдете.

– Вы сообщили полиции о Джонни Фаворите? Круземарк потер квадратный подбородок.

– Пришлось попотеть. Мне хотелось направить их в нужную сторону – но не впутывая себя.

– Я уверен, что вы состряпали хорошую версию.