- Зачем вертеться... Да я у тебя же корма сниму... Были бы деньги, а то кормов хватит... Еще повольней мирских.

- Ну, ты, положим, снимешь, а другой кто? Ему, может, не на что снять-то? Василий Мироныч удивленно взглянул на меня.

- Заработает... запашет там, аль еще чего сработает...

- Заработок на другое нужен... А вот на корма-то нету?..

- А кому какое дело? Наживи... Кто не велит... Я ведь нажил, ну и он наживи...

- А может, у него в башке-то поменьше твоего, - нажить-то?.. Иль счастья ему нет...

Василий Мироныч окончательно рассмеялся.

- И вздумал что, Миколай Василич!.. Ах-ха-ха!.. {53}

Теперь, по-твоему, выходит, ежели, значит, у тебя есть, а у меня нет, так пополам?.. Ах-ха-ха!.. Ну, шутник!.. - Василий Мироныч даже блюдечко с чаем опустил на стол, чтоб не обжечься. - Это, значит, ты будешь спину мозолить, а я спать до отвалу, и чтоб заработок поровну?... Ай да Миколай Василич, ловок...

Василий Мироныч так непринужденно и добродушно смеялся, что и я не утерпел - тоже засмеялся.

- Ну, вы-ы-думал...

- Постой, постой, Василий Мироныч!.. Погоди смеяться... Ты что это так, задаром, с бухта-барахта нищему подаешь? Может, он спит себе, когда ты ему на краюху хлеба-то вырабатываешь, спину мозолишь?

Василий Мироныч сразу перестал смеяться и отвечал мне уж совершенно серьезно:

- Это особь статья... то - старчик, а то...

- А ты ему что за работник, старчику-то?

- Нет, Миколай Василич, ты не туда ведешь... Ежели я старчику подам, это уж все одно, к примеру, как для души... спaсенье и все такое... Тут совсем иное дело... Так сказать надо - божественное... Мы бога помним, и старчику завсегда с нашим удовольствием... Не разорит... Это ты, Миколай Василич, прямо надо сказать, не к делу...

Василий Мироныч принялся допивать отставленное было блюдечко.

- Теперь я землепашество совсем забросить хочу, Миколай Василич, после продолжительного молчания заговорил он, развязывая кумачный шейный платок и осторожно вешая его на спинку стула, - хочу маслобойку завесть, да свиньенок набрать малость, в корм...

- Что ж, дело хорошее; выйдет ли толк-то? Говорят, с маслом плохие дела стали.

- Это верно, что плохие, - равнодушно проронил Василий Мироныч.

- А как плохие, так зачем же заводить? - удивился я.

Василий Мироныч снисходительно усмехнулся.

- Наше дело-то не тo, Миколай Василич!.. Наше дело маленькое... Ну, а маленькое-то, пожалуй, и пойдет себе... {54}

- Мне кажется, все равно: маленькое оно или большое, масло-то не самому есть... продавать надо, а оно вон дешево!..

- Зачем самим есть... Всего не поешь... - добродушно рассмеялся Василий Мироныч.

Во время смеха у него около глаз показывались мельчайшие морщинки, что производило очень приятное впечатление.

- Ты тaк теперь возьми - семя когда поспевает?

- Ну, известно, поздно.

- Ну, а подат гонят? В одно, почитай, время? Так ли я говорю?.. Значит, деньги мужику надыть... А маслобоек то у нас, вблизу нет, стало быть, сам товар выбирай, сам цену становь... подходит - наш, не гожается вези куда знаешь... А то ишшо как можно пристроить... Ну, известно, не с нашими капиталами. Можно загодя деньги выдавать под сами-то, особливо своим, деревенским...

Я напомнил Василию Миронычу пример соседа-арендатора, который, года три тому назад, завел маслобойню, и, несмотря на выгодную покупку семени, бросил ее, но Василий Мироныч не урезонился, хотя и не усмехнулся на этот раз.

- Это Егор-то Василич?.. Опять - иное дело... Человек он не деревенский, будь я на его месте, и не подумал бы маслобойку заводить... Потому по нонешним временам да ежели в эфтаком деле круг большой, прямо надо сказать - пропaсть!.. А по малости ежели, с осторожною, ну, она и ничего... Вот нашему брату мужику идет... Потому мы в селе... Теперь хошь бы масло. Нешто я повезу в город-то его продавать - своим добром называться, как Егор Василич?.. Я его дома, по селу оченно даже много распущу, масла-то... Знамо - не на деньги, - в долг... А возьму-то опять не деньгами, а либо работой, либо семем, как барышней... А то добром своим кланяться!.. Они, известно, рады прижать нашего брата, купцы-то... Им это на руку...

Василий Мироныч окончательно разгорячился.

- Теперь возьмем Егора Василича... Куда он жмых девал? - Смехота... Коров выдумал кормить, чтоб молока больше давали... А мне что ее, корову-то, раскармливать, коли никакого антересу от эфтого нет?.. Шило на {55} мыло переводить?.. Нет, шалишь! А купи он свинью, да купи-то опять-таки с умом, потрафляй, куда какая идет: коли к немцу, - на круглоту напирай, нужды нет, что невеликонька, в Москву ежели - бери крупную и чтоб не подлыжеватая была, а в Доброе аль в Лебедянь - опять иную... Вот и раскармливай ее, свинью-то! Свинья выручит... особливо по нонешним временам, ишь ее как немцы-то подчишшают, успевай подавать...

- Да, немцы действительно цены на нее подняли; вот уж другой год, кажется, они к нам приезжают?..

- Другой. И теперь самых этих немцев никак упускать невозможно... Одно слово - скупай и спушшай, скупай и спушшай... Свиньи хватит... Свинья, это прямо надо сказать, - хлеб!.. Это не корова... Да и уход за ей самый, можно сказать, пустяшный... Дал ей спервоначала лузги да мучицы малость... Заправил ее, да жмыхом, жмыхом-то... Ноне жмыху распарь, завтра - просянки, ноне - жмыху, завтра - просянки... Она выручит, брат, она свое отдаст!.. А то корова!.. Какой от ей барыш? - Так, пустошь... Деньгам перевод... - Вот и разочти, - немного успокоившись продолжал Василий Мироныч, - кое масло, кое жмых, кое рушка... помольный постав... Один барыш!.. Знамо - уж судержать себя нужно в строгости, чтоб... Ежели что в долг зря... аль опять в товаре передача... ну там, работникам вперед - ни боже мой!.. Одно слово, надо с умом... Да ноне опять и из эстого хорошо... Как что, сичас в волость... Ну, писарю там... Старшине... чтоб, значит, рука... И уж тут без опаски. Да чего тут, - благодушно добавил Василий Мироныч, - с нашим народом еще можно жить... С полa-горя... Народ, так надо сказать, не дюже набалован... Совесть знает... Не то что какой чтоб оголтелый... Особливо коли с ним по правде, по-божески... Кровь-то из ево не пить... А то ведь есть и наш брат... Сущий Ирод!.. Норовит тебе мужика-то по миру пустить...

Мне показалось немного странным суждение Василия Мироныча об Иродах; на мгновение я было даже заподозрил его искренность в защите мужика, но одного взгляда на его лицо достаточно было, чтобы убедиться в этой искренности. Вполне убедиться...

- Одно вот сомущает меня, Миколай Василич, грамоте я не обучен... {56}

- Я и то удивляюсь тебе, Василии Мироныч, как это ты не забудешь своих счетов, не перепутаешь!..

- Это что говорить, - я памятлив... Бога гневить нечего... Только все-таки сподручней бы... Особливо с маслобойкой, - дело мелкое: кому фунт, кому полтора... Как тут запомнить!.. А в эфтой мелочи, в фунтах-то, самый барыш и есть... Аль опять расчет... Возьмем хоть свинью, - без расчета с ей никак невозможно... За много куплена, сколько проела, почем пуд легла, как тут без грамоты-то сведешь?.. Просто иной раз в тоску вдашься... И на родителей-то, признаться, попеняешь: чтоб хоть к дьячку, все бы блажей... Не в пример способней ежели письменному... Пытал я еще с молодых годов, чтоб самому обучиться... ну, цыхярь одолел, да на том и стал... Где ж!.. Ученье хорошо смолоду... Вот теперь сынишку в выучку отдал...

- Куда?

- Аль ты не слыхал? Ведь мы ученицу наняли...

Это было для меня новостью. Я знал, что Василий Мироныч чрез посредство своего знакомца, волостного писаря, хлопотал одно время в земстве об открытии школы в Березовке, но хлопоты эти успехом не увенчались, несмотря на то, что березовское сельское общество соглашалось, не только дать помещение для школы, но даже платить часть жалованья учителю. О причинах этого неуспеха толковали разно. Из компетентных источников мне не удалось узнать об них.