Андре де Понбриан отправился к себе в кабинет и вскоре вернулся с листком пергамента.

Габриель с изумлением выслушал долгий перечень названий каких-то растений и мудреных химических составов.

Закончив читать, Андре де Понбриан улыбнулся.

В час ночи старик решил пойти спать, предложив и Габриелю переночевать у него.

— Можешь устроиться в кресле у меня в кабинете, — сказал отец. — А завтра с утра снова займемся твоими бумагами.

Обрадовавшись предложению, юноша поблагодарил отца и отправился наверх устраиваться на ночь. Однако заснуть Габриель не мог: у него не выходил из головы рассказ отца. Уснул он лишь под утро — вернее, впал в тревожное полузабытье.

56

Лондон — суббота 23 апреля, четыре часа утра

Габриель очнулся от грохота опрокидываемой мебели и не сразу понял, что происходит.

— На помощь!

Сдавленный крик отца не оставил никаких сомнений. Юноша схватился за шпагу, лежавшую рядом с креслом, в котором он спал, и выбежал в коридор. В темноте ему пришлось продвигаться на ощупь, к тому же он не знал расположения комнат. Добравшись кое-как до спальни отца, слабо освещенной бледным лунным светом, он наткнулся в дверях на какого-то человека и едва успел разглядеть тело Андре де Понбриана, распластанное поперек кровати.

— Стой! — крикнул Габриель.

Вместо ответа у него перед глазами сверкнул грозный клинок. Отражая натиск, Габриель понял, что обидчик не один, потому что грохот послышался и с первого этажа. Судя по всему, контору Чарлза Сент-Джона тщательно обыскивали. Вскипев от злости, юноша ощутил прилив сил и попытался избавиться от налетчика. Ловко отпрыгивая и уворачиваясь от ударов противника, он выскочил на лестницу и спустился в просторное помещение, где отец принимал посетителей. Там все было перевернуто вверх дном. Тюки дорогих тканей выпотрошены, ящики с пряностями опустошены. В соседней комнате Габриель увидел нескольких человек: при свете факела они рылись в шкафах, где торговец хранил свою бухгалтерию.

— Попались! — крикнул он и ворвался в комнату.

Не сознавая опасности, юноша скрестил шпаги с четырьмя противниками. Он не забыл уроки, которые дядюшка преподал ему в Амбуазе, и орудовал клинком на редкость искусно, мастерски отражая натиск негодяев. К тому же он обладал поразительной ловкостью: нанес одному из противников глубокую рану в плечо, а вслед за тем лихим выпадом пронзил сердце другого, так что тот даже вскрикнуть не успел.

По приказу раненного в плечо налетчика, выкрикнувшего какое-то слово, оставшиеся в живых подручные бежали, выпрыгнув через окно, которое разбили, чтобы забраться в дом. Габриель решил кинуться за ними вдогонку, но, вспомнив об отце, лежавшем без движения наверху, передумал. Юноша поднял с пола факел и бросился в спальню, где несколько минут назад настиг одного из нападавших. Приблизившись к кровати, Габриель побледнел. На белой ночной сорочке отца, точно против сердца, темнело пятнышко крови.

— Убили! — воскликнул он, вглядываясь в обескровленное лицо старика.

Габриель попытался взять себя в руки. Надо было немедленно возвращаться к Фуке — просить у него защиты. Он направился в кабинет отца, чтобы забрать драгоценные бумаги, которые ему отныне предстояло хранить. Перед тем как спуститься вниз, Габриель напоследок зашел в спальню, где лежало тело Андре де Понбриана.

— Я никогда тебя не забуду, отец, — проговорил юноша сквозь слезы, бросив прощальный взгляд на отца, чья жизнь была полна непостижимых тайн.

Перед уходом Габриель подумал, что надо бы обыскать убитого налетчика, лежавшего в луже крови.

«Кто они такие, эти мерзавцы, и кому служат?»

Во внутреннем кармане камзола убитого юноша обнаружил письмо — и все понял.

Бумага была за подписью Шарля Перро, начальника полиции Кольбера. Агентам предписывалось не спускать глаз «с молодого человека по имени Габриель, пока он будет находиться в Лондоне, и во что бы то ни стало, любыми способами изъять все бумаги, которые будут обнаружены при означенном комедианте».

«Значит, сам Кольбер повинен в смерти моего отца, — в сильнейшем гневе подумал юноша. — Что ж, Кольбер поплатится за это собственной шкурой, даже если мне придется охотиться за ним всю жизнь!»

Прочитав письмо до конца, он узнал еще кое-что: «По выполнении поручения вам надлежит остановиться в Бове, отправить мне с почтовой станции извещение о том, что вы уже во Франции, и, что бы ни случилось, дождаться меня там же».

Сообразив, что к чему, Габриель решил не тратить в Лондоне больше ни минуты и броситься в погоню за убийцами отца.

«Письмо оставлю Фуке, пусть знает, что я возвращаюсь в Париж, — сказал себе молодой человек, покидая дом отца, — а по пути заеду в Бове!»

На смену боли и горю пришла холодная ярость.

57

По пути в Париж — воскресенье 24 апреля

Габриель гнал коня во весь опор. Из Лондона юноша направился к побережью и в последнюю минуту поднялся на борт судна, уходившего во Францию. Наследник Понбрианов хорошо отдохнул и выспался за время перехода и, едва сойдя на берег в Булони, кинулся на ближайшую почтовую станцию, где можно было взять лошадь. Он выбрал крепкого скакуна и, не тратя времени, помчался в Бове.

По дороге Габриель снова и снова вспоминал все, что с ним приключилось за последние часы. Главным воспоминанием было мертвое тело отца. Отныне он думал лишь об одном: первым делом — догнать беглецов и поквитаться с ними, а потом добраться и до главного распорядителя. «Кольбер должен ответить за свое злодеяние, чего бы мне это ни стоило!» — мысленно повторял молодой человек, опьяненный гневом и болью.

Достигнув наконец Бове, Габриель миновал великолепный старинный собор, построенный четыреста с лишним лет назад, и оказался на почтовой станции, находившейся неподалеку. В этот час народу там было немного.

— Чем могу служить, монсеньор? — осведомился вышедший ему навстречу с глубоким поклоном Сципион Карион.

Почтмейстер был невелик ростом и упитан, а его жизнерадостное лицо определенно внушало доверие.

— Я спешу догнать друзей, — сказал ему юноша, стараясь отвести от себя малейшие подозрения. — Похоже, они меня заждались. А еще мне бы поесть и напиться.

Сципион Карион подхватил гостя под руку и увлек в харчевню, где путник мог утолить и голод, и жажду. Габриель охотно последовал за ним, хотя по-прежнему был начеку и внимательно присматривался к сидевшей за столами публике.

— У меня лучшая кухня в Бове. Госпожа Карион лично колдует у плиты, — гордо заявил почтмейстер, он же хозяин харчевни, усаживая Габриеля за свободный стол у окна.

Оглядев других гостей, Габриель вскочил из-за стола и схватился за шпагу.

— Вот вы где! — воскликнул он, кинувшись к троим сотрапезникам, сидевшим в глубине харчевни.

Удивившись нежданной встрече, бандиты вскочили и, выхватив шпаги, бросились на молодого человека. Завязалась схватка, а хозяин харчевни принялся кричать и причитать:

— Смилуйтесь, господа, пощадите мой дом! У меня, кроме этой харчевни, ничего больше нет, только она и кормит нас с женой и детишками! Заклинаю, ничего не разбейте! — умолял бедняга, в то время как при каждом натиске со столов с грохотом валилась посуда.

И опять ловкость юного Понбриана повергла его противников в замешательство: они были потрясены и неожиданной встречей с ним, и его храбростью.

Несмотря на свое мастерство и проворство, Габриель, однако, оказался в затруднительном положении. Острием шпаги ему слегка зацепили плечо, и юноша решил выйти из боя. Выпрыгнув через распахнутое окно, он оказался на почтовом дворе. Трое его обидчиков тоже ринулись к выходу из харчевни.

— Берегись, он сущий дьявол! — крикнул один из них, бросаясь вдогонку за беглецом.

Они настигли его у собора, и схватка завязалась снова — теперь на ступенях лестницы величественного сооружения.