“Да, всякого рода бывают сны”, отвечал хладнокровно Чичиков.

“Ты ступай теперь, одевайся”, продолжал Ноздрев, ] Я к тебе сейчас приду, вместе позавтракаем. На минутку нужно, только ругнуть[вместе позавтракаем. У меня, брат, есть еще одна бутылочка: такой уж деликатес, что просто за ушами даже почувствуешь вкус. До свиданья. Нужно еще ругнуть] подлеца приказчика”.

Чичиков ушел <в> комнату одеться и умыться. Когда он после этого вышел в столовую, там уже стоял на столе чайный прибор с бутылкою рома. В комнате были следы вчерашнего обеда и ужина, кажется, половая щетка вовсе не притрагивалась, потому что на полу валялись крохи хлеба и табачная зола видна была даже на скатерти. Сам хозяин, не замедливший скоро войти, кажется ничего не имел под своим халатом, кроме открытой груди, на которой росла какая-то борода. Держа в руке чубук и прихлёбывая из чашки, он был очень хорош для живописца, которые обыкновенно не любят господ прилизанных и завитых, как цирульная вывеска, или общипанных и выстриженных под гребенку[не любят господ, прибранных как цирульная вывеска.

“Я, брат”, говорил он, “никак не могу выпить по утру чаю без рому, чувствуешь гнусность по всему телу, и тебе советую тоже. Чудный ром. Выпей-ка его одного стаканчик”.

“Благодарю”, отвечал Чичиков.

а. не любят господ прилизанных или завитых [по цирульной], как цирульная вывеска [или выщипанных] [или выстриженных со всех сторон и затянутых до того, что лицо становится похожим на красный очищенный картофель] выстриженных под гребенку или затянутых и выскобленных как выщипанная курица. ] [равным образом как и тех которые [обтянуты и выскоблены] обстрижены и выскоблены на подобие выщипанной курицы]

“Ну, так как же думаешь?” сказал Ноздрев немного помолчавши: “не хочешь играть на души?”[Вместо “не хочешь играть на души”: метнем на души, что ли, а?]

“Я уж сказал тебе, брат, что не играю. Купить, изволь куплю”.

“Продать я не хочу, это будет не по-приятельски. Я не стану снимать плевы с чорт знает чего. В банчик — другое дело, ведь одну только талию прокинем”.

“Я уж сказал, что нет”.

“А меняться не хочешь?”

“Не хочу”.

“Ну, послушай. Сыграем в шашки;[Ну, послушай, ну сыграем хоть в шашки] выиграл — будут твои души, все сколько их ни есть. Ведь у меня душ 70 будет таких, что нужно вычеркнуть из ревизии. ] Выиграл — твои души, все сколько их ни есть, душ до 70 будет. Ведь ты меня верно обыграешь; я уж тебя знаю. ] Эй, Порфирий, принеси-ка сюда шашечницу”.

“Напрасен труд, [Напрасно только затрудняешься] я не буду играть”.

“Да ведь это не в банк, тут никакого не может быть счастия или фальши; всё ведь от искусства;[дело всё зависит от искусства] я даже тебя предваряю, что я совсем не умею играть, разве что-нибудь мне дашь вперед”.

“Сем-ка я”, подумал про себя Чичиков, “съиграю я с ним в самом деле, в шашки. [сыграю, в самом деле с ним шашки, авось посчастливится] В шашки я игрывал не дурно, а на штуки ему здесь трудно подняться”.

“Изволь, так и быть, в шашки сыграю”, сказал Чичиков.

“Души идут в ста рублях!” сказал Ноздрев: “выиграешь — твои, проиграешь — мои сто рублей”.

“Зачем же сто?[Вместо “Зачем же сто?”: К чему ж такая непомерная сумма, ] Довольно, если пойдут в 50 р.”

“Нет, что ж за куш 50! Лучше ж в эту сумму я включу[Нет, брат, мне не выгодно. Ведь с тобой-то, я знаю, опасно играть. Я уж лучше в эту сумму включу] тебе какого-нибудь щенка средней руки или золотую печатку к часам”.[или печатку к часам в золотой оправе]

“Ну, изволь”,[Так и быть, изволь] сказал Чичиков.

“Сколько ж ты мне дашь вперед?” сказал Ноздрев.

“Это с какой стати? Конечно, ничего”.[С какой стати? Разумеется, ничего. ]

“По крайней мере, пусть будут мои два хода”.

“Не хочу, я сам плохо играю”.

“Знаем мы вас, как вы плохо играете”, сказал Ноздрев, выступая шашкой.

“Давненько не брал в руки шашек”, говорил Чичиков, подвигая тоже шашку.

“Знаем мы вас, как вы плохо играете!” сказал Ноздрев, выступая шашкой.

“Давненько не брал в руки шашек”, говорил Чичиков, подвигая шашку.

“Знаем мы вас, как вы плохо играете”, сказал Ноздрев, подвигая шашкой, да в то же самое время подвинул обшлагом рукава и другую шашку.

“Давненько не брал в руки… э, э! Это, брат, что? Отсади-ка ее назад”, говорил Чичиков.

“Кого?”

“Да шашку-то”, сказал Чичиков и в то же время увидел почти перед самым носом своим и другую, которая, как казалось, пробиралась в дамки. Откуда она вдруг взялась, это один только бог знает. “Нет”, сказал Чичиков, вставши из-за стола: “с тобой нет никакой возможности играть. Этак не ходят: по три шашки вдруг”.

“Отчего ж по три? Это по ошибке, одна подвинулась нечаянно; я ее отодвину, изволь”.

“А другая-то откуда взялась?”

“Какая другая?”

“А вот эта, что пробирается в дамки”.

“Вот тебе на, будто не помнишь”.

“Нет, брат, я все ходы считал, и всё помню, ты ее только теперь пристроил. Ей место вон где!”

“Как где место?..” сказал Ноздрев, покрасневши: “Да ты, брат, как я вижу, сочинитель”.

“Нет, брат, это, кажется, ты сочинитель, да только неудачно”.

“За кого ж ты меня почитаешь?” говорил Ноздрев: “стану я разве плутовать!”

“Я тебя ни за кого не почитаю, но только играть с этих пор никогда не буду”.

“Нет, ты не можешь отказаться”, говорил Ноздрев, горячась: “игра начата”.

“Я имею право отказаться, потому что ты не так играешь, как прилично честному человеку”.

“Нет, врешь, ты этого не можешь сказать”.

“Нет, брат, сам ты врешь”.

“Я не плутовал, и ты отказаться не можешь; ты должен кончить партию”.

“Этого ты меня не заставишь сделать”, сказал Чичиков хладнокровно и, подошедши к доске, смешал шашки.

Ноздрев вспыхнул и подошел к Чичикову так близко, что тот отступил шага 2 назад. [Далее было: и принял даже некоторые предосторожности, на счет безопасности собственного лица, а именно, правую руку поднес к своему галстуху, как будто бы для того, чтобы поправить свой шейный платок. ]

“Я тебя заставлю играть. Это ничего, [“Нет, я тебя заставлю”, говорил Ноздрев, подвигаясь ближе. “Это вздор] что ты смешал шашки. Я помню все ходы. [Я помню всё. Этим ты меня не проведешь. ] Мы их поставим опять так, как были”.

“Нет, брат, дело кончено; я с тобою не стану играть”, сказал Чичиков.

“Так ты не хочешь играть?” сказал Ноздрев.

“Ты сам видишь, что с тобою нельзя играть!”

“Нет, скажи напрямик, ты не хочешь играть?” говорил Ноздрев, подступая еще ближе.

“Не хочу”, сказал Чичиков и поднес, однако ж, обе руки на всякой случай поближе к лицу, [на всякой случай к самим щекам] ибо дело становилось, в самом деле, жарко. Эта предосторожность бы<ла> весьма у места, потому что Ноздрев размахнулся рукой… и очень бы могло статься, что одна из приятных и полных щек нашего героя покрылась бы несмываемым бесчестьем. Но счастливо отведши удар, он схватил Ноздрева за обе[Вместо “размахнулся ~ за обе”: размахнувшись, хлопнул его со всей силы по правой руке, которая, пострадавши невинно, спасла, однако ж, часть щеки. Отведши этот роковой удар, Чичиков схватил обеими руками Ноздрева Окончание гл. IV и начало гл. V утрачены. ]