VI

— Здравствуй, главный райэнтомолог! — громко приветствовал Евгений Максимович Петю на пороге его квартиры.

— Чем обязан? — удивился и обрадовался Петя. — То месяцами где-то пропадаешь, а то ежедневно стал навещать. Что-то в лесу сдохло? Светлана, смотри, кто к нам пожаловал!

Из соседней комнаты показалась Петина жена в новом японском халате, разрисованном диковинными птицами. Халат подчеркивал ее невзрачную — под стать мужу — внешность: сероватые волосы, плоский носик, тонкую, почти невидимую нитку губ. Но вот они раскрылись, блеснули ослепительные зубы, преобразив лицо, на худых щеках неожиданно образовались ямочки.

Евгений Максимович в который раз отметил, что именно такая жена подходит его другу, а не красавица Елена. Ее увел много лет назад профессор Орлюк. Впрочем, тогда он еще не был профессором, однако загадочно и наивно улыбающиеся миндалевидные глаза Елены сумели разглядеть в рядовом научном сотруднике института энтомологии будущее светило. Кстати, и Евгений Максимович предсказывал Вадиму Орлюку «дорогу вверх». Вот уж кто соответствовал своей фамилии даже внешне. Большой хищный нос с крупными ноздрями, втянутые щеки при выпирающих заостренных скулах, почти двухметровый рост, широченные плечи, узкие бедра. Он вечно спешил куда-то. В метро перепрыгивал через две ступеньки эскалатора, на улице лавировал в потоке прохожих, обгоняя их, едва не сшибая встречных; даже в кинотеатре мчался к указанному в билете месту, как к заветному финишу.

Петя тогда два года встречался с Еленой, влюбился в нее без памяти, а сделать предложение не решался. Девушка тоже не спешила, ей нравилось казаться наивной и беззащитной, даже глупенькой. Петя служил для нее отличной ширмой, из-за которой она высматривала настоящего жениха. «Гляди, проворонишь свою «прекрасную Елену», — говорил другу Евгений Максимович. К сожалению, он оказался прав. Вадим Орлюк налетел, как его пернатый двойник, потанцевал с Еленой несколько раз на студенческом вечере, затем — на дне рождения у Пети, куда явился по Петиному же приглашению — тот, видите ли, не мог отказать, или, по крайней мере, не понять «намека». Вадим увел не только Елену, но и использовал часть Петиных работ по энтомологии, которые тот не мог обобщить и опубликовать. И то и другое мгновенно и обстоятельно сделал научный сотрудник Орлюк. Петя не протестовал: «Я просто собрал факты и только собирался их классифицировать, — оправдывался он, краснея, в ответ на упреки Евгения Максимовича, — у меня они лежали бы мертвым грузом еще долго, а он на основе их сумел построить интересную гипотезу и затем превратить ее в теорию. Крепкий мужик, далеко пойдет. Елене будет за ним как за каменной стеной».

Вадим Орлюк был и внешностью и характером похож на молодого Стеня, и Евгений Максимович не удивился, когда узнал, что они дружат. «Таким или дружить, или враждовать друг с другом, — сказал он Пете. — Работали бы в одной области, стали бы скорее всего врагами…»

Петя еще и сейчас, встречая ненароком Елену, бледнеет и краснеет, а она его «не замечает».

Светлана совсем другая. Это она, сумела переубедить Петю, что он вовсе не бездарен, что при его трудолюбии он ничем не хуже других. Она всегда была очень естественной, без малейшего притворства, даже в ненасытной любви к красивым вещам и к некрасивому мужу. Быстрая, энергичная, она отлично дополняла медлительного Петю. Вот и сейчас критически оглядела Евгения Максимовича с ног до головы, от ее внимания не ускользнула никакая мелочь.

— Почему сам? А Жанну не захватил, гуляка? Она бы тебе хоть воротничок поправила. Ладно, давай уж я сама…

— Занята Жанна. Отчет готовит,

— А ты бы ее отвлек. Ты ж у нас такой, если хочешь. Знаю тебя, незнакомец! Ну, рассказывай — как Жанна, как сын? Я буду слушать и накрывать на стол.

Она мгновенно расставила тарелки, разложила вилки. Напрасно Евгений Максимович пытался удержать ее:

— Я на минутку.

— И мы на минутку. Как раз перед твоим приходом собирались ужинать. Ждали гостя.

— Какого?

— Какого судьба пошлет. Тебя! — обрадовавшись, что он не сразу понял ее шутку, засмеялась она.

Ему стало спокойно и уютно, как бывало всегда в этом доме. Петя уже успел раздвинуть маленький столик, подложив под спину друга подушечку, чтобы удобней сидеть.

На столе, будто по волшебству, появились вкусные ватрушки, взбитые сливки, земляника. Светлана, уже успевшая сменить халат на платье, подкладывала ему на тарелку то одно, то другое, расспрашивала о семье, о делах, жаловалась на непробивного Петю, рассказывала новые анекдоты и сама первая заливисто смеялась над ними. Затем она деликатно ушла «мыть посуду», оставив мужчин одних. Петя, откинувшись на спинку кресла, блаженствовал, молчал. Но вдруг он склонил голову набок, снизу вверх посмотрел в лицо другу и предложил:

— Рассказывай, какая забота привела? — Да я просто… Но Петя так выразительно скривил рот, что Евгений Максимович только рукой махнул: — Ты прав. Есть дело… И он рассказал Пете о своих поисках, не упомянув лишь об укусе мухи.

— Ну, что скажешь, санитарный врач? Однажды ты мне ответил, что в воде пруда ничего не выявлено. Что ж, возможно, вода и ни при чем. Тем более что не все заболевшие купались в пруду. А вот не завелись ли там какие-нибудь другие паразиты? Например, по твоей части, энтомолог?..

Петя на этот раз не стал отнекиваться или отшучиваться. Он насупился: Там, конечно, водятся и слепни, и оводы…

— Ну, укус овода люди бы запомнили.

— Овод, к твоему сведению, не кусается. Знаменитый роман назван неправильно. Больно кусаются слепни, причем только самки, как и у комаров. Сосут кровь, необходимую им для вынашивания яиц. Яйца они откладывают у воды, прикрепляя их к растениям. И личинки слепня развиваются в воде. А вот оводы, хоть и не жалят больно, опасней слепней, ибо личинки многих из них развиваются непосредственно в теле жертвы. Представляешь, они проникают почти во все органы. Известен также носоглоточный овод, живородящий. Самка впрыскивает готовые личинки в ноздри лошадям, овцам. Между прочим, впрыскивает довольно экономно — не все имеющиеся в наличии, а определенную дозу, а то животное сразу погибнет вместе с еще не созревшими личинками. Как отмеряет дозу — неизвестно, но отмеряет чаще всего безошибочно. Вот такие интересные механизмы имеются у насекомых! — Петя раскраснелся, говорил увлеченно и с такой гордостью, будто это он придумал столь совершенные механизмы. Видно было, что энтомологом он стал по призванию. Евгений Максимович сделал нетерпеливое движение, Петя неправильно истолковал его и продолжал: — Конечно, и сбои случаются. Например, у овец личинки иногда проникают в лобные пазухи. Достаточно, чтобы туда проникло несколько десятков личинок — и овца заболеет «ложной вертячкой». Будет кружиться на одном месте и скоро погибнет…

Он посмотрел на выразительное лицо приятеля и невесело улыбнулся:

— Да, брат, и такие «подарки» есть у матери-природы… Если подкожные оводы проникают в голову и глаза человека, то вызывают опасные заболевания…

— Да, да, необходима бывает сложная операция, знаю. Но то, с чем мы столкнулись, не похоже на оводов…

— Погоди, как поется в известной песне: «Я еще не все сказал». Я упомянул только тех насекомых, которые водятся у пруда. Но, учитывая, что он загрязняется, флора и фауна могут там перерождаться и преподносить нам сюрпризы…

— Мухи, например, — вырвалось у Евгения Максимовича.

— Ну, оводы и слепни — тоже мухи. Но есть и другие. Выбор тут беспредельный. Когда-то в Перу существовала загадка «сумеречной анемии». Ею заболевали путешественники, оказавшиеся в долинах Перуанских Анд в пору сумерек. Даже если человек поправлялся, его тело оставалось покрыто язвами. Поиски виновника велись долго. Им оказалась песчаная муха. Она не выносит дневного света, вылетает уже после захода солнца… А то еще небезызвестная африканская муха цеце. Тридцать видов. И все — смертельно опасные. Однако ты не зря говорил когда-то, что природа полна парадоксов. Вот и Бернгард Гржимек заметил однажды, что эта муха является одновременно и охранителем дикой природы. Так, она «единственный защитник слонов и зебр в тех случаях, когда человек пытается отобрать у них родину», — не удержался Петя от искушения процитировать и тем самым напомнить, что не зря Светлана считает его обладателем отличной памяти. — Но ты, кажется, не слушаешь…