2. «Ветхозаветная тишина…»

Ветхозаветная тишина,

Сирой полыни крестик.

Похоронили поэта на

Самом высоком месте.

Так и во гробе еще — подъем

Он даровал — несущим.

…Стало быть, именно на своем

Месте, ему присущем.

Выше которого только вздох,

Мой из моей неволи.

Выше которого — только Бог!

Бог — и ни вещи боле.

Всечеловека среди высот

Вечных при каждом строе.

Как подобает поэта — под

Небом и над землею.

После России, где меньше он

Был, чем последний смазчик —

Равным в ряду — всех из ряда вон

Равенства — выходящих.

В гор ряду, в зорь ряду, в гнезд ряду,

Орльих, по всем утесам.

На пятьдесят, хоть, восьмом году —

Стал рядовым, был способ!

Уединенный вошедший в круг —

Горе? — Нет, радость в доме!

Нá сорок верст высоты вокруг —

Солнечного да кроме

Лунного — ни одного лица,

Ибо соседей — нету.

Место откуплено до конца

Памяти и планеты.

3. «В стране, которая — одна…»

В стране, которая — одна

Из всех звалась Господней,

Теперь меняют имена

Всяк, как ему сегодня

На ум или не-ум (потом

Решим!) взбредет. «Леонтьем

Крещеный — просит о таком-

то прозвище». — Извольте!

А впрочем, чтó ему с холма,

Как звать такую малость?

Я гору знаю, что сама

Переименовалась.

Среди казарм, и шахт, и школ:

Чтобы душа не билась! —

Я гору знаю, что в престол

Души преобразилась.

В котлов и общего котла,

Всеобщей котловины

Век — гору знаю, что светла

Тем, что на ней единый

Спит — на отвесном пустыре

Над уровнем движенья.

Преображенье на горе?

Горы — преображенье.

Гора, как все была: стара,

Меж прочих не отметишь.

Днесь Вечной Памяти Гора,

Доколе солнце светит —

Вожатому — душ, а не масс!

Не двести лет, не двадцать,

Гора та — как бы ни звалась —

До веку будет зваться

Волошинской.

23 октября 1932

4. «„Переименовать!“ Приказ…»

— «Переименовать!» Приказ —

Одно, народный глас — другое.

Так, погребенья через час,

Пошла «Волошинскою горою»

Гора, названье Янычар

Носившая — четыре века.

А у почтительных татар:

— Гора Большого Человека.

22 мая 1935

5. «Над вороным утесом…»

Над вороным утесом —

Белой зари рукав.

Ногу — уже с заносом

Бега — с трудом вкопав

В землю, смеясь, что первой

Встала, в зари венце —

Макс! мне было—так верно

Ждать на твоем крыльце!

Позже, отвесным полднем,

Под колокольцы коз,

С всхолмья да на восхолмье,

С глыбы да на утес —

По трехсаженным креслам:

— Тронам иных эпох! —

Макс! мне было — так лестно

Лезть за тобою — Бог

Знает куда! Да, виды

Видящим — путь скалист.

С глыбы на пирамиду,

С рыбы — на обелиск…

Ну, а потом, на плоской

Вышке — орлы вокруг —

Макс! мне было — так просто

Есть у тебя из рук,

Божьих или медвежьих,

Опережавших «дай»,

Рук неизменно-брежных,

За воспаленный край

Раны умевших браться

В веры сплошном луче.

Макс, мне было так братски

Спать на твоем плече!

(Горы… Себе на горе

Видится мне одно

Место: с него два моря

Были видны по дно

Бездны… два моря сразу!

Дщери иной поры,

Кто вам свои два глаза

Преподнесет с горы?)

…Только теперь, в подполье,

Вижу, когда потух

Свет — до чего мне вольно

Было в охвате двух

Рук твоих… В первых встречных

Царстве — о сам суди,

Макс, до чего мне вечно

Было в твоей груди!

Пусть ни единой травки,

Площе, чем на столе —

Макс! мне будет — так мягко

Спать на твоей скале!

28 октября 1932

«Темная сила…»

Темная сила!

Мра-ремесло!

Скольких сгубило,

Как малых — спасло.

<1932>

«Никуда не уехали — ты да я…»

Никуда не уехали — ты да я —

Обернулись прорехами — все моря!

Совладельцам пятерки рваной —

Океаны не по карману!

Нищеты вековечная сухомять!

Снова лето, как корку, всухую мять!

Обернулось нам море — мелью:

Наше лето — другие съели!

С жиру лопающиеся: жир — их «лоск»,

Что не только что масло едят, а мозг

Наш — в поэмах, в сонатах, в сводах:

Людоеды в парижских модах!

Нами — лакомящиеся: франк — за вход.

О, урод, как водой туалетной — рот

Сполоснувший — бессмертной песней!

Будьте прокляты вы — за весь мой

Стыд: вам руку жать, когда зуд в горсти, —

Пятью пальцами — да от всех пяти

Чувств — на память о чувствах добрых —

Через все вам лицо — автограф!

1932–1935

СТОЛ

1. «Мой письменный верный стол…»

Мой письменный верный стол!

Спасибо за то, что шел

Со мною по всем путям.

Меня охранял — как шрам.

Мой письменный вьючный мул!

Спасибо, что ног не гнул

Под ношей, поклажу грез —

Спасибо — что нес и нес.

Строжайшее из зерцал!

Спасибо за то, что стал

— Соблазнам мирским порог —

Всем радостям поперек,

Всем низостям — наотрез!

Дубовый противовес

Льву ненависти, слону

Обиды — всему, всему.

Мой зáживо смертный тес!

Спасибо, что рос и рос

Со мною, по мере дел

Настольных — большал, ширел,

Так ширился, до широт —

Таких, что, раскрывши рот,

Схватясь за столовый кант…

— Меня заливал, как штранд!

К себе пригвоздив чуть свет —

Спасибо за то, что — вслед

Срывался! На всех путях

Меня настигал, как шах —

Беглянку.

— Назад, на стул!

Спасибо за то, что блюл

И гнул. У невечных благ

Меня отбивал — как маг —

Сомнамбулу.

Битв рубцы,

Стол, выстроивший в столбцы

Горящие: жил багрец!