В описании грехов идолослужения, которые вскоре должны были навлечь на Иудею осуждение, Иеремия использовал все свои недюжинные поэтические способности, чтобы сделать свое осуждение еще более настойчивым и убедительным. Неверие Иудеи было ужасным по нескольким причинам. Во-первых, ее народ пренебрег множеством проявлений Божественной любви и милости и отвергнулся своего собственного религиозного рвения:

"Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за Мною в пустыню, в землю незасеянную. Израиль был святынею Господа, начатком плодов Его; все поедавшие его были осуждаемы,[786] бедствие постигло их, говорит Господь" (2.2–3).

Кроме того, оставление Иудеей своего Господа ради других богов беспрецедентно даже среди их языческих соседей:

Переменил ли какой народ богов своих, хотя они и не боги? а Мой народ променял славу свою на то, что не помогает… Ибо два зла сделал народ Мой: меня, источник воды живой, оставили, и высекли себе водоемы разбитые, которые не могут держать воды (ст. 11, 13).

Это было сделано, несмотря на ясный пример Израиля, который был опустошен за аналогичные грехи:

"И Я видел, что, когда за все прелюбодейные действия отступницы, дочери Израиля, Я отпустил ее и дал ей разводное письмо, вероломная сестра ее, Иудея, не убоялась, а пошла и сама блудодействовала"[787] (3.8).

Развращенность и укоренившаяся непокорность несут с собой осуждение извне. Сион, великий город Божий, должен был быть опустошен захватчиками с севера. Гл.4–6 представляют собой краткие пророчества, которые провозглашают это осуждение и выдвигают некоторые причины его. Религиозные лидеры — пророки и священники — называются в гл.5 как основные виновники преступлений Иудеи:

"Изумительное и ужасное совершается в сей земле: пророки пророчествуют ложь, и священники господствуют при посредстве их, и народ Мой любит это. Что же вы будете делать после всего этого?" (5.30–31).

Определение северного врага вызывает споры. Традиционно наиболее вероятными претендентами считались Скифы, упомянутые также в связи с пророчествами Софонии (см. ниже гл.32). Однако их действия в Сирии, Палестине и Египте, описанные Геродотом,[788] находят мало подтверждений в других источниках. Современные исследователи поэтому склонны находить у Иеремии либо общее указание на иноземных врагов, которые обычно вторгались в Иудею с севера, либо конкретное указание на Вавилонию, которая начинала подниматься под властью Набопаласара как раз в начале служения Иеремии. Кем бы ни был этот враг, он был ужасен:

"Держат в руках лук и копье; они жестоки и немилосердны, голос их шумит, как море, и несутся на конях, выстроены, как один человек, чтобы сразиться с тобою, дочь Сиона" (6.23).

Интересно, что Иеремия мало говорит о реформах Иосии. Вероятно, он поддерживал их, особенно на ранних стадиях, а его проповедь (напр. гл. З) задавала им тон. Однако так же вероятно, что он не был удовлетворен их результатами, поскольку реформы слишком много внимания уделяли внешнему и оставили сердца людей незатронутыми. Никакие поверхностные реформы не могли стереть закоренелую порочность, вскормленную десятилетиями неповиновения. Иеремия тщетно искал праведного человека среди бедных и богатых (5.1–5), однако приговор всегда был одинаков:

"А у народа сего сердце буйное и мятежное; и отступили они и пошли" (ст.23). Реформация извне была низкопробной заменой покаяния изнутри.

Не менее загадочно фактическое молчание Иеремии по поводу трагической смерти царя у Мегиддо в 609 г. Летописец отмечает, что пророк остро почувствовал ее: "Вся Иудея и Иерусалим оплакали Иосию. Оплакал Иосию и Иеремия в песне плачевной…" (2 Пар.35.24–25). Однако сам пророк лишь бегло упоминает это в 22.10. Несомненно, он был поражен, особенно ввиду того, что она последовала от рук египтян — частых мишеней пророческого гнева (напр.2.16–18). Возможно, его молчание указывает одновременно на чувства, слишком глубокие, чтобы передать словами, и уверенность в том, что то, что прошло — прошло. Неотложной проблемой было настоящее.

Иоахаз. Сын и преемник Иосии, Иоахаз, лишь кратко упоминается в Кн. Иеремии, и то — после того, как его трехмесячное правление было оборвано его высылкой в Египет (4 Цар.23.31–35). Очевидно, фараон Нехао, который помогал осажденным ассирийцам, стремясь остановить возрождение вавилонского могущества, чувствовал, что Иоахаз (известный также как Селлум) был ненадежным вассалом. Не рискуя столкнуться с мятежом в Иудее и обрывом линий снабжения и связи, Нехао посадил на престол другого сына Иосии, Елиакима, а Иоахаза отправил умирать в Египет. В коротком пророчестве (22.10–12) Иеремия призывает оставшихся в живых оплакать не умершего Иосию, а росланного царя, "ибо он уже не возвратится и не увидит родной страны своей".

Иоаким. Как только воцарился Елиаким, чье коронационное имя было Иоаким, Иеремия вступил в борьбу с ним на трех фронтах. Воодушевленный сокрушительным поражением Сеннахерима во время царствования Езекии, Иоаким призвал свой народ надеяться на храм и принесенные в нем жертвы, как на защиту от иностранного нашествия. Самоуспокоенность стала частью общественной жизни, независимо от того, какой бы порочной ни была частная жизнь и какой бы угрожающей международная обстановка. Однако храму предстояло пережить участь, которой филистимляне подвергли святилище в Силоме (1 Цар.4–6). Песня ложной уверенности ("Здесь храм Господень, храм Господень, храм Господень"; Иер.7.4) должна была смениться плачем плена, если царь и народ не исправят пути свои (7.1–8.7; 26.1-24).

Иеремия осуждал Иоакима также за чудовищные нарушения условий Книги Завета, вновь найденной его отцом. Среди особо запрещенных, однако явно совершаемых грехов было угнетение чужестранцев, вдов, сирот, кровопролитие, идолопоклонство, воровство, прелюбодеяние и даже жертвоприношение детей (7.5-10, 30–31). В течение нескольких лет Иоакиму удалось искоренить все реформы его отца.

Это жестокое угнетение сопровождалось роскошью, совершенно неприемлемой для иудейского царя-слуги:

"Горе тому, кто строит дом свой неправдою и горницы свои беззаконием, кто заставляет ближнего своего работать даром и не отдает ему платы его; кто говорит: "построю себе дом обширный и горницы просторные", — и прорубает себе окна, и обшивает кедром, и красит красною краскою. Думаешь ли ты быть царем, потому что заключил себя в кедр? Отец твой ел и пил, но производил суд и правду, и потому ему было хорошо" (22.13–15).

Тому, для кого царское великолепие так много значило, наказанием должно стать унижение и позор. Как обычно в пророческих речах осуждения, наказание соответствует преступлению:

"Посему так говорит Господь о Иоакиме… Ослиным погребением будет он погребен: вытащат его и бросят далеко за ворота Иерусалима" (ст. 18–19). Иеремия нападал также на внешнюю политику Иоакима. Победа Нехао при Мегиддо позволяла Египту господствовать над Иудеей и ее соседями. Прямо игнорируя Бога, Иоаким вступил в союз, возглавляемый Египтом, в попытке противостоять растущей мощи Навуходоносорова Вавилона. Эти народы наивно полагались на свое обрезание, как на талисман, который доставит им победу над необрезанными вавилонянами. Однако, согласно Иеремии, ключом к победе было кающееся сердце, а не обрезанная крайняя плоть:

"Вот, приходят дни, говорит Господь, когда Я посещу всех обрезанных и не-обрезанных: Египет и Иудею, и Едома и сыновей Аммоновых, и Моава и всех стригущих волосы на висках,[789] обитающих в пустыне; ибо все эти народы не-обрезаны, а весь дом Израилев с необрезанным сердцем" (9.25–26). К этому периоду столкновений с Иоакимом относятся исповеди Иеремии, мучительные жалобы, возносящие к Богу глубокие вопросы о правоте Божественных путей. Бог призвал его осудить грех и провозгласить наказание. Однако грех сохранялся, а наказание откладывалось. Не считая преследований со стороны злобного царя, наиболее острые мучения причиняло Иеремии молчание Божие (см. П. 18–20; 12.1–6; 15.15–18; 18.19–23; 20.7-18).[790]