Он вскочил и прошел назад.

— Я вылезу, — сказал он, перекидывая ноги через борт.

— Мама не велит, — сказала Сюзи.

Кларенс не ответил и спрыгнул на землю у самых медленно вращавшихся колес. Он мог свободно идти шагом, держась за задний борт.

— Клаленс!

Он поднял голову.

— Сними меня!

Она уже натянула капор и стояла у откидного борта, протянув ручонки, уверенная, что он ее поймает, и мальчик не мог ей отказать. Он ловко подхватил ее. Они постояли немного на месте, а фургон с грохотом удалялся, раскачиваясь из стороны в сторону, словно плыл по бурному морю. Они не двигались, пока фургон не отъехал шагов на сто, а потом в полуискреннем-полупритворном, но веселом испуге пустились бежать и нагнали его. Они сделали так несколько раз, пока не иссякли их силы и не остыл интерес, и снова не спеша побрели за фургоном, взявшись за руки. Вдруг Кларенс воскликнул:

— Ой! Сюзи, гляди!

Фургон снова был довольно далеко. А на дороге, прямо перед ними, отрезав им путь, появилось удивительное существо.

С первого взгляда оно было похоже на собаку, не на честного сторожа, отбившегося от каравана какого-нибудь гуртовщика, а на шелудивого, жалкого, бездомного, приблудного пса. Он был весь такой тощий, грязный, облезлый, неуклюжий, ленивый! Но, приглядевшись повнимательней, они увидели, что седоватая щетина у него на спине стоит торчком, бока покрыты отвратительными подпалинами, задние лапы не боязливо поджаты, а просто такие от природы. Пес поднял настороженную морду, и они увидели, что его тонкие губы слишком коротки и не прикрывают белых клыков, оскаленных, словно в вечной улыбке.

— Собачка, собачка! — сказал Кларенс взволнованно. — Собаченька! Поди сюда.

Сюзи торжествующе засмеялась.

— И ничего это не собачка, дурачок, это койот.

Кларенс покраснел. Уже не в первый раз дочь пионера давала ему почувствовать свое превосходство. Он быстро сказал, пряча смущение:

— Все равно я его поймаю. Подумаешь, койотик несчастный!

— А вот и не поймаешь, — сказала Сюзи, качая головой. — Он быстрей лошади бегает.

И все же Кларенс подбежал к койоту, а за ним и Сюзи. Подпустив их футов на двадцать, ленивое существо без видимого усилия сделало несколько неуклюжих скачков и остановилось на прежнем расстоянии. Они с веселым увлечением повторили свою атаку несколько раз, и зверь все отступал перед ними, хотя и не убегал. Наконец обоим пришло в голову, что если им его не поймать, то и прогнать тоже не удастся. И тогда Сюзи, многозначительно округлив глаза, высказала вслух опасение, рожденное этой догадкой:

— Клаленс, а ведь он кусается.

Кларенс поднял твердый, спекшийся под солнцем комок земли и с разбегу швырнул в койота. Бросок был меткий. Ком угодил койоту в заднюю лапу. Зверь ощерился, коротко, злобно тявкнул и скрылся. Кларенс с победоносным видом вернулся к своей подружке. Но она пристально всматривалась куда-то в сторону, и тут он в первый раз заметил, что, гоняясь за койотом, они описали полукруг.

— Клаленс, — сказала Сюзи с коротким отчаянным смешком.

— Чего?

— Фургон уехал.

Кларенс вздрогнул. В самом деле, не только фургон, но весь караван и погонщики, исчез бесследно, словно его унес ураган или поглотила земля! Даже низкого облака пыли, которое стлалось вслед за ним и днем было видно издалека, и того не осталось. Широкая прерия тянулась вдаль, к заходящему солнцу, без признака, без малейшего следа жизни или движения. Огромная голубая прозрачная чаша, днем наполненная пылью и светом, а ночью темнотой и звездами, края которой, казалось, замыкали мир со всех сторон, теперь словно приподнялась, пропустив караван, а их снова прикрыла навеки.

ГЛАВА II

Первым их ощущением была радость зверенышей, почуявших свободу.

Они молча поглядели друг на друга сияющими глазами и глубоко вздохнули. Но эта невольная вспышка диких инстинктов скоро угасла. Ручонка Сюзи протянулась к Кларенсу и ухватилась за его курточку. Мальчик понял и сказал поспешно:

— Далеко уехать они не могли, а как хватятся нас, сразу остановятся.

И они пустились рысцой; солнце, вслед за которым они двигались каждый день, и недавние следы колес безошибочно указывали путь; свежий, прохладный воздух прерий, очистившись от вездесущей пыли и запаха бычьего пота, овевал и бодрил ребятишек.

— Совсем не страшно, правда? — сказала Сюзи.

— А чего бояться? — презрительно отозвался Кларенс.

Он произнес это с тем большей убедительностью, что вдруг вспомнил, как часто их на целые часы оставляли в фургоне одних, без присмотра, и теперь их отсутствие могут не заметить до тех пор, пока часа через два караван не остановится на ночлег. Они бежали не очень быстро, но то ли сами не замечали, как устали, то ли воздух стал разреженней, во всяком случае, оба сильно запыхались. Вдруг Кларенс остановился.

— Вон они.

Он указал на легкое облачко пыли далеко на горизонте, в котором на миг мелькнул и вновь пропал темный силуэт фургона. Но пока они вглядывались в даль, облако, как волшебный мираж, опускалось все ниже к земле, и вот уже караван исчез без следа, и впереди опять тянулась только пустая колея. Они не знали, что прерия, казавшаяся такой плоской и ровной, на самом деле была холмистой, и исчезнувший караван просто скрылся из вида за каким-нибудь дальним склоном точно так же, как и раньше. Однако они почувствовали разочарование, и от этого прорвалось наружу то, что они до сих пор скрывали друг от друга. Девочка не выдержала первая, из глаз ее брызнули злые слезы. Этого проявления слабости было довольно, чтобы вызвать в мальчике прилив гордости и сил. Теперь они уже не были равны в беде; он стал ее защитником, он почувствовал себя ответственным за них обоих. Не считая ее больше ровней, он перестал быть с ней искренним.

— Ну, чего нюни распустила! — сказал он с напускной грубостью. — Перестань, слышишь! Вот сейчас они остановятся и пошлют кого-нибудь за нами. А может, и послали уже.

Но Сюзи, уловив с женской проницательностью неискреннюю ноту в его голосе, набросилась на мальчика и принялась яростно колотить его кулачками.

— Никого они не послали! Никого! Никого! Сам ведь знаешь! Как не стыдно врать!

Обессиленная этим порывом, она вдруг бросилась ничком в траву, крепко зажмурила глаза и вцепилась в сухие стебли.

— Вставай, — сказал мальчик, бледный, решительный, словно сразу повзрослевший.

— Отстань! — огрызнулась Сюзи.

— Ты что ж, хочешь, чтоб я ушел, а тебя бросил? — сказал мальчик.

Она украдкой приоткрыла один синий глаз под надежным прикрытием капора и взглянула на его преобразившееся лицо.

— Ну и пу-у-усть.

Он сделал вид, будто хочет уйти, но на деле только повернулся и взглянул на заходящее солнце.

— Клаленс!

— Ну?

— Подними меня.

Она протянула руки. Он осторожно поднял ее с земли, взял на руки и положил ее голову к себе на плечо.

— Ну вот что, — сказал он, — ты хорошенько гляди в ту сторону, а я в эту, и мы их живо найдем.

Эта мысль ей как будто понравилась. Несколько секунд Кларенс шел спотыкаясь, в молчании, потом она спросила:

— Ты видишь чего-нибудь, Клаленс?

— Ничего.

— И я ничего.

Такое равенство между ними, очевидно, ее успокоило. Вскоре девочка поникла у него на руках. Она заснула.

Солнце садилось; вон оно уже коснулось края горизонта и светило теперь ему прямо в усталые глаза. Иногда оно совсем слепило его, мешало смотреть. Горизонт подернулся дымкой, среди которой плавали черные пятна, и от однообразной поверхности прерии отсвечивали круги, словно двойники солнца. Тогда он решил не смотреть вперед, пока не сосчитает до пятидесяти, потом до ста, но результат был все тот же — он снова видел лишь пустынную, безбрежную прерию, солнечный диск, который, опускаясь за горизонт, становился все багровее, да зарево, которое занималось от этого диска, и больше ничего.

Шатаясь под тяжестью своей ноши, он пробовал отвлечься, воображая, как будет обнаружено их отсутствие. Он словно услышал угрюмые, недовольные голоса, спорящие, как всегда по вечерам, о месте ночлега. Услышал недовольный голос Джона Силсби, когда тот остановился возле их фургона и сказал: «Ну-ка вылазьте оба, да поживей!» Услышал, как он строго повторил свой приказ. Увидел раздражение на пропыленном, обросшем щетиной лице Силсби, когда он быстро заглянул в пустой фургон. Услышал возглас: «И куда только подевались эти чертенята?» — который летит от фургона к фургону. Услышал ругательства, высокий, визгливый голос миссис Силсби, проклятия по своему адресу, и вот Силсби хмуро и поспешно отправляется на поиски с одним из наемных работников, а там пойдут крики, попреки. Попреки всегда достаются ему, старшему, который должен «быть умнее». Легкий испуг, пожалуй, но ни жалости, ни сочувствия с их стороны он не мог себе представить. Возможно, мысль эта укрепила в нем чувство гордости; если б его ждало сочувствие, он, наверное, не выдержал бы.