… Я не мог больше работать в "Клане Тишины". В тот момент, когда началась серьёзная работа, всплыли "подводные камни", о которых никто не подозревал. Оказалось, что у нас кардинально разные взгляды на схему "раскрутки" группы. Я не считаю возможным в угоду коммерческим интересам жертвовать качеством музыкального материала, предлагаемого публике. Мои же коллеги готовы жертвовать

"творчеством" до момента обретения группой стабильного статуса на музыкальном рынке. Мы не нашли компромисса, и я был вынужден покинуть группу, поскольку не считаю возможным профанировать.

Возможно, в дальнейшем я буду более лояльно относиться к

"коммерциализации", но в данный момент я к этому не готов. Можете считать это недальновидностью или юношеским максимализмом. Я же называю это честностью.

This is the end

Beautiful frend,

This is the end

My only frend,

The end.1

Это конец, браток, окончательный и бесповоротный. Крах инженера

Гарина! Ты мчался, как подстреленный, ты выжимал из себя все соки, ты убил уйму времени! И каков результат? Ты лежишь на полу в своей квартире, пьяный и никому не нужный, там, в углу, склад пустых бутылок, шторы задёрнуты, и ты никого не хочешь видеть. Ты наблюдаешь за тенями от вращающегося светильника на потолке, и в девятисотый раз слушаешь, как мёртвый торчок2 Моррисон поёт тебе про

"The end". This is the end. Вот так-то.

Ты распечатал все свои надежды, ты вскрыл все конверты с сюрпризами и что ты там обнаружил? Свой пропитанный спиртным, никотином и безысходностью полутруп, к которому не решается приближаться даже жена. Она боится, что ты сделаешь с собой что-нибудь. Напрасно. Тебе страшно умирать, потому что ты знаешь, что ничего в этой жизни путного не сделал, и о тебе через полгода забудут все, кроме родственников. А ведь ты боишься быть забытым, выброшенным на помойку воспоминаний, стать никому не интересной тенью прошлого.

В тебе живёт какая-то дрянь, толкающая тебя на экстремал. Это

ОНО, а не ты, заявило о твоём уходе из группы. Это ОНО частенько принимает за тебя решения. Ты пытаешься с ним бороться, но ОНО сильнее благих намерений. Иногда вы заключаете перемирие и беседуете по душам. Вот и сейчас ОНО теребит тебя:

– Ну что, как жистянка?

– Иди к чёрту, – лениво отмахиваешься ты.

– Я поговорить. Тебе же хочется с кем-нибудь поговорить? Ты ведь устал быть один, а?

– Какое твоё дело?

– Не ерепенься. Ведь я – это ты. От меня никуда не денешься.

– Я тебя не звал, уходи.

– Давай подведём итоги, – продолжает ОНО.

– Давай, – тебе не остаётся ничего, кроме как согласиться.

– Ты хотел делать музыку…

– Хотел, – лениво соглашаешься ты.

– Собирал друзей, надеялся на что-то, пробовал, рвал жопу на клочки, чтобы что-либо вышло…

– Ну?

– А потом, когда стало тяжело, послал их к бениной маме, и угробил тобой же созданное детище.

– Не передёргивай. Меня поставили в такие условия, что я не мог оставаться. Может быть, это было сделано не специально, но это было сделано, – ты не замечаешь, как начинаешь поддерживать разговор

– Они имеют право поступать так, как считают нужным. Ты не можешь им навязывать своё видение музыки.

– Формально это так. Но практически всё обстоит иначе. Мы были больше, чем просто группа. Мы были друзьями. Из этого я исходил, когда создавал "Клан Тишины". Из этого я исходил, когда не искал готового гитариста, а учил Пашу. Из этого я исходил, когда Паша предложил учить Батьковича только потому, что он "наш человек" и у него пальцы длинные. Из этого исходили мы все, пока ждали, когда

Палыч освоит элементарные навыки игры на барабанах. Я мирился с недостатками каждого из них во имя общего дела. По этой же причине я отказался от руководства группой, требуя, чтобы все имели одинаковое право принимать решения.

– А когда ты сам запутался, и нужно было тебе самому помочь, они бросили тебя, – весело подхватывает ОНО и хохочет в полный голос.

Ты зажимаешь уши, но этот блядский хохот проникает в твой мозг через ноздри, глаза, рот… Он рвёт тебя на ошмётки, и ты никуда не можешь убежать от этого.

– Они не обязаны заниматься моими проблемами! – кричишь ты в исступлении.

– А ты? Ты обязан был заниматься ИХ проблемами? Учить Пашу первым аккордам, заставлять его, подбадривать и говорить, что всё получится. Ты обязан был принимать все проблемы Палыча как свои?

Считать его братом, и быть братом для него? Пахать почти в одиночку, отрабатывая аппарат? Вспомни, ведь практически отрабатывали только ты и Батькович!

– Я поступал так, как считал нужным, – бурчишь ты.

– То-то и оно! А они даже не посчитали нужным понять, что ты остаёшься один, тогда как они – втроём. Тебе нужно начинать с нуля, а им – всего лишь найти вокалиста. Тем более что есть Танька и есть

Владик, который спит и видит себя на твоём месте. Они не будут по тебе скучать, – злорадствует ОНО. – Они даже не посчитали нужным поинтересоваться, что ты делаешь сейчас. А ведь они – твои друзья!

Вы не играете в одной группе, но вы же не перестали быть друзьями?

При этих словах ты горько усмехаешься и ничего не отвечаешь.

– Им насрать на тебя и на вашу дружбу, – делает вывод ОНО.

– Открыл Америку…

– Так что, у тебя больше нет друзей. Твои действия?

– А бес его знает! Знаю только одно – я больше не хочу друзей. Я не буду рассчитывать ни на кого, кроме себя самого. Тогда не будет таких жестоких обломов. Я всегда буду один, и никого не подпущу к себе и на пушечный выстрел, – ты постепенно набираешь обороты и впадаешь в пафос.

– Тихо. Тихонечко, – ОНО прикладывает к губам палец. – Не кипишуй, кочумни. Я всё понял. Спасибо за интервью.

ОНО исчезает, ласково шепнув на прощание:

– И, всё-таки, это ты задушил малютку. Я имею в виду "Клан Тишины".

– Иди на хуй!!!

Некоторое время ты куришь, переваривая разговор и перемешивая мысли с хриплым речитативом Моррисона. Потом, качаясь, добредаешь до балкона, и тебя тяжко рвёт вниз, на чьи-то простыни и наволочки этажом ниже. This is the end!

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Андрей ты должен взять себя в руки милый не расклеивайся я умоляю тебя ты не должен так много пить мне страшно за тебя Господи что же это такое подонки вот кто они такие я их ненавижу милый я тебя умоляю встряхнись всё будет хорошо ты увидишь ты не можешь так просто наплевать на себя я прошу тебя умоляю не пей посмотри на себя ты уходишь и я ничего не могу сделать будь оно всё проклято!

Всё-таки, приятно вновь ощутить себя живым организмом! Шагать по мокрым тротуарам, ни о чём не думая, и вдыхать влажный воздух, впитывать его каждой клеточкой организма. Я осматривался по сторонам, и всё казалось мне новым, незнакомым, интересным.

Последнюю неделю я пил беспробудно, практически не приходя в сознание. Краткие минуты просветления я использовал для того, чтобы заправиться новой порцией спиртного и снова ухнуть в сумрачные ущелья болезненного смура. На улицу я не выходил – город с его движняком наводил на меня панический ужас. Я чувствовал себя похороненным в его узких улицах, лица прохожих вызывали отвращение.

Паника захлёстывала моё сознание тяжёлой мутной волной.

Звонок Палыча совпал с одним из немногих просветов в моём

"штопоре". Я поднял трубку, и вздрогнул от неожиданности:

– Привет, брат! Как делишки?