Изменить стиль страницы

Берберова в патетическом отрывке из книги «Наше сердце» очень красноречива. Ее вольные, широкие строки похожи на попытку создать какой-то неоклассицизм. Опасная попытка: лубок от нее в двух шагах. Не напрасно Верлен советовал «сломать шею» красноречию. Если оно после этой операции и остается в живых, то живет уже по-новому, по-иному, не соблазняясь больше внешней красивостью фразы. Берберовское звонкое красноречие, к сожалению, красивости еще не избегает.

В еще большей мере это относится к наивным стихам В.Пиотровского.[527] Дух Пушкина, к которому они в своей стройности и гладкости явно апеллируют, от них беспредельно далек.

Особняком, как всегда, — Марина Цветаева. Кто ее стихи любит, тому придется по сердцу и «Дом».

Почти то же самое мне хотелось бы сказать и о цветаевской статье, в этом номере журнала законченной, — «Искусство при свете совести»: — кто Цветаеву любит, тот с увлечением прочтет и эти ее размышления. Ни об искусстве, ни о совести, ни об искусстве при свете совести он решительно ничего не узнает. Но кое-какие сведения о самой Цветаевой, кое-какие данные для постижения ее щедрой и капризной натуры получит. Цветаева принадлежит к тем авторам, которые только о себе и могут писать. Пишет она, во всяком случае, интересно. Спасибо и на этом. <…>

В. Ходасевич

Рец.: «Современные записки», книга 51

<Отрывки>

<…> В конце концов из всего художественного отдела на поживу остается одна поэзия. Зато могу сказать, что она довольно утешительна. В ней ощущаются движение и жизнь, которые ощутились бы явственней, если бы поэтический цикл этой книги не открывался стихотворением К.Д.Бальмонта. Тут принужден я начать «за упокой!», чтобы кончить «о здравии». В стихах К.Д.Бальмонта — ни движения, ни жизни. Блаженной памяти модернизм здесь продолжает не лучшие из своих традиций. Крупицы мысли и чувства растворены здесь в потоке случайных, приблизительных слов, булькающих по правилам пренаивной, весьма поверхностной эвфонии. За сорок пять (приблизительно) лет поэтической деятельности К.Д.Бальмонт «ничего не забыл и ничему не научился». Его стихи обнаруживают не мастерство, всегда деятельное, ищущее и строгое к себе, а лишь известную профессиональную опытность, почти механический навык, с которым он может до бесконечности повторять и перепевать самого себя, впрочем, далеко уже не достигая даже и тех высот, которых ему порой удавалось достигнуть в далеком прошлом. Мы навсегда благодарны Бальмонту за многие его былые слова — они были истинным серебром. Его молчание стало бы нынче золотом. Читая нынешние стихи его, невольно думаешь, что последняя глава каждого сочинения, посвященного поэтике, должна бы называться «Умение замолчать вовремя».

Глубокая противоположность К.Д.Бальмонту — М.Цветаева. Автор не столь маститый, она все же на целое поэтическое поколение старше других стихотворцев, представленных в отчетной книжке «Современных записок». Ее стихотворение «Дом», здесь помещенное, далеко не столь замечательно, как «Роландов рог», напечатанный в предыдущей книжке. Рискованное по приемам, оно очень неровно, наряду с удачами явны в нем отдельные неудачи, но в самой этой рискованности, в неровности — сколько еще искания новизны, то есть именно движения и жизни. Творчество Цветаевой вообще в высшей степени неравноценно по достигаемым результатам. Свой замечательный дар нередко тратит она «без внимания», но ее неустанное внутреннее горение прекрасно и драгоценно.

Художественный темперамент В.Смоленского ничего не имеет общего с темпераментом М.Цветаевой. Всякого риска он, видимо, избегает, подвигаясь вперед очень робко. В новых своих стихотворениях он, видимо, ищет освободиться от некоторых влияний, которыми отмечено большинство его прежних пьес, но делает это с большой осторожностью, на каждом шагу как бы щупая под ногою почву, не смея себе самому довериться. От этого его новые стихи несколько теряют в законченности и точности. В этом смысле они, пожалуй, не принадлежат к числу его лучших вещей. Тем не менее они все-таки хороши сами по себе и утешительны тем, что в них сказалась воля к дальнейшему развитию. <…>

Г. Адамович

Рец.: «Современные записки», книга 52

<Отрывок>

<…> Марина Цветаева напечатала небольшое стихотворение, написанное пятнадцать лет назад. За ее же подписью помещены мемуары о Максимилиане Волошине под названием «Живое о живом». Мне никогда не приходилось Волошина встречать. Насколько можно судить о нем по его стихам и статьям, он истинным поэтом не был, — и значение, которое Цветаева ему, очевидно, приписывает, сильно преувеличено. (Нельзя забыть поздних, грубо-трескучих фальшиво-декламационных волошинских стихов о России: это не случайный срыв, это — важнейший для характеристики Волошина документ.) Но, вероятно, как личность он был интересен: интересная, умная статья Цветаевой в этом убеждает. <…>

Н. Резникова

Рец.: «Современные записки», книги 52, 53

<Отрывки>

Хотя в наше время и очень принято говорить о всевозможных кризисах и, в особенности, о кризисе в литературе, — но, перечитывая «Современные записки», видишь, что не так уж у нас неблагополучно в области творчества. <…>

Марина Цветаева в своих воспоминаниях о Максимилиане Волошине — «Живое о живом» — поднимается на высшие ступени художественной прозы. Только поэт может писать такой чудесной прозой. Кажется, Марина Цветаева переборола все женские слабости и оставила только самое прекрасное, что таится в женщине, — нежность, чуткость, верность прошлому и благородство. <…>

Начатые в № 52 <«Современных записок»> воспоминания Марины Цветаевой о Максимилиане Волошине «Живое о живом» в отчетном номере кончаются. Трудно сказать, преображен ли М.Волошин творческой фантазией поэтессы или действительно в личности его было столько мощи, красоты и сказочности, что нельзя было не плениться его магической чудодейственной силой. Марина Цветаева заставляет верить, что такие люди бывают, заставляет трепетать перед образцом этого титана, которого она, силой своего таланта, конечно, обессмертила. Написаны эти воспоминания поразительно; только жаль, что минутами автор начинает — совершенно непонятно зачем — как-то странно кривляться, появляются ненужные скобки и еще более ненужная вычурность, которой затемняется глубокий смысл некоторых страниц. Простота — вот чего не хватает этому прекрасному произведению. <…>

В. Булич

О новых поэтах

II

Современная эмигрантская поэзия разбилась на два русла. Одно берет свое начало от классических образцов, сохраняя заветы простоты и ясности, продолжая и углубляя старый путь. Другое в поисках новых возможностей обновления поэзии отказывается от старых заветов и идет по новым путям.

К первому направлению относятся Вл. Ходасевич, изощренный мастер стиха, укладывающий его в строгие классические рамки, утонченно-простой Георгий Иванов, несколько рассудочный, но искренний Н.Оцуп — один из старших поэтов; из молодых же — Ладинский, Смоленский, Кнут, о которых я говорила в первой статье,[528] и ряд других, стихи которых можно встретить на страницах зарубежных журналов. Наиболее яркой и даровитой представительницей второго направления является Марина Цветаева, творчество которой стоит особняком в современной поэзии. К этому же направлению можно причислить и молодого поэта Б.Поплавского, начавшего печататься в эмиграции.

вернуться

527

Корвин-Пиотровский Владимир Львович (до 1945 года печатался под фамилией Пиотровский) (1891–1966) — поэт, драматург.

вернуться

528

«Журнал cодружества». 1933. № 5. С. 14–19.