Изменить стиль страницы
Воды — стальная полоса —
Мертвецкого оттенка —
Держусь, как нотного листа
Певица, края стенки —
Слепец… Обратно не отдашь?
Нет? Наклонюсь, услышишь?
Всеутолительница жажд
Держусь, как края крыши
Лунатик…
Но не от реки
Дрожь, — рождена наядой!
Руки держаться, как реки,
Когда любимый рядом —

(Какие замечательные, поющие строки!).

И верен…
Мертвые верны…
. . . . . . . . . . . . . . .
Смерть с левой, с правой стороны —
Ты. Правый бок как мертвый.

Или вот эти строки с их частушечным ритмом.

Жестока слеза мужская!
Обуxум по темени!
Плачь, с другими наверстаешь
Стыд, со мной потерянный.
Одинакового
Моря — рыбы! Взмаx.
Мертвой раковиной
Губы на губах.

Вот характерное описание поцелуя:

Сей поцелуй без звука:
Губ столбняк.
Так государыням руку,
Мертвым — так…

Опущение глагола «целуют» и инверсия двух последних строк («Так государыням, мертвым — так») придают этим строкам необыкновенную силу и выразительность.

Повторяю, поэма Цветаевой, тема которой «конфликт» любящих[331] — не только не набор слов, а мастерское поэтическое произведение, отмеченное печатью подлинного таланта. О некоторых его недостатках говорить сейчас не хочется.

Д. Резников

«Поэма Конца»

Не знаменательно ли, что в наши дни — дни полного разложения крупной формы (лирическая и эпическая поэмы — в поэзии и роман — в прозе), когда эпическая поэма, с героями и героинями, растворилась и (временно что ли) выпала из искусства, не знаменательно ли: за последние пять лет Марина Цветаева напечатала: «Царь-Девица» (1920 г.), «На Красном Коне» (1921), «Переулочки» (1922 г.), «Мóлодец» (1923 г.), «Поэма Конца» (1924 г.), «Поэма Горы» (1924 г.), «Крысолов» (1925 г.) — семь прекрасных поэм.

Марина Цветаева, вообще, пишет очень много. Стихотворная продуктивность в наше «безвременье» (я говорю о крупных поэтах) — факт особенно ценный.

Стихи разошлись по типографиям, залежались на страницах журналов, мы их прочли, читаем, появилось много статей, рецензий, но в обхват не взяли, до конца не додумали.

Марина Цветаева больше чем кто-либо ждет серьезного критика.

Были свои критики у символистов — мы знаем все (если можно знать все) об А.Блоке (знаем еще при жизни), о Ф.Сологубе, А.Белом, К.Бальмонте и др. — мы таких критиков не имеем. Мы пишем статьи — отзывы об отдельных вещах и ничего о поэте в целом. «У каждого поэта должно быть свое литературное лицо» — это бесспорно. Но есть поэты с установившейся литературной «походкой» без определенного пути — поэты «настроений», сегодня одно, завтра другое, ничем внутренне для поэта не узаконенное, и есть другие поэты — с намечающимся или уже найденным, не только литературным, но и своим, внутренним путем.

У поэтов первого порядка — каждая вещь самостоятельна (сама по себе), исчерпывается отдельной статьей; у поэтов второго — внутренняя, идейная связь (не всегда ясная для самого поэта), преемственность одного стихотворения от другого. Вот почему разбор отдельных вещей М.Цветаевой, не ощутив ее в целом, занятие в значительной мере праздное.

Однако вернемся к поэме.

Тема: Он и Она — любовь — разрыв. Он и Она, уступающие друг другу «честь конца». — Конец.

С начала встречи читатель попадает в атмосферу нарастающего разрыва. Встреча. Чрезмерно вежливый он:

Преувеличенно-плавен
Шляпы взлет.
…Преувеличенно-низок
Был поклон.

Эта растянутость во времени его движений сразу порождает внутреннюю тревогу:

Сердце упало: что с ним?
Мозг: сигнал!

Отсюда аперцепция. — Тревога длительности передается на окружающую обстановку:

Преувеличенно-нуден
Взвыл гудок.
…Длился злясь.

И сразу дается окончательная формула —

Преувеличенность жизни
В смертный час.

Любовь к формулам далеко не случайная особенность в творчестве М.Цветаевой. Из всякого данного положения надо найти формулу. — Она пишет для формул. Формула — ступень ее восхождения, число личного календаря, который нужно сорвать. —

«Две любимые вещи в мире: песня и формула.
То есть — стихия — и победа над ней».

Творчество — преодоление времени — жизни. Если смертью — смерть, то жизнью — жизнь. Поэма развертывается, ширится внутренняя пропасть героев: разность чувств, разность мер — измерений. Она, как всегда, женщина «шестых чувств». Он прост — обывателен. Он — быт, она — бытие. Он — во, она — вне (быта ли, времени ли?). Он всегда рвется во что-то, она — из чего-то.

Так из дому рвутся,
Как ты — домой!

Любовь простая, земельная (не земная) мыслима, как попытка. «Попытка Ревности» — так называется одно из стихотворений М.Цветаевой. Всю поэму можно было бы назвать «Попыткой Любви». Была тяга, любви не было, любовь не возникла.

Для него: — «Любовь — это плоть и кровь».
Для нее: — «Любовь — это значит лук натянутый —
лук: разлука».

Там, где для него только «уедем» — для нее — «умрем».

Для него: душа — тень
Для нее: тело — тень.

Ее бытие действенно, бытие хочет опрокинуть, раскрепить быт. Он — быт косен — бытию не сопричастен. Пропасть вскрыта. Он хочет, он должен уйти: ибо, что делать быту в бытии?

Она борется, она хочет полюбить и не сознательно заполняет собой его внутреннюю пустоту — живет ею отраженным светом.

В поэме дана одна реальная и конечная встреча. Конец уже созрел в переходе через мост. Мост — переход из одного мира в другой. Реальный конец моста дан, как конец любви (попытки любви).

Сцена на мосту особенно патетична: последний поединок двух стихий — последняя напряженность и ее победа — победа духа над телом.

Здесь даже существование души было поставлено под вопрос:

Пресловутая ересь вздорная,
Именуемая душа.

Здесь тело билось, заламывало руки, умоляло и отрекалось от души.

…Было тело, хотелось жить.
И над телом веще, как меч — душа:
— Конец
…Жить не хочет.
вернуться

331

Поэма обращена к К.Б.Родзевичу (1895–1988), с которым М.Цветаева познакомилась в 1923 г. В ней получили отражение их личные взаимоотношения.