По возвращении со службы на сэкономленные 60 рублей – буфет ядра полка с бумажными тетраэдрами кефира не всегда был доступен – я купил небольшой приемник с КВ-диапазонами "Россия-303". И почти не расставался с ним пока он не уехал от меня в электричке в сторону
Наро-Фоминска в забытой сумке вместе с театральным биноклем, паспортом без прописки, студенческим билетом и закуской для пикника на двоих.
Через полгода у меня появился внушительный "Океан-205", и в свободное время по вечерам под баритон Юрия Асмаловского я с новым качеством стал слушать концерты на волнах "Голоса Америки". Из этих передач я узнал многое об англо-американской музыке середины семидесятых. В эти благодатные годы на подъеме были корифеи рока:
Led Zeppelin, Deep Purple, Santana, Elton John, Suzy Quattro,
Lennon, McCartney, Queen. Пользовались спросом среди голодных советских радиослушателей заявки на исполнение в эфире гремящих боевиков Slade и "Ночи Трех Собак". Еще сияла звезда Super Star, крутили Shocking Blue, Creedence, Doors и Beatles. Тогда же появился новый, чисто американский стиль музыки "диско" для новомодного увлечения – танцев под записи в специальных залах-дискотеках. В
Штатах оно приобрело размах, достаточно вспомнить "Студию 54" из одноименного фильма. Появилось множество диско-групп. Фильм
"Лихорадка в субботу вечером" с музыкой Bee Gees и молодым Траволтой в главной роли стал культовым. Но все это было далеко на Западе и пробивалось к нам лишь сквозь помехи на коротких волнах.
Описываемые времена сейчас называют "периодом Брежневского застоя", однако, на мой взгляд, конец семидесятых – начало восьмидесятых были наилучшими годами в истории Советского государства. Действительно, за политический анекдот уже не хватали, а волосы, включая бороды, можно было отпускать как у хиппи любой длины. Допускалось ношение широченных снизу штанов, а так же джинсов, если, конечно, достанешь. Правда, ходили слухи, что
"капиталисты", дабы извести нашу молодежь, вшивают в них ампулы с отравой. Одновременно с этим, прекрасная половина молодежи укорачивала юбки до чисто символической длины. Тягомотина промывания мозгов, вроде всяких собраний, политзанятий, демонстраций дважды в год, еще продолжалась, но за уклонение от "общественных мероприятий" ничего не делали. Разве что, пожурят, если комсомолец, да, пригрозят не выпускать за границу. Комсомол как система манипулирования молодежью, безнадежно захирел, чему способствовала атмосфера всеобщего пофигизма, вызванная снижением страха перед властью и безверием во все более отдаленное "светлое будущее всего человечества". Разумеется, в открытую гнать антисоветчину посреди улицы могли только известные психи со справками.
В общем, наступила Золотая Осень Софьи Властьевны. Уморив несчетное количество людей, можно было позволить уцелевшим дать возможность слегка расслабиться, нагулять жирок перед грядущими испытаниями. Да, и сама Кремлевская Власть, состарившись, решила отдохнуть и задремала.
В такие, вот, вегетарианские времена развитого социализма после некоторых разочарований и жизненных крушений, в рваных самопальных джинсах – сосед по купе, недоверчиво оценивая дырки на коленях, радостно изрек "Сам протер!" – я вернулся в родной город.
2. Дикая Жизнь.
Конец декабря 1976 года. Окна магазинов на Советской разрисованы новогодними зайцами, елочками, хлопушками, дедами морозами, украшены гирляндами. Но из одного окна нагло смотрит бородач, лишь с точки зрения малограмотного совка смахивающий на Деда Мороза: McCartney с альбома "Let it be". Идеологическая диверсия, не иначе! Меломаны в
Слободском водятся, понял я.
Поначалу я чувствовал себя здесь столичной штучкой, но постепенно обвыкся, утратил московский акцент и гонор. Способствовал этому в частности такой случай. Из столицы я привез два модных галстука лопатой – белый и цветастый. В провинции таких еще не видали. И вот однажды принарядился по случаю. Но был осажен местным слегка подвыпившим интуитивным фрейдистом: "Думаешь, если у тебя галстук длинный, то и… длинный?" С той поры я избегаю надевать столь много говорящую деталь мужского туалета.
Вскоре я обзавелся старыми знакомыми и новыми друзьями. Двух метровый Ливерпуль, прозванный так за битломанию еще в школе, как-то зимой познакомил меня со своим другом, жившим у Интерната. Слушали
"посмертный" диск битлов "Hey, Jude". Пожалуй, я тогда впервые держал в руках фирменные диски в таком количестве. Стоили они не мало: попиленные, с песочком, около полтинника, а новые в упаковке – стольник. Для справки: зарплаты работяг редко превышали двести рублей.
На тот момент записей у меня было немного и невысокого качества, к тому же моно. Кое-что привозил из Москвы на каникулах двоюродный брат Саша: рок оперу, "Венеру и Марс", "Все проходит" Харрисона. К лету мне удалось немного заработать и приобрести свой первый стерео усилитель с колонками "Электрон-101" и вертушку "Вега-106". Первым диском, водруженным на эту диковатую систему, стал неплохой "Wild
Life" McCartney, что отчасти скрадывало недостатки аппаратуры.
В ближайшую субботу, взгромоздив колонки на подоконник, я врубил их на всю катушку и округу. Раза два прибегал заполошный сосед, пенсионер дядя Миша, и махал кулаками, но вскоре привык и успокоился. Остальным соседям мои концерты нравились. Крутил "АББу", рок-оперу, битлов и сборники. На этой почве я вошел в компанию соседской молодежи. Это были Вовик Грехов, Максимов, Решетов и другие. Почти все уже после армии, но еще не женаты – золотая пора жизни! Работали на ремзаводе, "Белке" или шоферили. Жили с родителями, по выходным умеренно выпивали, ходили на танцы в горсад или ДК, любили музыку, кое-что читали. Некоторые слушали зарубежные радиостанции и почти все критически настроены в отношении советской власти. Вечерами по средам, когда я намеренно оставался дома, устраивая себе "День внутреннего самосозерцания", они заходили ко мне послушать музыку, перед тем намахнув где-то вина, отчего нередко дремали в теплом полумраке, наполняемом звуками.
Переулок Косолапова тогда еще не был изуродован строительством трех пятиэтажек. Теперь от него сохранилось лишь пять домов по четной стороне. Еще в нетронутом виде существовал чудесный, с десятками старых лип, проходной сквер между переулком и улицей
Свободы – любимое место игр в нашем детстве. Но огромный когда-то
Косаревский Лог, отделяющий Город от Светлицы, был уже на половину засыпан – через него пролегла улица Ленина. Даже теперь, когда от прежней идиллии этого местечка осталась едва треть, я люблю проходить мимо, стараясь не замечать досадных перемен.
На Косолаповском жил единственный из нас женатый – Игорь. Молодежь собиралась у него выпивать. Однажды подсевший к нашей компании знакомец детства Витя Жуков, в последствии допившийся до Ганинского санатория (именуемого в просторечии Раковка), "для крепости" влил в мой стакан с вином свое пиво. С непривычки к местным изыскам, мне стало тоскливо, и бывшей однокласснице пришлось бежать домой за нашатырем: "Не умеешь – так не пей!"
Как-то субботним утром на пути в Город мы с Максимовым остановились на переулке, где уже собралась компания. Игорь изредка тюкал топором чурки дров, ставя их на здоровенный пень.
Воспользовавшись перерывом в работе, на нем расположилась хозяйская кошка. Игорь, в шутку, занес над ней топор и спросил: "Рубить?" -
"Руби! Руби!" – весело закричали в ответ. Он как-то очень медленно опустил свое орудие… Кошка, перебирая одними передними лапами, ползла КУДА-ТО. Девки орали на Игоря, а он стоял молча, слегка смущенный.
В другом соседнем переулке – Матросова – все еще жил мой одноклассник по пятой школе и друг детства Тебеньков. Вместо армии за склонность к мелкому хулиганству, уходящую корнями в уже далекие года, Саня успел побывать в иной "школе жизни". Прославился он своей склонностью (явно сексуального характера) мочиться в карманы драповых пальто, пылившихся на вешалке большого магазина под названием "Первый Номер". Мог для забавы высыпать корзину снега на задремавшего друга. Семейка Рыжего Тебеня тоже не отставала. Сестра в дурном настроении резала пьяницу отца. После третьей попытки ее лишили этого удовольствия. Их мать отравилась уксусной кислотой – в те времена это был общедоступный способ покинуть поднадоевший мир.