Трудно было сказать, о чём именно думал король, слушая рассказ гостьи из-за океана. Лицо его было похоже на маску равнодушия. Но Галка чувствовала отголоски тщательно скрываемых эмоций. Он беспардонно сравнивал неординарных женщин, сидевших перед ним (глупенькие фрейлины, понятно, не в счёт, их пригласили для мебели и разноса сплетен). И, если мадам генерала не обманывали ощущения, то его величество решил не заморачиваться с выбором. Гарем — он и в просвещённой Франции гарем.

«Плохо, — подумала Галка, увлечённо рассказывая о красоте тропической природы Сен-Доменга. — Местные сплетники трепались, будто он уже сводил за одним столом двух фавориток — Лавальер и эту кудрявую кралю. И где теперь Лавальер? В монастыре, грехи замаливает. А Монтеспан, если надо, по трупам пойдёт… Нет, правду говорил Билли: моя стихия — честный бой. Ножи в спину, интриги и яд в стакане точно не мой стиль… Надо отсюда срочно выгребаться, а как?.. Кстати, а где тут квартирует английский посол, и в Версале ли он вообще обитает? А то Англия тут как-то вовсе не представлена, что странно. Надо бы с ним переговорить без свидетелей…»

— Нет, шевалье, я думаю, не стоит обращаться к Вуазен. Мадам Эшби хочет как можно скорее уехать отсюда, и это меня вполне устраивает.

— Маркиза, вы ведь знаете, каким привязчивым может быть его величество. Кроме того, ему наверняка хочется отведать это…острое заморское блюдо. Что если он успеет сойтись с ней до её отъезда?

— Скорее всего, так и случится. Но я сегодня говорила с ней. Она не стремится занять моё место возле короля. Ей куда дороже её собственное — в Сен-Доменге. Потому, шевалье, оставьте эту мысль. Пусть спокойно едет. Она в любом случае сюда больше не вернётся.

…Увы, отец мой, от мысли вовлечь маркизу де Монтеспан придётся отказаться. Однако дело должно быть доведено до конца. Буду действовать на свой страх и риск…

9

— Сеньора, мне чертовски неприятно это слышать, — дон Антонио словно лимон съел, но что он мог поделать? — Если индейцы Юкатана подняли восстание, и если их авантюра увенчается успехом, требования тоже должны выдвигать индейцы Юкатана.

— А я, дон Антонио, сейчас представляю интересы дона Хуана Кокома, — ответила Галка. — Это являлось одним из пунктов нашего соглашения.

— То, что вы ведёте интриги против Испании, ещё можно понять. Но дон Хуан!..

— Майя — люди гордые, и с очень хорошей памятью…

Плохое настроение дона Антонио можно было понять: с Юкатана в Испанию везли тонны ценнейшего «кампешевого» дерева, не говоря уже о маисе и прочих продуктах. Чувствительный удар ниже пояса. Особенно с учётом долгов, в которые забрался Мадрид ради продолжения войны с Францией. Но у французов был Кольбер, умевший выколачивать деньги для своего короля. А в Эскуриале такого толкового министра финансов уже давненько не видывали. Плюс, расточительные привычки королевы-матери, казнокрадство знатнейших грандов в метрополии и в колониях, постоянные военные поражения. Одни убытки. Одним словом, радоваться нечему. А пиратка требует не только признания независимости Сен-Доменга, Кубы и Юкатана, не только признания за кораблями под флагами этих…земель права свободного плаванья в водах Мэйна и торговли во всех испанских гаванях. С этим ещё можно скрепя сердце смириться. Но ей нужны острова! Пусть это необитаемые клочки суши вроде Моны и Навассы, но если они зачем-то нужны пиратам, то наверняка сгодились бы и Испании. В особенности остров Мона, позволяющий контролировать пролив между Эспаньолой и Пуэрто-Рико — настоящими «воротами» Испанского моря… Дон Антонио ещё не знал, какова именно будет реакция её величества, но в то, что Мадрид с лёгкостью согласится пойти на такие уступки подлым разбойникам, верил с трудом. Так что переговоры предвидятся весьма трудные. А если требования пиратов поддержит Франция — тем более.

Дон Антонио вынул из папки лист дорогой бумаги и, обмакнув перо в чернильницу, аккуратно вывел пышную титулатуру…

«Одно из двух: или он действительно того… втрескался, или притворяется. Но как правдоподобно!»

Король, едва касаясь пальцами, нежно гладил её жёсткую ладонь.

— У меня руки моряка, а не придворной дамы, — глухо проговорила Галка. Мраморная скамейка, облюбованная ими для приватных бесед, успела изрядно под ней нагреться, а цветущий куст источал совершенно неповторимый аромат. Но она не замечала ничего. Ведь никогда ещё ей не было настолько плохо.

— И это уже никогда не сойдёт? — тихо спросил король, целуя её пальцы.

— Пока не расстанусь с флотом — нет.

— Но вы с ним не расстанетесь.

— Флот — моя жизнь, — генерал Сен-Доменга позволила себе мрачную усмешку. — И не будь под моим началом такого флота и такого оружия, вряд ли я была бы приглашена сюда.

— В этом есть доля истины, — признался его величество. — Зная вас только по вашим письмам, я рассуждал с чисто практической точки зрения. По сравнению с европейскими флотами ваш невелик, но его сила не в числе. И даже не в новых пушках. Без толкового и решительного флотоводца даже самый лучший флот — не более, чем скопление кораблей… Личное знакомство решило очень многое… Вы скоро едете?

— Да. В течение недели утрясу все дела — и в путь.

— Подарите мне эту неделю.

— А если я скажу «нет»?

— Мадам, мне горько это говорить, но если вы не исполните мою мечту, я разрушу вашу.

— Это угроза?

— Это факт, мадам.

— Принуждение к сожительству, — мрачно усмехнулась Галка. — Статья пятьдесят вторая Уголовного кодекса республики. В отличие от статьи пятьдесят первой — принуждение к браку, в том числе с корыстными целями — квалифицируется как тяжкое преступление и карается каторжными работами на срок до семи лет.

— Во Франции закон — моё желание, мадам, — король по-прежнему не повышал голоса и всё так же нежно гладил её пальцы. — Если я полюбил женщину, то она будет моей, даже если она властительница далёкого острова. В противном случае её судьба и судьба её близких незавидна. Подумайте, мадам: ваша неуступчивость может стоить Сен-Доменгу будущего.

Впервые за многие годы Галка не знала, что сказать. Будь она, как прежде, пираткой без своей гавани и крыши над головой, ничто бы не удержало её от резкой отповеди. Мол, идите-ка вы, ваше величество… Но сейчас за каждым её словом стояла судьба Сен-Доменга. Заокеанская республика двух лет от роду никак не могла рассчитывать на равную с Францией роль в политике. Генералу Сен-Доменга было до чёртиков тошно и противно, ужас как не хотелось ломать себя через колено, но как теперь выкрутиться, не навредив своей стране?

— Что с вами? — король даже слегка испугался, увидев изжелта-бледное лицо женщины и её мрачнейший взгляд. — Вам дурно?

— Думаете, так легко принять решение? — сипло — горло словно удавкой перехватили — вытянула из себя Галка.

— Что же вас останавливает? Почему вы заставляете меня страдать?

«А на мои страдания ты давно болт положил?» — с ненавистью подумала Галка. Но вслух она сказала совсем другое.

— Если я скажу вам «да», я потеряю мужа, — всё ещё через силу выцедила она. — А если скажу «нет» — потеряю страну, которую люблю не меньше.

— Ваш муж никогда не узнает, я об этом позабочусь.

— И никто посторонний — тоже, — голос Галки упал до шёпота. Решение принято. Она переступила черту, из-за которой не было возврата. — Никто. То, что касается лишь нас двоих, должно оставаться между нами. В противном случае ничего не будет. В смысле — ничего хорошего.

— Обещаю, — король уже целовал её лицо, несмотря на бледность горевшее странным жаром. — Нет — клянусь! Наша тайна останется лишь нашим сокровищем… Милая моя…

— Не сейчас и не здесь, — Галка всё-таки нашла в себе силы удержать его на более-менее безопасном расстоянии. — За нами наверняка наблюдают.

— Разумная предосторожность, — король, подумав о том же, поумерил пыл. — Как же быть?.. Ах, да, сегодня малый приём. И часов в семь пополудни мы смогли бы уединиться без опасения попасться кому-нибудь на глаза… Я надеюсь, вы не скажетесь больной?