Изменить стиль страницы

Он увел ее на площадку, а я смотрела, как они скользят в танце, – двое эротических игроков, чью Фантазию воспламеняет шуршащая, еще не ощутимая близость авантюры, супруги, соединенные глубоким, неизлечимым эгоизмом взаимной страсти.

ЧТО СЛУЧАЕТСЯ С ПЬЯНЫМИ ЖЕНЩИНАМИ В МОСКВЕ

Есть женщины, которые часто крутятся там, где возникают неприятности, или, наоборот, неприятности крутятся возле них. Я из их числа. Если на улице будет лежать кучка дерьма, все ее аккуратно обойдут, я же непременно вляпаюсь, потому что стесняюсь носить очки. Если я пойду в бар, то обязательно залью красным вином белое вечернее платье и порву колготки, а утром в холодильнике не будет пива, и я буду лежать и думать, что сказала.бы моя мама, если б увидела меня сейчас в таком виде, и кто тот мужчина, с которым я целовалась вчера, и почему у меня опять содраны коленки и сломан каблук на туфле, и где моя сумка с документами, и кто вчера привез меня домой, и зачем надо было посылать всех сразу и так далеко, и какого черта… О чем это я? Ах да! Всякой молодой женщине знакомы разные способы убивать время, я же знаю их все. И каждый раз, когда я снова неумеренно прожигаю жизнь, я становлюсь участницей каких-то запутанных событий, выматывающих меня до предела. О- только то, что у всех нормальных людей;ранитель, а у меня их два (как вычис-и), и работают они за четверых. Но ^елам расслабиться или пойти спать, утываюсь в смутные и мутные исто-блк. юрых я собираюсь вам рассказать, жали h первого июля, теплой летней ночерних ши осле ресторана (а как же иначе. ручного вина, много разговоров и обид, и мужчины рано собрались домой спать, и я разозлилась. Спать превосходной летней ночью в субботу мне всегда казалось непростительным чудачеством. Уж я-то не успокоюсь, пока так или иначе не убью время до утра. Одним словом, мое состояние можно было описать так: не хватило.

Я выскочила из ресторана, и мой приятель погнался за мной со словами: "Не дури!

Я отвезу тебя домой". Но коль скоро я закушу удила, никакие разумные доводы меня не удержат. Он сделал еще несколько попыток остановить меня, потом махнул рукой:

"Ну и черт с тобой! Поступай как знаешь".

Я шла по городу, легкая и веселая, в до дерзости сексуальном платье, во власти той фальшивой беззаботности, когда кажется, что море по колено. В тот субботний вечер на улицах было полно народу, и мужчины оглядывались мне вслед. Я спустилась вниз по Октябрьской улице на Сущевский вал и решила поймать такси. С первой машиной мы не сошлись в цене, потом подкатила светлая "Волга", и я быстро договорилась с водителем, обыкновенным мужчиной неброской русской расцветки и средних лет. Да я особенно и не разглядывала его в темной пещерке такси.

Водитель оказался на редкость разговорчивым человеком, и с той беспричинной приязнью, которую чувствуешь к случайному собеседнику после Двух бутылок выпитого вина, я разболталась. Алкогольный туман уже сгустился достаточно, чтобы до-ВеРиться первому встречному. Я даже рассказала ему, чТо работаю журналисткой в газете "Комсомольская правда".

Около Олимпийского комплекса машина вне-Запно остановилась. "Я на минутку, – с извиняю щейся улыбкой сказал водитель. – Ужасно хочется пить, а тут киоски рядом. Не хотите чего-нибудь – фанты, колы, пепси?" – "Нет, спасибо", – ответила я, а про себя подумала: "Какой милый и любезный человек!" Вернулся он через несколько минут с бутылкой пива в одной руке и с пластмассовым стаканчиком в другой. Не переставая болтать, он откупорил пиво и плеснул в стакан. Его болтовня была как скороговорка фокусника, отвлекающего внимание от трюка. С фамильярностью старого знакомого он протянул мне стаканчик и сказал:

"Не люблю пить один. Составьте компанию, тут всего один глоток". Было жарко, и летняя ночь дышала в открытые окна машины. Не задумываясь, я взяла стаканчик и стала пить с доверчивым аппетитом ребенка, путающего вишни и волчьи ягоды.

Тут к машине с моей стороны подошел молодой мужчина, по виду кавказец. Он наклонился к раскрытому окну и поздоровался с водителем. "Привет, Али (или Ахмед?)! – ответил водила. – А я вот девушку домой везу, ее Даша зовут". – "Привет!" – весело сказала я, отсалютовав стаканчиком. "Это мой приятель, – пояснил водитель. – Он здесь работает неподалеку". Али (или Ахмед?) внимательно посмотрел на меня, как мужчина смотрит на женщину, оценивающе, что-то прикидывая в голове. "Чем это вы тут занимаетесь?" – спросил он, глядя прямо мне в глаза.

"Да вот пиво пьем, – просто сказала я. – А вы не хотите?" – "Нет, я на работе", – отказался кавказец и отошел от машины. "Мне с ним потолковать нужно. Я ему денег должен. Подождешь минутку?" – спросил водила, переходя на "ты". Я кивнула.

Он захватил бутылку с пивом и вышел из машины.

А со мной стали твориться странные вещи. Веки медленно наливались свинцом, ноги деревенели, а руки стали чужими. Голова болталась словно на Нитке, и меня неудержимо клонило в сон. "Ну и пиво, – подумала я. – Надо срочно ехать домой, а то усну прямо в машине". Я оглянулась назад, поискала глазами водителя и обнаружила его стоящим на обочине с четырьмя кавказцами. Вся группа что-то бурно обсуждала. Тут я впервые почувствовала холодок опасности, как будто в лесу увидела западню, едва прикрытую землей. "Что за черт! – подумала я. – Не нравится мне все это".

Непослушной рукой я отворила дверь: "Мы едем наконец, или вы будете решать свои дела?!" Несколько секунд все удивленно рассматривали меня, потом водитель успокаивающе крикнул: "Сейчас, сейчас!" Я уже плохо соображала и снова села в машину, чувствуя, что стремительно соскальзываю в поток сна, но, как утопающий, еще барахтаюсь на поверхности. "Господи, что же со мной такое! Не надо было мне вино "полировать" пивом". Водитель вернулся в машину и ласково сказал: "Давай еще по глоточку пива, а после поедем". Я чувствовала на себе его нетерпеливый взгляд. Он словно чего-то ждал – так кошка стережет мышь. "Да подите вы к черту с вашим пивом! – воскликнула я. – Едем немедленно, или я поймаю другую машину!" Маска его добродушия треснула под напором нарастающего раздражения. "Так дела не делаются! – крикнул он- – Ты села в мою машину, и я тебя отвезу!" Я схватила сумку и выскочила из машины.

Дальнейшее помню смутно. Мозг мой уже работал на малых оборотах. Помню, как громко кричала на всю улицу, что вокруг одни жулики. Помню, как какие-то люди бросились ко мне. Помню, как села в другую машину, но откуда она взялась, не знаю. Помню, как крепко укусила себя за руку, чтобы не потерять сознание, как кричала, что, если меня не привезут на Дмитровское шоссе, я выпрыгну из машины на ходу. Как незнакомый водитель велел мне заткнуться: "Не ори! Вот оно, твое Дмитровское шоссе". И я мгновенно успокоилась, увидев знакомые места. Помню, как мучительно долго пыталась открыть дверь в квартиру. Как вошла, уронив сумку, и увидела, с какой быстротой на меня надвигается пол, но боли от удара уже не почувствовала, потому что стремительно полетела в бездонную темноту, испещренную мелкими огненными звездами.

Очнулась я через много часов, когда солнце уже вовсю светило в окна, и обнаружила, что лежу на голом полу в очень неудобной позе. Мне показалось, что в костях у меня толченое стекло, а мозги слегка вывихнуты набекрень. Стены комнаты отливали синевой и сверкали, как елочные игрушки. В ушах звенело, вся мебель перешептывалась на мой счет и как будто тихонько хихикала. "Господи! Допилась! – мелькнула мысль. – Это же глюки. У меня белая горячка".

Я попыталась встать, но поняла, что у меня нет ног. Хотела позвать на помощь, но-еообразила, что звать-то некого – я дома одна. Я решила не на ноги встать – это роскошь! – а хотя бы на четвереньки. Это мне удалось. Потом осторожно, цепляясь за стулья, поднялась и тихо, по стеночке, доплелась до ванной. Глянула в зеркало и испугалась. Это не я. Бледное, безумное лицо, на подбородке блестит слюна, бессмысленные глаза. Голова весит тонну, и страшно хочется пить. Я открыла кран с водой, и первый же глоток едва не свел меня в могилу. В глазах потемнело, дыхание порвалось как от удара в солпечное сплетение, и несколько бесконечных секунд я судорожно открывала рот, пытаясь вздохнуть. Когда воздух наконец попал в легкие, лицо мое уже позеленело и покрылось бисером пота.