Однажды в июне друзья встретились в ревельском Морском собрании. Тимирёв, Подгурский и Колчак мирно беседовали, когда к Колчаку подошёл его флаг-офицер и сказал, что его вызывает командующий флотом. Колчак пожал плечами: «Странно, кажется, обо всём договорились», – и отправился в Штаб. Вскоре подошёл Непенин и сообщил, что получена телеграмма о назначении Колчака командующим Черноморским флотом с производством в вице-адмиралы.

Спустя некоторое время вернулся Колчак. Вид у него был несколько растерянный. «Без особой радости в голосе», как вспоминал Тимирёв, он подтвердил сообщение Непенина. «Я почти уверен, – добавлял Тимирёв, – что Колчак до своего назначения ничего о нём не знал, а также не предполагал, какие хитросплетённые интриги ведутся в Ставке».[585]

В Ставке были недовольны пассивностью обоих командующих флотами – В. А. Канина (Балтийским) и А. А. Эбергарда (Черноморским). Последний вызывал особенно много нареканий. Ещё осенью 1915 года генерал Алексеев грозился снять с кораблей чуть ли не весь личный состав Черноморского флота и сформировать из него пешие команды.[586]

Альтфатер, перебравшийся в Морской отдел Ставки и заведовавший там балтийскими делами, усиленно продвигал Непенина, рассчитывая в дальнейшем на поддержку этого бесхитростного и простоватого человека. Хотя, как считал Тимирёв, более подходящим кандидатом на пост командующего Балтийским флотом был Колчак. Чёрным морем в Ставке заведовал капитан 2-го ранга А. Д. Бубнов, в будущем – известный теоретик и историк военно-морского искусства. Он-то и продвигал Колчака на Чёрное море, не видя там ни одной подходящей кандидатуры взамен Эбергарда.[587]

«Высочайший» приказ по морскому ведомству о производстве Колчака в вице-адмиралы с назначением командующим флотом Чёрного моря был издан 28 июня 1916 года. Судя по всему, это назначение было воспринято Колчаком без восторга. Он хорошо знал и любил Балтийское море. Командование Минной дивизией было живым делом, которому он отдавался всей душой и которое, конечно, не хотелось бросать. А кроме того, отъезд в Севастополь означал долгую разлуку с любимой женщиной.

Нарочно или случайно, или по какому-то своему чутью, Анна Васильевна оказалась в Ревеле как раз в те дни. Они встречались целую неделю. А потом в Морском собрании состоялся прощальный ужин в честь Колчака, и он не столько на нём присутствовал, сколько гулял с Анной Васильевной по старинному парку Катриненталь (летнее Морское собрание размещалось в этом парке). В этот день они, наконец, объяснились друг другу в любви.[588]

К Минной дивизии Колчак обратился с прощальным письмом. «Великую милость и доверие, оказанное мне государем императором, – говорилось в письме, – я прежде всего отношу к Минной дивизии и тем судам, входящим в состав сил Рижского залива, которыми я имел честь и счастье командовать…Лично я никогда не желал бы командовать лучшей боевой частью, чем Минная дивизия с её блестящим офицерским составом, с отличными командами, с её постоянным военным направлением духа, носящим традиции основателя своего покойного ныне адмирала Николая Оттовича. И теперь, прощаясь с Минной дивизией, я испытываю те же чувства, как при разлуке с самым близким, дорогим и любимым в жизни».[589]

И действительно, впоследствии Колчак с волнением и грустью вспоминал это время. Как-то раз в письме Тимирёвой он отметил: «Это был один из хороших периодов моей жизни. Рижский залив, Минная дивизия, совместные операции с сухопутными войсками, Радко-Дмитриев, Непенин, наконец, возвращение и встреча с Вами, с милой, обожаемой Анной Васильевной».[590]

С собой на Черноморский флот Колчак пригласил капитана 1-го ранга М. И. Смирнова, который когда-то состоял в той роте, в которой гардемарин Колчак был фельдфебелем. Затем они вместе служили в Моргенштабе, а во время войны Смирнов в качестве наблюдателя присутствовал при Дарданелльской операции англо-французского флота, длившейся с 19 февраля 1915 года по 9 января 1916 года и закончившейся неудачей. Колчак предложил Смирнову должность флаг-капитана по оперативной части, которую когда-то сам занимал при Эссене. «Я считаю, – сказал он, – что командующий флотом и флаг-капитан должны иметь одинаковые взгляды на ведение войны, я знаю ваши взгляды и потому предлагаю вам ехать со мной». Смирнов без колебаний согласился.[591]

Из Ставки в Ревель за Колчаком прибыл А. Д. Бубнов, которого Колчак тоже хорошо знал по службе в Моргенштабе. Друзья и единомышленники, Колчак, Смирнов и Бубнов вместе выехали в Ставку, которая теперь располагалась в Могилёве, и по дороге Бубнов подробно обрисовал обстановку на Чёрном море. Втроём они обсуждали планы ближайших операций, перспективы на будущее и пришли к единому мнению.[592]

В начале сентября 1916 года, когда Колчак был уже на Чёрном море, командующим Балтийским флотом был назначен А. И. Непенин. Первое дело, с которого он начал, было подтягивание дисциплины среди офицеров и матросов. Это, конечно, было необходимо. Но, к сожалению, как говорят, Непенин подошёл к вопросу несколько формально. Отдавать честь и вытягиваться во фрунт перед мчащимся автомобилем командующего – это было не самое главное, да во время войны этому и не придавалось большого значения. Глубинные же истоки начинавшегося развала не были выявлены и блокированы. А суровый педантизм, с которым Непенин стал поддерживать внешние признаки дисциплины, сделали его непопулярным среди матросов и отчасти даже младших офицеров.[593]

Командующий Черноморским флотом

Николай II приехал в Могилёв 23 августа 1915 года и на следующий день сменил Николая Николаевича на посту главнокомандующего. Поселился в губернаторском доме. Неподалёку, в здании губернского правления, размещался штаб. Там жил начальник штаба, генерал М. В. Алексеев. Императорская семья оставалась в Царском Селе. Но государь не мог долгое время находиться вне её круга. Он часто ездил в Царское Село, а потом стал забирать с собой в Ставку Алексея на долгие месяцы. Александра Фёдоровна приезжала с дочерьми на короткое время – обычно для того, чтобы склонить государя на какое-то решение или, наоборот, удержать от нежелательного шага – и тотчас же уезжала. Видимо, она знала, что в Ставке её не любят. Распутин там никогда не показывался.

В эти годы императорскую семью уже трудно было назвать образцовой. Николай II постарел и осунулся. За ним стала замечаться прежде совершенно несвойственная ему нервозность. Александра Фёдоровна уже не выглядела счастливой матерью многочисленного семейства. «Теперь на меня смотрела трагическая женщина с упрямым подбородком и куда-то ушедшими вовнутрь себя глазами. У ней чувствовалась какая-то назойливая мысль, которая её никогда не оставляла», – вспоминал адмирал Д. В. Ненюков, видевший её в Ставке. Наследника Алексея Николаевича постоянная его болезнь преследовала буквально по пятам. Стоило неловко протянуть ногу – и начиналось внутреннее кровотечение в паху. Пустяковый насморк оборачивался тем, что из носа начинала идти кровь. Самую жизнерадостную часть семейства составляли дочери. Однако старшая уже явно засиделась в девичестве. Заневестились и другие. Но о их замужестве родители, похоже, не думали.[594] Императорская семья превратилась в какую-то замкнутую ячейку без входов и выходов.

Но власть и корона с неизбежностью, рано или поздно, должны были покинуть эту семью, ибо наследник был явно недолговечен. Между тем отношения с другими членами царствующего дома были серьёзно испорчены – главным образом стараниями Александры Фёдоровны. Её же стараниями были испорчены отношения с Думой, дворянством, образованным обществом. Все упования возлагались на простой народ, олицетворением которого для этого обречённого семейства был Григорий Распутин.