В начале апреля 1911 года Генеральный штаб представил императору проект «Закона о флоте». На Балтике, по этому проекту, предполагалось иметь две боевые и одну резервную эскадры (каждая в составе 8 линейных кораблей, 4 линейных крейсеров и 8 лёгких, 36 миноносцев и 12 подводных лодок).

Чтобы не пугать думских деятелей таким размахом военно-морского строительства, решили выделить из «Закона» и детально разработать ту его часть, которая касалась усиления Балтийского флота в ближайшие пять лет. Так была создана «Программа усиленного судостроения Балтийского флота на 1911–1915 гг.». По этой программе планировалось построить 8 крейсеров (4 линейных и 4 лёгких), 36 миноносцев и 12 подводных лодок.

Ознакомившись с программой, Николай II высоко её оценил. «Отлично исполненная работа, видно, что стоят на твёрдой почве, расхвалите их от меня», – сказал он начальнику Моргенштаба, имея в виду офицеров, работавших над программой. В июне 1912 года с некоторыми сокращениями она была одобрена Думой.[495]

Однако судьба этой программы оказалась печальной. Только небольшую её часть удалось реализовать в последние предвоенные годы и в начале войны. Остальное пришлось законсервировать. Многие годы на заводских стапелях простояли ржавеющие остовы недостроенных судов, пока их не распилили на металлолом. Мирных лет не хватило.

В задачи 1-го оперативного отделения, которым руководил Колчак, входило также составление плана войны на Балтийском театре. К 1911 году окончательно определилась расстановка сил на мировой арене. Было ясно, что на Балтике Русскому флоту, находящемуся в стадии возрождения, будет противостоять мощный германский флот. Существовала угроза неприятельского десанта в устье Невы и захвата Петербурга. Эта опасность страшно преувеличивалась в российских правящих верхах, включая генералитет и часть адмиралов. От Балтийского флота требовали полного сосредоточения всех сил на защите столицы и ближайших к ней подступов – даже в ущерб обороне других участков балтийского побережья России, быть может, ещё более угрожаемых.

Колчак, насидевшийся в Порт-Артуре, питал глубокое отвращение к тактике глухой обороны. Но он получил директивы в самом определённом смысле и должен был разработать соответствующий план операций. 17 июня 1912 года этот план был «высочайше» одобрен. Его односторонность заключалась в том, что он вовсе не предусматривал тот случай, если бы немцы не предприняли наступательных действий в Финском заливе. Никаких определённых директив на этот счёт не содержалось.[496] Впоследствии Колчаку пришлось вести отчаянную борьбу против составленного им самим плана войны на Балтике.

В эти же годы Колчак вёл преподавательскую работу в офицерских классах и на дополнительном курсе военно-морского отдела Николаевской Морской академии. В архиве сохранились написанные им в связи с этим теоретические работы «О боевых порядках флота», «О бое».[497]

В 1912 году вышла, под грифом «Не подлежит оглашению», книга Колчака «Служба Генерального штаба». В ней содержался обзор деятельности морских генеральных штабов крупнейших держав мира. Здесь Колчак дал новое, более развёрнутое теоретическое определение войны по сравнению с тем, которое имеется в работе «Какой нужен России флот». «Война, – писал он, – есть одно из неизменных проявлений общественной жизни в широком смысле этого понятия. Подчиняясь, как таковая, законам и нормам, которые управляют созданием, жизнью и развитием общества, война является одной из наиболее частых форм человеческой деятельности, в которой агенты разрушения и уничтожения переплетаются и сливаются с элементами творчества и развития, с прогрессом, культурой и цивилизацией».[498] Колчак, таким образом, настаивал на том, что война играет в мировой истории не только разрушительную, но и созидательную роль.

После того как были составлены планы и программы, служба в Генеральном штабе вновь потеряла для Колчака интерес. К тому же он видел, что развитие этого органа идёт не в том направлении, которое он считал правильным. В январе 1912 года, незадолго до ухода из Моргенштаба, Колчак представил начальству записку о его реорганизации.

Задача Генерального штаба, как полагал Колчак, состоит в том, чтобы собрать, проанализировать и представить командованию сведения о сложившейся в данный момент обстановке и, получив от него директивы, разработать их в оперативный план – план войны, или план подготовки к войне.

В 1906 году, когда создавался Моргенштаб, именно так и смотрели на это дело. Благодаря своей целеустремлённости и деловитости Генеральный штаб быстро завоевал авторитет в военно-морской среде, и это, к сожалению, не пошло ему на пользу. Вследствие того, что в морском ведомстве сохранилась излишняя централизация в сочетании с отсутствием ясно определённой специализации и компетенции учреждений, в Генеральный штаб стали обращаться все, кто не смог добиться решения вопроса в другом месте. Генеральный штаб стал принимать на себя роль ходатая по разным делам, вплоть до постановки какого-нибудь судна в док, вмешиваться в текущее управление. Качество основной работы Генерального штаба, утверждал Колчак, начало понижаться, а в морской среде возникло недоумение, своим ли делом занимается это учреждение.

«Всякая организационная, распорядительная, административная, техническая деятельность, – настаивал Колчак, – должна быть изъята из Генерального штаба, так как для этой цели существуют специальные органы, и их неспособность или недостатки не могут явиться основанием для развития Генерального штаба в этом направлении». Генеральный штаб надо вернуть на прежний путь развития. Генеральный штаб – это мозг флота. Его дело – разрабатывать общие идеи, а не устранять отдельные недостатки. К своей записке Колчак приложил детальную схему реорганизации Моргенштаба.[499]

Записку Колчака подшили в дело – и всё в общем-то осталось по-прежнему.

Адмирал Эссен пригласил Колчака в Балтийский флот, и, недолго думая, Колчак согласился. 15 апреля 1912 года «высочайшим» приказом по морскому ведомству он был назначен командующим эскадренным миноносцем «Уссуриец».[500] Пришлось срочно укладывать вещи и ехать в Либаву (нынешняя Лиепая), где базировалась минная дивизия. Семья осталась пока в Петербурге.

Либава была единственным незамерзающим портом на балтийском побережье России. В своё время именно это обстоятельство привлекло внимание великого князя Алексея Александровича и его стратегов. Здесь стали строить военный порт, названный именем Александра III. Потом, правда, обнаружилось то, на что сначала как-то не обратили внимания – Либава слишком близка к германской границе. Тогда пришлось расходоваться на строительство новой военно-морской базы – в Ревеле, которую назвали крепостью Петра Великого. Её так и не успели как следует оборудовать.

После Петербурга Либава должна была показаться глухой провинцией. Здесь был всего лишь один плохенький театр. Офицеры посещали также благотворительные концерты, кафешантан «Гамбургский сад». Летом центр вечерней жизни перемещался в кургауз (городской сад).[501]

Иногда дивизия заходила в Ревель – там соблазнов было побольше. Колчак по своей натуре не был отшельником. Но молодость его была потрачена на полярные экспедиции, сидение в Порт-Артуре, составление планов возрождения флота, изучение Мольтке. Теперь, судя по некоторым данным, пришло время несколько восполнить упущенное.

Летом 1912 года семья отдыхала в Мюленгофе близ Юрьева (Тарту). До Софьи Фёдоровны доходили неясные слухи. «За кем же ты ухаживал в Ревеле на вечере? – интересовалась она. – Удивительный человек, не можешь жить без дам в отсутствие жены! Надеюсь, что о существовании последней ты ещё не забыл».[502] Софья Фёдоровна в то время часто болела. Славушка, по её словам, был «худ и бледен». «Мы – слабая команда», – писала она мужу.