Война быстро набирала обороты. В японских вооружённых силах царило воодушевление. Корея, куда японские войска высадились в первый день войны, считалась почти уже завоёванной. Дальнейшие планы японского командования предусматривали изгнание русских войск из Маньчжурии. А некоторые горячие головы говорили, что перемирие будет подписано в Иркутске, а мир – в Москве.[221] В японской армии и на флоте были убеждены, что одним из главных призов победоносной войны будет вновь завоёванный и навеки утверждённый в японском владении город на реке Лунхэ – Порт-Артур.

Волны Жёлтого моря

А. В. Колчак и Н. А. Бегичев прибыли в Порт-Артур 18 марта 1904 года вечером. Город уже погрузился во тьму – с конца января ввели затемнение. Окна плотно завешаны, фонари не горят, на улицах пустынно. В темноте едва отыскали гостиницу, где и переночевали. Наутро пошли в порт.[222]

Эскадра в полном составе находилась в гавани. Обращал на себя внимание раненый великан – трёхтрубный красавец «Ретвизан», стоявший у стенки. Названный по имени шведского парусного линейного корабля, ставшего русским трофеем, он был построен в Америке и в 1902 году вошёл в состав русского флота. Мощная артиллерия (четыре 12-дюймовые пушки во вращающихся башнях, 12 шестидюймовых, большое число средних и мелких), броня толщиной до девяти дюймов делали «Ретвизан» настоящей плавучей крепостью.

В гавани друзья разошлись – Колчак пошёл докладывать о своём приезде Макарову, а Бегичев – осматривать порт.

С приездом прославленного адмирала Порт-Артур ожил. Тревожное ожидание первых дней войны сменилось воодушевлением и надеждой. Макаров был наделён чрезвычайными полномочиями и не оглядывался на Алексеева, который удалился в Мукден. Новый командующий флотом слал донесения прямо в Петербург, на «высочайшее имя», а наместнику отсылал только копии.

Макаров понимал, что в данный момент подчинённый ему флот слабее японского. Но он настаивал на том, чтобы оборона была активной, чтобы флот действовал, а не прозябал в бухте, чтобы, наконец, он был хозяином хотя бы в ближайших к Артуру водах.[223]

Вскоре по приезде Макаров обнаружил, что эскадра не только не обучена совместно вести бой, но и совместно плавать, что её высший командный состав оставляет желать много лучшего. 13 марта из-за неумелых действий командиров столкнулись два броненосца – «Пересвет» и «Севастополь». К счастью, обошлось мелкими повреждениями. На ближайшем заседании командиров кораблей и младших флагманов (адмиралов, командующих отдельными отрядами) Макаров потребовал объяснений по поводу случившегося. Выслушав их, он, явно сдерживаясь, сказал: «С такими командирами мне приходится вступать в сражение».[224] После этого капитан «Севастополя» был смещён, а на его место Макаров назначил командира крейсера «Новик» капитана 2-го ранга Н. О. Эссена. Это было очень удачное назначение. По-видимому, Макаров планировал произвести и другие перемены в командном составе, хотя не всё от него зависело, ибо важнейшие назначения надо было согласовывать с наместником.

Макарову удалось научить эскадру выходить в открытое море в течение одного прилива («в одну воду»), тогда как раньше она выходила в «две воды». Когда же были сделаны тщательные промеры прохода, оказалось, что выход в море возможен и не в самую «высокую воду» – надо только двигаться точно и осторожно. С этого времени русская эскадра начала тревожить японский флот и постепенно отвоёвывать у него ближайшие воды.

Трудно сказать, где произошла новая встреча Макарова и Колчака. Командующий часто менял свой флагманский корабль. Ночевал нередко на дежурном крейсере у входа в гавань, а днём перебирался вместе со штабом на один из броненосцев, чаще на «Петропавловск». При штабе Макарова состоял и Георгий Дукельский («Маленький Фаррагут»), с которым Колчак сдружился в первое тихоокеанское плавание. Возможно, они повидались в тот самый день, когда Колчак пришёл представляться Макарову.

Колчак хотел, чтобы его назначили «на более активную деятельность» – на миноносец. Бегичев просил, чтобы о нём он тоже доложил адмиралу, – он тоже хотел воевать на миноносце. Предполагалось, конечно, что воевать будут вместе – как раньше со льдами, так теперь с неприятелем.[225]

Колчак не просил чего-то чрезмерного: командование миноносцем – лейтенантская должность. И Макаров действительно предполагал заменить часть командиров миноносцев.[226] Адмирал внимательно выслушал рассказ Колчака о спасательной экспедиции, погоревал о Толле и его спутниках и… в просьбе отказал, ссылаясь на то, что после трудной экспедиции надо «немного отдохнуть, пожить в человеческой обстановке на большом судне». По-видимому, лейтенант стал горячиться, доказывая, что он здоров и успел отдохнуть, но Макаров, как с долей обиды рассказывал потом Колчак, «упорно» не хотел назначать его на миноносец.[227] Бегичев же был направлен боцманом на «Бесшумный» – тут не встал вопрос насчёт отдыха. Причина отказа всё же, наверно, была в другом: Макаров смотрел на Колчака как на прыткого молодого человека, который перебежал ему дорогу, когда готовилась экспедиция на поиски Толля. Поэтому и возникло желание попридержать слишком резвого лейтенанта, поставить его на место. Макаров не всегда точно оценивал людей.

20 марта 1904 года приказом командующего флотом Колчак был назначен вахтенным начальником на крейсер «Аскольд».[228] Бегичев вспоминал, что вечером этого дня у них был прощальный ужин в ресторане, а наутро напились чаю, сдали номер в гостинице, отправились в порт и там простились. Колчак пошёл на «Аскольд», а Бегичев на «Бесшумный».[229]

Ночные и дневные вахты, всевозможные судовые работы – вот служба вахтенного начальника. «Аскольд», лёгкий пятитрубный крейсер-разведчик, мог развивать скорость до 23,5 узла, но был слабо защищен от неприятельской артиллерии (всякий корабль – компромисс различных требований). На «Аскольде» часто останавливался Макаров со своим штабом, а кроме того, он был флагманским кораблём начальника отряда крейсеров капитана 1-го ранга Н. К. Рейценштейна, который не снискал уважения портартурцев. «Рейценштейн поражал всех своей бестолковостью и почти всегда был пьян», – писал лейтенант С. Н. Тимирёв, служивший на броненосце «Победа».[230]

Город постепенно привыкал к войне, и жизнь входила в колею. 28 марта 1904 года была Пасха. После службы в гарнизонной церкви (городской собор так и не достроили) началось гулянье на бульваре. Здесь играл оркестр Квантунского флотского экипажа. Исполнялись попурри из опер «Руслан и Людмила» Глинки, «Аида» Верди, «Гугеноты» Мейербера. С особым шиком была исполнена технически сложная увертюра к опере Беллини «Норма». Празднично одетая публика обменивалась новостями, слухами и сплетнями. Молодёжь флиртовала, и тон задавали флотские офицеры.[231]

На следующий день Макаров вывел в море всю эскадру, за исключением подбитых кораблей. Неприятельский флот в этот день не показывался. Совершив ряд маневров, эскадра вернулась в гавань. В ночь с 29 на 30 марта «Аскольд» нёс сторожевую службу на внешнем рейде у входа в гавань. Вечером на крейсер прибыл Макаров со своим штабом. В числе штабных офицеров находился и великий князь Кирилл Владимирович.[232]

Великий князь окончил Морской корпус на несколько лет позже Колчака. Но в 1904 году, вопреки правилам морского ценза, он уже имел чин капитана 2-го ранга и его назначили начальником военно-морского отдела Штаба командующего флотом на Тихом океане. В Порт-Артур он прибыл примерно в те же дни, что и Колчак. Макаров не делал великому князю никакой скидки, и тот наравне со всеми тянул служебную лямку. Он, например, был назначен начальником сторожевой цепи у входа в гавань в ночь на Пасху.[233] В конце марта из Ляояна к Кириллу Владимировичу на несколько дней приехал его младший брат Борис Владимирович.