Соседи устраивали красавице дочери свадьбу. Разряженные в праздничные одежды гости плясали на тщательно выметенном и украшенном току. Жених по старинному обычаю целовал всех гостей в губы. Невеста то плакала, то смеялась и, одурманенная многочисленными тостами, не реагировала на мужчин, которые щипали ее за ягодицы и щупали груди.

Когда гости вышли танцевать и комната опустела, я побежал к столу за едой, которую заработал своим представлением. Я устроился в темном углу, подальше от пьяной толпы. По-дружески обнимаясь, в комнату вошли двое гостей. Я знал их. Они были из числа самых богатых жителей деревни. Каждый из них имел по несколько коров, по табуну лошадей и отборные земельные угодья.

Я заполз под какие-то пустые бочки. Неторопливо беседуя, мужчины сели к еще заставленному угощениями столу. С серьезными лицами они предлагали друг другу закуски и, как было здесь заведено, не смотрели друг другу в лицо. Потом, один из них медленно опустил руку в карман и, подхватив другой рукой кусок колбасы, вытащил из кармана нож с длинным и острым лезвием. Изо всех сил он воткнул его в спину безмятежно жующего собеседника.

Не оглядываясь, со вкусом дожевывая колбасу, он вышел из комнаты. Зарезанный крестьянин попытался встать. Он огляделся тускнеющими глазами, заметил меня и попробовал что-то сказать, но вместо слов изо рта полезла непережеванная капуста. Снова он попытался подняться, но на этот раз, покачнувшись, сполз под стол. Убедившись, что в комнате больше никого нет, тщетно пытаясь унять дрожь, я, как крыса, шмыгнул в приоткрытую дверь и побежал в амбар.

В сумерках парни тискали деревенских девок и тащили их в амбар. На сеновале на распростертой женщине лежал мужчина без штанов. Спотыкаясь, по току слонялись пьяные, ругаясь и извергая съеденное, они распугивали любовников и будили заснувших. Я побежал домой и быстро взобрался на сеновал возле стойла, где обычно ночевал.

После свадьбы убитого положили в одной из боковых комнат, а в главной комнате собрались родные покойного. Тем временем, деревенская знахарка оголила левую руку мертвеца и обмыла ее какой-то коричневой жидкостью. В комнату по одному заходили мужчины и женщины больные зобом. На шее у них колыхались свисающие с подбородка уродливо вздутые мешки. Старуха подводила каждого к мертвецу, делала таинственные движения над больным местом и, подняв безжизненную руку, семь раз прикасалась ею к опухоли. Побелевший от страха пациент повторял за ней: «Пусть эта рука заберет мою болезнь с собой.».

После процедуры больные расплачивались с семьей убитого за лечение. Труп оставили в комнате. Его левая рука лежала на груди. В оцепеневшую правую руку вставили освященную свечу. На четвертый день, когда запах тления усилился, в деревню пригласили священника и начали подготовку к похоронам.

Долго еще потом в комнате, где было совершено убийство не смывали кровяные пятна. Кровь была отчетливо видна на столе и на полу — казалось там выросли бурые грибы. Крестьяне верили, что рано или поздно эти свидетельствующие об убийстве пятна притянут туда убийцу и на этом же месте погубят его.

Тем не менее, убийца которого я хорошо запомнил в лицо, часто и с аппетитом обедал именно в этой комнате. С болезненным интересом я следил, как невозмутимо потягивая трубку или закусывая соленым огурцом выпитый залпом стакан водки, он безбоязненно топтался по пятнам.

В такие моменты я напрягался, как взведенная тетива. Я ждал чуда — чтобы темная пропасть разверзлась на месте пятен крови и бесследно поглотила его или чтобы с ним случился припадок. Но убийца бесстрашно попирал ногами кровь убитого. Размышляя над этим по ночам, я пришел к выводу, что пятна уже потеряли свою силу. Они поблекли, котята загадили их и хозяйка, забыв о своем зароке не смывать их, протерла пол.

С другой стороны, я знал, что обычно возмездие вершится не сразу. В деревне я слышал историю о том, как на кладбище из могилы выбрался череп и, старательно огибая цветущие клумбы, покатился по склону между крестами. Кладбищенский сторож попытался остановить череп лопатой, но тот увернулся и выскользнул за ворота кладбища. Проходивший рядом охотник, пытаясь остановить его, выстрелил из ружья. Но череп, преодолевая препятствия, неудержимо катился по дороге к деревне. Он выбрал подходящий момент и бросился под ноги лошадей проезжавшего мимо местного богача. Лошади понесли, опрокинули телегу и убили возницу.

Когда местные жители узнали о случившемся, они расследовали все подробности. Выяснилось, что череп выбрался из могилы старшего брата погибшего. Десять лет назад, этот старший брат должен был наследовать хозяйство отца. Младший брат и его жена, как видно, позавидовали такому богатому наследству. И вот, однажды ночью, старший брат внезапно умер. Брат с женой поспешно похоронили его, не показав тело даже родственникам покойного.

Разное говорили тогда в деревне об этой скоропостижной смерти, хотя окончательно никто ничего не знал. Постепенно, младший брат, который наконец получил наследство, разбогател и теперь процветал.

После происшествия возле кладбища, череп угомонился и неподвижно лежал на обочине в дорожной пыли. После внимательного осмотра обнаружили, что в кость черепа, по самую шляпку был забит большой ржавый гвоздь.

Вот так, спустя много лет, жертва отомстила убийце и справедливость восторжествовала. И люди верили, что следы преступления не могут быть уничтожены ни дождем, ни огнем, ни ветром. Потому что, как гигантский кузнечный молот, занесенный для удара могучей рукой, над миром нависает Правосудие — молот, который задерживается лишь на мгновение, прежде чем с ужасной силой обрушиться на наковальню.

Взрослые оставили меня в покое, но с деревенскими мальчишками мне приходилось туго. Они воображали себя охотниками, а я был их дичью. Даже хозяин предупреждал, чтобы я держался от них подальше. Я выпасал скот на самом краю луга, подальше от всех ребят. Трава здесь была гуще и сочнее, но приходилось постоянно присматривать за коровами, чтобы они не потравили соседнее поле. Зато здесь я был в относительной безопасности и чувствовал себя довольно свободно. Время от времени, кто-нибудь из пастухов подкрадывался ко мне и неожиданно нападал. Обычно я отделывался легкой трепкой и успевал вырваться и убежать на соседнее поле. Оттуда я громко кричал обидчикам, что хозяин накажет их если, пока я прячусь, коровы вытопчут соседнее поле. Такого предупреждения обычно было достаточно, чтобы они ушли.