Сказавши об управлении внешними чувствами, следует нам сказать теперь и о том, как управляться с воображением и памятью; потому что, и по мнению всех почти философов, воображение и память суть не что иное, как отпечатление всех тех чувственных предметов, которые, осязали. Можно сказать, что воображение и память суть одно внутреннее общее чувство, которое воображает и помнит все, что внешним пяти чувствам пришлось прежде того перечувствовать. И некоторым образом внешние чувства и чувственные предметы находят на печать, а воображение на отпечатление печати.

Даны же нам воображение и память для того, чтоб мы пользовались их услугами, когда внешние наши чувства покоятся, и мы не имеем пред собой тех чувственных предметов, которые прошли чрез наши чувства и отпечатлелись в них (воображении и памяти). Не имея возможности всегда иметь перед собой предметы, нами виденные, слышанные, вкушенные, обонянные и осязанные, мы вызываем их пред свое сознание посредством воображения и памяти, в коих они отпечатлелись, и таким образом рассматриваем их и обсуждаем,  как бы они и внешне присущи были нам.

Например, побывал ты некогда в Смирне и потом опять выбыл оттуда,  и больше уже не видишь ее внешним чувством очей своих; однако ж, когда захочешь, представляешь себе Смирну внутренним своим чувством, т.е. воображением и памятью, представляешь и снова пересматриваешь ее, как она есть, в собственном ее виде, величине и расположении. Это не то значит, чтоб душа твоя выходила  из тебя и перешла в Смирну, как думают некие неучи; но ты сам в себе видишь образ Смирны, в тебе отпечатлевшийся.

Это воображение чувственных предметов много докучает и много беспокойств причиняют тем, кои ревнуют всегда пребывать с Богом; ибо оно отвлекает внимание от Бога и наводит его на суетное, а между ним и на греховное, и тем возмущает внутреннее наше доброе настроение. Это страдаем мы не наяву только, но и во время снов, от которых впечатление нередко продолжается не на один день.

Как воображение есть сила неразумная, действующая большею частью механически, по законам сочетания образов, духовная же жизнь есть образ чистой свободы; то само собой разумеется, что его деятельность несовместна с сею жизнью; и я понуждаюсь предложить тебе на сей предмет несколько руководительных замечаний.

а) Знай, что как Бог есть вне всех чувств и всего чувственного, вне всякого вида, цвета, меры и места, есть совершенно безо бразен и безвиден, и хотя везде есть, но есть превыше всего; то Он есть и вне всякого воображения. «Никакое воображение не имеет места в отношении к Богу; ибо Он есть выше всякого помышления и пребывает превыше всего (Игнатий и Каллист, гл. 65, к концу в «Добротолюбии»). Отсюда само собою следует, что воображение есть такая сила души, которая по природе своей не имеет способности пребывать в области единения с Богом.

б) Знай, что и Люцифер, первый из Ангелов, будучи прежде выше всякого неразумного воображения и вне всякого вида, цвета и чувства, как ум мысленный, невещественный, безвидный и бестелесный, когда потом возмечтал и наполнил ум свой образами равенства Богу, ниспал от оного безвидного, безо бразного, бесстрастного и простого безвеществия ума, в это многовидное, многосоставное и дебелое воображение, как полагают многие богословы, и таким образом из Ангела безвидного, безвещественного и бесстрастного сделался диаволом,  как бы вещественным, многовидным и страстным. Но каким стал он, такими же сделались и слуги его, все демоны, о чем у Григория Синаита читаем следующее суждение: «Были некогда и они умами, но ниспадши от оного безвеществия и тонкости, возымели вещественную некую дебелость, отелесняясь каждый соответственно своему чину, степени и действиям, окачествовавшим его. Вследствие сего и они, подобно людям, потеряв ангельскую сладость, лишились божественного наслаждения и осуждены в перстном находить услаждение, как и мы, сделавшись некако вещественными чрез навыкновение вещественным страстям» (Гл. 123 в «Добротолюбии»). По этой причине диавол у св. отцов называется живописцем, змием многовидным, питающимся землей страстей, фантазером и другими подобными именами. Слово же Божие изображает его отелесившимся драконом, с хвостом, ребрами, шеей, носом, глазами, челюстями, губами, кожей, плотию и другими подобными членами. Смотри об этом в 40 и 41 главах праведного Иова. Из сего уразумей, возлюбленне, что так как многовидная фантазия есть изобретение и порождение диавола, то она для него премного вожделенна и пригодна к погублению нас. Св. отцы справедливо называют ее мостом, чрез который душеубийственные демоны проходят в душу, смешиваются с ней, и делают ее ульем трутней, жилищем страшных, злых и богопротивных помыслов, и всяких нечистых страстей, душевных и телесных.

в) Знай, что, по св. Максиму, великому богослову, и первозданный Адам создан от Бога не воображательным. Ум его, чистый и безвидный, будучи и в деятельности своей умом, не принимал сам вида или образа от воздействия чувств или от образов вещей чувственных; но не употребляя этой низшей силы воображения и не воображая ни очертания, ни вида, ни размера, ни цвета сих вещей, высшею силою души, т.е. мыслию чисто, невещественно и духовно созерцал одни чистые идеи вещей, или их значения мысленные. Но человекоубийца диавол, как сам пал от мечтания о богоравенстве, так довел и Адама до того, что он стал мечтать умом своим о равенстве Богу и пал от такого своего мечтания; и за то из мысленной оной, равноангельской, чистой, разумной и безо бразной жизни, низвергнут был в эту чувственную, многосоставную, многовидную, в образы и мечтания погруженную жизнь, в состояние неразумных животных. Ибо быть погружену в образы или жить в них и под влиянием их, есть свойство неразумных животных, а не существ разумных. После же того, как ниспал человек в такое состояние, кто может сказать, в какие страсти, в какое злонравие и в какие заблуждения введен он был своим воображательным мечтанием? Нравоучение наполнил разными обольщениями, физику – многими лжеучениями, богословие – непотребными и нелепыми догматами и баснями. И не древние только, но и новейшие мыслители, желая любомудрствовать и говорить о Боге и о божественных, простых и недоступных воображению и фантазии таинствах (ибо в этом труде должна работать высшая сила души – ум), и приступить к сему делу прежде очищения своего ума от страстных видов и воображательных образов и чувственных вещей, вместо истины нашли ложь. И, что особенно многобедственно, они эту ложь свою заключили в объятия души и сердца и держат крепко, как истину, выражающую действительность. И таким образом вместо богословов явились баснословами, предавшись, по апостолу, в превратый ум (Рим. 1: 28). (См. о сем Исаака Сирианина в конце послания св. Симеону, сл. 55-е).