Он говорил умно и резко,

     И тусклые зрачки

Метали прямо и без блеска

     Слепые огоньки.

А снизу устремлялись взоры

     От многих тысяч глаз,

И он не чувствовал, что скоро

     Пробьет последний час.

Его движенья были верны,

     И голос был суров,

И борода качалась мерно

     В такт запыленных слов.

И серый, как ночные своды,

     Он знал всему предел.

Цепями тягостной свободы

     Уверенно гремел.

Но те, внизу, не понимали

     Ни чисел, ни имен,

И знаком долга и печали

     Никто не заклеймен.

И тихий ропот поднял руку,

     И дрогнули огни.

Пронесся шум, подобный звуку

     Упавшей головни.

Как будто свет из мрака брызнул,

     Как будто был намек…

Толпа проснулась. Дико взвизгнул

     Пронзительный свисток.

И в звоны стекол перебитых

     Ворвался стон глухой,

И человек упал на плиты

     С разбитой головой.

Не знаю, кто ударом камня

     Убил его в толпе,

И струйка крови, помню ясно,

     Осталась на столбе.

Еще свистки ломали воздух,

     И крик еще стоял,

А он уж лег на вечный отдых

     У входа в шумный зал…

Но огонек блеснул у входа…

     Другие огоньки…

И звонко брякнули у свода

     Взведенные курки.

И промелькнуло в беглом свете,

     Как человек лежал,

И как солдат ружье над мертвым

     Наперевес держал.

Черты лица бледней казались

     От черной бороды,

Солдаты, молча, собирались

     И строились в ряды.

И в тишине, внезапно вставшей,

     Был светел круг лица,

Был тихий ангел пролетавший,

     И радость — без конца.

И были строги и спокойны

     Открытые зрачки,

Над ними вытянулись стройно

     Блестящие штыки.

Как будто, спрятанный у входа

     За черной пастью дул,

Ночным дыханием свободы

     Уверенно вздохнул.