Я одну такую знал.

Супруга моего доброго коллеги, мы с ним в загородной больнице работали. Может быть, сатрапы понесли эту больницу если не в саму Сибирь, то хотя бы на 101-й километр, но по пути уронили и оставили, где есть. За что туда попал мой коллега, я не знаю. Конечно, он был язвительный и вольнодумный человек, писал какие-то вирши, нес прекрасную чушь. Да вот на площадь он, проживая в спальном районе, ни за что не пошел бы. И не затеял бы застрелить там кавалерийского генерала. Он и видит-то плохо, даже в очках ходит.

Так что если Василий Ливанов и сослал его, то сделал это, будучи в роли не царя Николая Первого, а даже не знаю, кого - громозеки там или удава из мультфильма про мартышку.

Коллега мой, спокойный и рассудительный, на судьбу не роптал, и только посмеивался, глядя по сторонам на моих героев-персонажей. И жена была с ним. Она работала в той же больнице. Они вместе ездили на работу поездом. И вместе уезжали. Она добровольно выбрала себе такую судьбу. И ему. Потому что, по-моему, познакомились они, когда она уже работала в больнице, а он еще только туда сослался.

Так что она не в окончательном смысле за ним последовала, скорее - он за ней. Потому что муж - голова, а жена - шея, хотя шеи у нее почти не было, ибо стерлась в связи с ориентированием мужа. Но вела она себя совершенно самоотверженно.

Он, мой добрый товарищ, ночами дежурил, а она не дежурила. И вот она оставалась с ним ночевать. Отказывалась уезжать домой. Ложилась в его кабинете на израненный кожаный диванчик с цыпками. Спала, одеялком укрывшись, ветошку подложив; видела неуютные сны. А он отправлялся в приемный покой.

Она страшно боялась, что он на дежурстве, в свободное время, кого-нибудь из больницы трахнет.

И караулила. Как тень, ходила за ним, и даже лежать хотела тенью. Не думая о том, что кабинетов в больнице много. А местные поселянки - они ого-го.

Он, впрочем, не такой уж был мятежный гусар, чтобы за ним следить. Повторю за классиками: не делал из еды культа. Ну, если случалось что, относился философски. Пока она спала на диванчике.

Короче говоря, не обещайте деве юной любови вечной на земле. Во первых, не такая уж она была дева. Во-вторых, совсем не юная. А то, что на земле ничего вечного не бывает, Декабрист знал давно, насмотревшись бомжей в хирургической реанимации.