— Зачем вы всё это выдумали, ребята? Чего вы этим хотите добиться? Я никак не пойму...
Он не верил нам. Мы ушли, ничего не добившись. Он даже не хотел разговаривать с Корнелией, потому что не верил в её существование.
— Но мы можем привести её сюда! — в почти полном отчаянии сказал я.
— Зачем? — Начальник милиции пожал плечами. — Вы же говорите, она не знает русского. А я не знаю латыни. Значит, разговаривать с ней мы всё равно не сможем. А с вами я уже поговорил... Обучите её русскому, потом приводите.
Подгонять Корнелию с изучением русского было не нужно. Она занималась почти целыми днями. Она понимала, что от этого зависит всё остальное. Как-то Корнелия сказала мне:
— Наверно, я уже достаточно знаю ваш язык, чтобы получить какую-нибудь работу. Как ты думаешь?
Я замялся. Я знал, что поступить на работу без паспорта невозможно,
— Любая работа у нас требует образования, — ответил я. Нашего образования. Поэтому тебе надо будет учиться в нашей школе.
— Я могу поступить в школу сейчас?
Я отрицательно покачал головой.
— Сейчас рано. Ты ещё плохо говоришь по-русски. Ты ещё только учишься писать. Тебе нужно долго готовиться к школе. Кстати, ты учила когда-нибудь математику?
— Да. И в детстве, и на корабле Гао. Только по-разному. Я все годы училась на корабле Гао... И вот теперь надо снова...
К сожалению, я сам почти забыл математику. Я мог предложить Корнелии только простейшие арифметические и алгебраические уравнения, простейшие теоремы.
Вначале я по привычке записал их арабскими цифрами. Потом мне показалось, что арабские Корнелия всё ещё знает нетвёрдо, и я выстроил рядом столбик — перевод арабских цифр в римские. Этот столбик Корнелия перечеркнула — перевод ей уже был не нужен. Но на уравнения и теоремы она сперва глядела непонимающими глазами. У неё даже слёзы выступили от огорчения.
— Наверно, ваша математика слишком сложна, — сказала она. — Я не могу её постичь... А Гао говорил, что у меня есть математические способности...
Мне стало невыносимо жалко её.
— Давай разберёмся, — сказал я. — Здесь же всё очень просто...
Я стал объяснять ей значение «иксов», «игреков», «зетов», «альф», «бет» и «пи».
По мере того как я говорил, её лицо прояснялось.
— Оказывается, всё дело в буквах! — наконец обрадованно сказала она.. — Это же на самом деле очень просто! Это для детей...
Она поставила над греческими буквами и над арабскими цифрами какие-то непонятные мне знаки и стала решать уравнения одно за другим — как семечки щёлкала. Она писала ответы этими знаками и тут же переводила их на понятные мне буквы и цифры. Всё было решено точно. И теоремы она знала, только привыкла к другим обозначениям. Я не мог продолжить этот необычный экзамен. Я совсем забыл тригонометрию и никогда не изучал высшей математики. Но вечером этот экзамен продолжил Витька. И пришёл в восторг от знаний Корнелии.
— Ей нужно только привыкнуть к нашим знакам, — сказал он. — И тогда она сдаст институтский курс играючи.
Корнелия решила привыкать. И среди других учебников в её комнате стали появляться учебники математики — от арифметики для пятого класса и алгебры для шестого до аналитики и интегрального исчисления. Она умудрялась читать это всё как-то вместе.
Через несколько дней она снова заговорила о работе.
— Когда я была девочкой, я любила выращивать цветы. Я их выращивала и на корабле Гао... Наверно, я могла бы выращивать их и в вашем городе... Вряд ли для этого требуется знать больше, чем я знаю...
Я обещал выяснить это.
И вот мы с Витькой сидим у директора городской оранжереи и рассказываем снова всю необычную историю Корнелии, и просим дать ей какую-нибудь работу, хотя у неё нет паспорта. Директор — женщина. Немолодая, когда-то, видимо, очень красивая. У неё усталые глаза. У неё седеющие каштановые волосы и немало морщин на лице. Она, в общем, приятная женщина, хотя и явно не верит нам.
Но она не хочет нас обижать. Она не говорит, что не верит. Она говорит другое:
— Я с удовольствием помогла бы вам... Но у нас сейчас нет ни одного свободного места... При всём желании... Может, позже? Может, кто-нибудь уйдёт?..
— А как мы узнаем это? — спрашивает Витька.
— Если вы оставите свои адреса и телефоны...
Она улыбается.
Витька мнётся. Я понимаю его.
— Мой товарищ скоро уедет в командировку, — говорю я. Надолго. Поэтому запишите, пожалуйста, мой адрес и мой рабочий телефон.
Она записывает, и мы прощаемся. И выходим с Витькой на улицу.
— Можно было бы, конечно, походить по паркам и скверам, говорит Витька. — Но, по-моему, там до весны дело мёртвое... Я согласен — не стоит терять время. Вечером мы сказали Корнелии, что с цветами придётся ждать до весны. Впереди зима, и холодная, и никто поэтому не собирается сажать цветы.
— Жаль, — ответила она. — Я никак не могу придумать другую работу, которую я могла бы делать уже сейчас.
Мы тоже не могли придумать такую работу.
— Ты учись, — сказал я. — Сейчас тебе нужнее всего учиться. А работы потом будет хоть отбавляй!
— Открыватели звёзд приучили меня каждый день работать, призналась Корнелия. — У них нет выходных, как у вас... Они не представляют себе дня без работы. Это был бы пропавший день... Вот мне и непривычно...
Мы с Витькой беспомощно развели руками.
— Ничего, — утешил её Витька. — Весной что-нибудь придумаем. А пока что твоя работа — учиться.
На другой день Витька позвонил мне в адвокатскую коллегию.
— Надо встретиться без Корнелии, — сказал он. — Есть разговор.
Я пришёл к нему вечером с юридических курсов, на которых вёл занятия.
Витька вытащил из стенного шкафа начатую бутылку коньяка, разлил.
— Пей, — сказал он. — Мне сейчас нужно будет тебя уламывать. А пьяных уламывать легче.
— В чём дело? Зачем меня надо уламывать?
— Понимаешь, Мишка... Мне всё больше кажется, что мы с тобой совершаем преступление... Что мы прячем от людей то, что не имеем права прятать.
— Ты имеешь в виду Корнелию?
— Дело не в Корнелии. Дело в её знаниях. Она наверняка знает то, чего не знаем мы. Что-нибудь такое, над чем мы бьёмся. По крайней мере, её знания по математике поразили меня. А есть ведь ещё физика и химия... Я плохой физик и никакой химик. Я не могу разобраться в том, что она знает.