– Через два часа начинаем боевую работу, – говорит он, – а сейчас необходимо оборудовать постоянный бивак.
Закипела работа. Застучали топоры, зазвенели пилы. Под умелым руководством старшего лейтенанта Аглиуллина расчёт быстро оборудовал бивак. Аэростат был установлен среди высоких деревьев, которые хорошо маскировали его сверху.
Радист сержант Попов связался с бригадой. Капитан Грамотеев доложил по радио о своём прибытии на место и готовности к боевой работе.
В ответ было принято приказание: подняться в воздух и наблюдать за противником, обо всем замеченном сообщать в штаб части.
– Расчёт – к аэростату!
Бойцы выводят аэростат из укрытия. В гондолу влезает лейтенант Трухан с аэрофотоаппаратом. Загудела лебёдка, аэростат взмыл над Берлином. Лейтенант фотографирует центральную часть города, где находятся еще немцы. Эти снимки после внимательного изучения дадут ценные сведения о противнике.
В воздухе появляются немецкие самолёты. Их семь штук. Один за другим они идут на аэростат. Вот первый проносится над аэростатом и даёт пулемётную очередь зажигательными пулями. Лейтенант услышал, как мимо него пролетели пули, он осматривает серебристое брюхо аэростата. Нет, не видно ни дыма, ни огня, значит, мимо, просчитался немец. Разворачивается второй самолёт… "Опустить вас?" – спрашивают лейтенанта по телефону с земли. Он отвечает: "Нет, я ещё не всё сделал".
В строй немецких самолётов уже врезалось несколько советских истребителей. Немцы разлетелись в разные стороны, точно стая воробьев, в которую запустили камнем, и стали по одному выходить из боя, удирать на запад. С земли начали бить зенитки.
Вдруг лейтенант услышал над головой какое-то шипение. Пробита оболочка, газ выходит наружу. Лейтенант крикнул в телефон:
– Выбирайте быстро аэростат!
Оболочка оказалась пробитой в двух местах. Вероятно, в неё попал осколок зенитного снаряда. Такелажник старший сержант Алексеев быстро заклеивает пробоины, расчёт добавляет в оболочку газ из запасного газгольдера, и аэростат снова готов к подъёму.
На этот раз поднялся старший лейтенант Довженко. Он долго смотрит в стереотрубу, смотрит на карту Берлина и, наконец, сообщает на землю: "Квадрат 2062-86960 – трёхорудийная зенитная батарея. В районе Шарлоттенбургер взрыв большой силы, – вероятно, немцы взорвали мост. По Берлинерштрассе двухстороннее движение автомашин, насчитал 60".
Лейтенант Довженко спускается. Вскоре капитан Грамотеев получил радиограмму с приказом немедленно поднять аэростат для корректировки артиллерийского огня по скоплению противника в районе Кёнигсплаца и рейхстага.
В гондоле воздухоплаватель старший лейтенант Егупов. Он ещё раз проверил связь с землёй, осмотрел все приборы, повесил на видное место планшет с планом Берлина и огляделся. Перед офицером раскинулся Берлин, теперь похожий на тот, что у него на планшете. Повсюду, насколько хватает глаз, крыши и крыши, рассечённые линиями улиц на геометрические фигуры кварталов. Там и сям над крышами поднимаются трубы заводов. Блестит извилистая лента Шпрее, светлыми полосками протянулись прямые каналы. Вдалеке среди клубов чёрного дыма хаотической массой выделяются разрушенные кварталы центральной части города. Серым полукругом ясно вырисовывается большое поле Темпельхофского аэродрома. Там расположились батареи, огнём которых должен был управлять сейчас воздухоплаватель.
Аэростат замер. Воздухоплаватель взглянул на стрелку высотомера – 900 метров. Теперь пора приступать к работе. Он ориентирует по компасу планшет, сравнивает план Берлина с тем, что видит внизу. Приложив к глазам бинокль, офицер быстро разбирается в этом огромном втором плане раскинувшегося под ним Берлина, находит Кёнигсплац и внимательно изучает этот пункт. Затем взгляд наблюдателя скользит вдоль ленты Шпрее; здесь на берегу должно быть здание рейхстага. Вот оно.
– Передайте, – говорит он в телефон, – в районах Кёнигсплаца и рейхстага вижу скопление техники. Приготовиться к стрельбе!
– Приготовиться к стрельбе! – повторяет радист. Корректировщик быстро готовит данные для стрельбы по Кёнигс-плацу и после короткой пристрелки одним орудием командует:
– Залп!
Рявкнули пушки. С воем понеслись снаряды на Кёнигсплац. Корректировщик приложился к биноклю: на площади взметнулись столбы разрывов. Хорошо!
– Беглый огонь!
Площадь окуталась дымом. Старший яейтенант уже не видел за дымом разрывов, но он знал, что снаряды ложатся точно в цель, и продолжал командовать:
– Огонь! Огонь!
В небе появились самолёты. Два немецких бомбардировщика в сопровождении четырёх "фокке-вульфов" кружились над городом, – они, очевидно, искали цель для бомбёжки. Вот пара немецких самолётов отделилась от строя и пошла к аэростату. Но только они стали разворачиваться для атаки, как появляется пятёрка наших истребителей. Немцы обращаются в бегство.
– Опустите меня ниже! – скомандовал старший лейтенант и перенёс огонь на рейхстаг.
С земли передали:
– Генерал вашей работой доволен. Аэростат можно опустить.
Cтарший лейтенант МАРТЫНОВ
Во втором эшелоне
Памятной ночью 26 апреля наш батальон перешагнул Шпрее и расположился у здания берлинской обсерватории. Гул артиллерии доносился издалека. Это значит, что бои идут уже в центре Берлина. Нам обидно.) что мы не там, а топчемся у порога города – во втором эшелоне и, может быть, нам вообще не придётся принимать участия в этих боях. А ведь многие в батальоне припрятали за бортом шинели неведомо где добытый заветный кусок красной материи, в тайной надежде первыми взобраться на крышу рейхстага. Зависть к первому эшелону вползает в наши души, и мы довольно понуро проводим отдых.
Но вот всё пришло в движение. Приказано подниматься и проверить боеготовность. Старшина Марочкин вертится волчком, чтобы побыстрее раздать боепитание. Мои связисты хлопочут у аппаратов – одни старательно прозванивают, протирают капсюли микрофонов, другие сгружают е брички неприкосновенный резерв отборного кабеля, который мы специально берегли для Берлина.
Батальон получил задачу, двигаясь в северо-западном направлении между Шпрее и Ландвер-каналом, очищать кварталы, по которым уже прошёл первый эшелон. Мы двинулись ночью. Но горящие здания, точно гигантские факелы, освещают нам путь, и света столько, что я свободно прочёл табличку на одном из перекрёстков: Нойе Якобштрассе.
Наступаем безостановочно. У нас уже большой опыт уличных боёв. Особенно многому нас научил успешный бой у Одера, в городке Гросс-Нойендорф. Бойцы идут быстро, уверенно, умело маневрируют, когда из зияющих провалов домов вдруг начинают щёлкать пули.
Нам, связистам, стоит большого физического напряжения обеспечивать в этом непрерывном наступлении постоянную связь между комбатом и ротами. Работаем мы перекатами: две команды разматывают нитку вслед за командиром наступающей роты, третья подматывает освободившийся хвост линии. Всю эту ночь командир батальона майор Ковалевский не выпускал из рук микротелефонную трубку – то ему приходилось умерять пыл зарвавшегося вперёд командира роты старшего лейтенанта Торадзе, то, наоборот, надо было подтолкнуть несколько медлительного командира другой роты капитана Пугача.
К 12 часам следующего дня комбат уже охрипшим голосом докладывал штабу полка, что задача выполнена, батальон прочесал на своём пути каждый дом – от подвала до мансарды – и закрепился в квартале Риттер-штрассе. К этому времени КП батальона обосновался под аркой ворот какой-то фабрики, верхние этажи которой горели. Роты же продолжали продвигаться дальше к центру, и телефонист то и дело сообщал, что Пугач и Торадзе "переменили квартиру".
Чем ближе к центру, тем сопротивление врага сильнее. Хозяйство Ковалевского разрастается. Батальону приданы почти все виды боевой техники: самоходные пушки, мощные танки, миномёты, артиллерийские орудия таких калибров, каких мы никогда раньше в батальоне не видели. Значительно усложнилась и наша работа связистов. Все приданные части тянули за собой кабель, и только опытный связист мог разобраться в этой густой разноцветной паутине проводов, что связывали штаб батальона с боевыми порядками пехоты, позициями артиллеристов, вышестоящими штабами, соседями и т. п. Круглые сутки телефонисты перекликались, корректировали огонь, запрашивали и докладывали обстановку, требовали боеприпасы, проверяли исправность линий.