Сталинградские штурмовые группы были обогащены опытом наступательных боёв за города Запорожье, Одессу, Люблин, Лодзь, Познань и наконец Кюстрин.

Я поставил бойцам штурмовых групп в пример героя боёв за Познань, кавалера двух орденов Славы, гвардии младшего сержанта Василия Алейника, действия которого отличались необыкновенной стремительностью. Благодаря смелости и быстроте его группа захватила в Познани одно сильно укреплённое угловое здание без всяких потерь.

Когда я бывал в войсках, беседовал с бойцами, разговор обыкновенно вращался вокруг берлинской темы:

– Что-то у тебя, сержант, сапоги потрёпанные.

– Ничего, товарищ генерал, до Берлина хватит!

Я спросил одного старшину, каково положение с патронами в роте.

Он ответил мне:

– Разрешите доложить, до Берлина хватит.

Перед фронтом нашего предстоящего наступления проходила гряда так называемых Зееловских высот – серьёзное естественное препятствие, укреплённое врагом. Его оборона эшелонировалась на большую глубину, до Берлина.

Разведку этих высот мы вели всеми средствами. Офицер моего штаба гвардии подполковник Велькин дважды летал над ними на штурмовие, изучая расположение противника.

Ночью 16 апреля, находясь на своём наблюдательном пункте на плацдарме за одером, я старался по доносящимся до меня звукам разгадать, что делается у противника. Наше наступление не могло быть для немцев неожиданностью. 14 апреля пленный, взятый во время разведки боем, показал: "Это не было вашим большим наступлением, дня через два вы начнёте большое наступление, будете прорывать нашу оборону. Потом ринетесь на Берлин. Дней через семь подойдёте к Берлину, а дней через пятнадцать война закончится полным разгромом Германии".

Вспоминая сейчас этот допрос немецкого солдата, думаю, что этот пленный, пожалуй, понимал немножко больше, чем генералы из гитлеровского генштаба.

Зная, что скрыть полностью подготовку грандиозного наступления невозможно, я боялся, что противник обманет нас, уйдёт, сменит засеченные нами огневые позиции. Тогда артиллерийская подготовка страшной силы пройдёт даром, впустую, придётся на другом рубеже всё начинать сначала.

Несколько раз я выходил из блиндажа. На переднем крае было спокойно.

Впереди, недалеко от моего наблюдательного пункта, бойцы кушали, или, как принято говорить, "заправлялись" перед боем.

Артиллерийское наступление отличалось краткостью и исключительной силой. Оно как бы дало тон всей операции.

На долю Героя Советского Союза гвардии генерал-лейтенанта Пожарского выпало дирижировать огромным артиллерийским оркестром: 265 стволов артиллерии и миномётов действовали на каждом километре фронта прорыва.

Когда рассвело, было очень трудно наблюдать за полем боя. Дым артиллерийских разрывов слился с голубоватой дымкой, покрывавшей землю. Эта дымка приводила в ярость командиров лётных частей, находившихся рядом со мной на станции наведения. Авиации было очень сложно работать.

Бой был трудный и упорный. Однако, когда мои разведчики перехватили немецкую радиограмму, в которой какой-то командир приказывал бить по бегущим солдатам осколочными из танков, для меня стало ясно, что гвардейцы Сталинграда уже имеют успех, их порыв к окончательной победе несокрушим, что гитлеровцы бегут.

Нас несколько раз предупреждали от имени товарища Сталина не торопиться, обработать врага как следует артиллерией, а потом итти в атаку.

В этом чувствовалась сталинская забота о людях. Мы прилагали все усилия к тому, чтобы громить врага, сохраняя как можно бережней жизни наших воинов, прошедших тяжёлый и славный путь и доживших до последнего, завершающего этапа Отечественной войны.

Пройдя с упорными боями 6-8 километров, мы подошли вплотную к Зееловским высотам. Противник на этом рубеже имел сильные оборонительные позиции и свежие части. Взять с хода эти мощные позиции было невозможно. Завязались упорные бои, длившиеся днём и ночью.

Умение войск вести наступательные ночные бои обеспечило успех захвата Зееловских высот. Первой на высоты ворвалась дивизия генерала Шугаева, за ней дивизия генерала Зеленюка.

Вторичная артиллерийская подготовка, вновь проведенная ночью, и последовавший затем стремительный дружный штурм высот обеспечили захват всех позиций на Зееловских высотах. Брешь на Берлин была пробита.

Гитлеровский генеральный штаб понимал, что нарастающий удар Советской Армии, нарушивший планы задержки наступления наших войск, сокрушил всю его стратегию и тактику. Но, как говорят, "утопающий хватается за соломинку". Навстречу нашему наступлению были брошены все имевшиеся у врага резервы.

Каждый день на новых позициях в глубине немецкой обороны появлялись свежие полки и дивизии; контратаки шли непрерывно. Но никакая сила не могла уже остановить могучие удары гвардейцев-сталинградцев, которые рвались выполнить приказ великого Сталина, водрузить знамя Победы над Берлином.

У города Мюнхеберга, на полпути от Одера до Берлина, сталинградские гвардейцы совместно с гвардейцами-танкистами генерала Катукова сломили последнее ожесточённое сопротивление гитлеровцев. Чаша весов победы резко наклонилась в нашу сторону.

Противник, надломленный физически и морально на одерском рубеже, ещё продолжал огрызаться. Наши части прорвали внешний оборонительный обвод Большого Берлина, и 23 апреля 1945 года мы дрались уже в Берлине.

Реку Шпрее наш войска форсировали с хода сразу в нескольких местах. Наши штурмовые группы всё глубже и глубже врезались в тело Берлина..

Чем ближе мы подходили к центру города, тем более возрастало сопротивление врага. Фашистские головорезы, чувствуя приближение часа расплаты, бешено сопротивлялись. Но это была предсмертная агония.

Я помню ночь под 1 мая, когда ко мне на командный пункт явился начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал пехоты Кребе с письмом за подписями Геббельса в Бормана. По лицу этого генерала я видел, как фашистская германия с трепетом за свои злодеяния склоняется на колени перед Советской Армией, перед советским народом.

Полковник А. ПОПОВ

В ночь перед атакой

15 апреля в 8 часов вечера я выехал из штаба фронта, получив приказ отправиться на передовые позиции и проследить артиллерийскую подготовку и атаку пехоты.

Поздно ночью я прибыл в штаб корпуса. Дежурный и офицеры оперативного отдела размещались в одном блиндаже. При ознакомлении с оперативно-боевыми документами штаба бросилась в глаза детальность всех их разработок. Планом было определено место каждого взвода, орудия, танка и самоходки.

Наблюдательный пункт командира одной из дивизий генерал-майора Баканова был расположен на западной окраине Ратшток. Сюда я прибыл в 2 часа ночи.

Командир дивизии ознакомил меня с обстановкой. На мой вопрос, нет ли опасения, что части в ночной атаке могут перемешаться, а самоходки и танки начнут давить своих, генерал ответил, что это исключается.

Беседа затянулась до трёх часов ночи. До начала артиллерийской подготовки оставалось полтора часа. Решили это время использовать для отдыха. Тут же в блиндаже все присутствующие улеглись отдыхать. Каждый делал вид, что спит. На самом деле никто не спал, все с нетерпением ожидали начала артиллерийской подготовки. Чтобы убить время, многие украдкой выходили во двор. Кое-где разрывались снаряды немцев, и на отдельных участках вёлся обычный ружейно-пулемётный огонь.

В 4.40 все обитатели НП были на ногах. Каждый то и дело посматривал на свои часы, а некоторые офицеры в течение последних 20 минут уже не отрывали глаз от часов, повторяя: "Осталось 15, 14, 10, 8 минут". Командир дивизии и штабные офицеры ещё и ещё раз проверяли готовность.

В 4 часа 57 минут кто-то из офицеров, глубоко вздохнув, сказал: