— Эрни слушает.

— Это Бонафонте. Ты далеко от ворот?

— Да нет, мы тут лазаем по лесу вдоль шоссе.

— Какие-нибудь машины проходили?

— Да нет, пожалуй, мы бы увидели свет от фар, да и услышали бы, наверное.

— Хорошо. Харрис, вы нас слышите?

— Да, — послышался в динамике голос инженера, — я сразу включил свое радио.

— Хорошо. И вы тоже не видели машин?

— Нет. Да мы недалеко друг от друга.

— Эрни, Харрис, главное — чтобы он не остановил какую-нибудь машину. Поэтому Эрни пройдет по шоссе с полмили в сторону Джоллы. Эрни, останавливай каждую машину, даже если придется стрелять. А вы, Харрис, проделайте то же самое, только в противоположную сторону. Если найдете Рондола, пусть даже в машине с другими людьми, все равно стреляйте. Живым уйти он не должен.

Бонафонте опустил радио. Боль в лице немного утихла. Он перешел через шоссе. Было так темно, что он скорее ощутил под ногами твердую поверхность, чем увидел асфальт. Идти в лес было бессмысленно. Он медленно пошел по шоссе, прислушиваясь. Бесконечный тоскливый шорох мелкого дождя.

Господи, думал он, почему он не настоял на своем, почему не уговорил профессора не связываться с этим Рондолом?! Еще в тот самый момент, когда адвокат поднял голову и увидел направленный на него пистолет, Бонафонте не понравилось его спокойствие. В этом спокойствии был вызов. Человек без пистолета должен бояться человека с пистолетом. Убери эту простую связь — и мир развалится. Самое простое уравнение цивилизации и самое нужное. Неважно, что подставляешь вместо пистолета в уравнение, будь то камень, атомная бомба или организация мистера Вольмута. Как чувствовал он, что не найдет с Рондолом общего языка. И не нашел. Зато тот быстро нашел его с Одри. Шлюха. Шизофреничка. Отличная комбинация, нечего сказать. Боже мой, каким же нужно было быть наивным дураком, чтобы хоть на минуту позволить себе даже посмотреть в ее сторону…

Почва на обочине шоссе была глинистая, и он поскользнулся, сойдя с асфальта, и с трудом удержал равновесие.

— Будьте вы все прокляты, — пробормотал он и взглянул на часы. Через пятнадцать минут нужно звонить Вольмуту.

Запищал зуммер «уоки-токи». Он поднял радио, нажал кнопку.

— Бонафонте, Эрни, Харрис, это Ламонт. Только что звонил Вольмут. Он больше не хочет ждать. Ни секунды. Так что останавливайте первую же машину…

— За полчаса мы не видели еще ни одной, — пробормотал Бонафонте.

— Встретите, обязательно встретите. Или вы хотите, чтобы и машину нам нашел Вольмут?

Кто поедет в такую погоду в два часа ночи по маленькой сельской дороге? Господи, и в этом ему не везло. Ему всегда не везло, думал Бонафонте. Он работал, а командовали другие. Мерзавцы… Наверное, нужно родиться с умением заставлять других работать на себя. Он, Бонафонте, сколько он себя помнил, работал на других. Исполнитель. Всегда исполнитель чужой воли, от матери до мистера Вольмута, от Ламонта до его шлюхи. Будь они все прокляты.

Снова запищал зуммер радио.

— Оуэн, — даже в динамике голос Эрни звучал возбужденно, — я вижу вдали свет от фар машины.

— Останови во что бы то ни стало. Смотри, Эрни… Если мы еще и машину не остановим…

Он пошел быстрее в ту сторону, где был Эрни. Даже если он был и не очень далеко, он пока не мог его видеть, потому что дорога петляла по лесу. Он прибавил шагу, потом побежал. Холодный дождь хлестал его по лицу. Ему почудилось, что он уже видит слабый отблеск фар за поворотом. Почему ему сегодня так тяжело бежать? Неужели из-за удара Рондола? Он дышал часто и тяжело. Идиот этот Эрни.

Да, свет фар. И совсем близко. Кажется, он все-таки остановил машину. Господи, хоть бы выключил фары, идиот, оставил бы подфарники.

Эрни разговаривал с водителем. Как будто женщина. Нет, мужчина. Бонафонте глубоко вздохнул, успокаивая дыхание.

— Что вы хотите от меня? — спрашивал водитель. Голос у него был раздраженный и плаксивый.

— Неужели вы откажетесь помочь нам подвезти в город больного? — сказал Эрни, — Наша машина сломана.

— Почему вы не вызовете «скорую помощь»? Мне некогда, я и так устал как собака…

— Острый приступ аппендицита…

— Да что мне ваш аппендицит, вызовите «скорую помощь».

Эрни заметил Бонафонте, кивнул ему.

— Поедете вы или нет? — спросил Бонафонте. В голосе его прозвучала такая ярость, что водитель пробормотал:

— Ну хорошо, где ваш больной?

Не спрашивая разрешения, Бонафонте нажал на кнопку, но дверца не открывалась. Водитель помог ему.

— Прямо, пожалуйста, — сказал Бонафонте.

Водитель, обернувшись, посмотрел на него. Протянул руку и зажег верхний плафон.

— Боже, — пробормотал водитель, — что это с вашим лицом?

— Поезжайте. Это я упал.

— Я не хочу, — вдруг выкрикнул водитель тонким голосом. — Я никуда не поеду, вылезайте из машины. Поняли? Вылезайте, я никуда не хочу ехать, вылезайте из машины.

— А это вы видели? — вкрадчиво спросил Бонафонте и сунул между лопатками водителя ствол пистолета. Тот замолчал, вжал в плечи голову и судорожно втянул в себя воздух. — Поезжайте.

Машина тронулась, набрала скорость.

— Не разгоняйтесь, сейчас вы увидите свет слева и въедете в ворота.

— Боже, зачем я только остановился? — хныкал водитель.

— Это вы сейчас узнаете. Сюда, налево.

Они въехали во двор. Водитель, немолодой человек, немного успокоился. Должно быть, на него произвел впечатление высокий забор и большой дом.

— Ну где же ваш больной?

— Вот он, — сказал Бонафонте и выстрелил в спину водителя. Тот дернулся, словно кто-то подбросил его вверх, и медленно начал клониться в сторону, сползая на сиденье. Остро запахло карбидом.

— Все нормально? — спросил Ламонт, подходя к машине.

— Как видите.

— Ну и отлично. Сдвиньте его в сторону. Спасибо. Эрни, посветите мне, я займусь рулем. Профессор достал несколько мягких пластиковых подушечек и осторожно прижал их к рулю. Он повторил эту операцию несколько раз и удовлетворенно кивнул. Потом взял носовой платок и принялся протирать им руль, но так, чтобы стереть не все отпечатки.

— Готово, Оуэн, — сказал Ламонт. — Вот вам перчатки. — Он протянул Бонафонте перчатки, и тот натянул их. — Ну, в остальном, как мы и планировали. Труп в кювет. Где-нибудь за знаком восемьдесят второй мили. Машину чуть подальше, не забудьте протереть ручки, которых вы касались без перчаток. Хорошо?

— Обязательно, — кивнул Бонафонте.

— И пусть Харрис минимум час дежурит на шоссе, чтобы быть уверенным, что Рондола никто не подвез в сторону Шервуда.

Капитан Мэннинг разговаривал с женщиной, которая умерла пять лет тому назад. Но он нисколько не удивлялся, потому что гладко спал, подсунув под щеку руку. Рядом тихонько сопела жена. Телефон разбудил его. Он проснулся мгновенно, как просыпаются полицейские, врачи и преступники. Во рту было сухо. Неужели опять будет ухудшение диабета, придется ложиться в больницу, подумал он. Он поднял трубку.

— Капитан Мэннинг слушает.

— Здравствуйте, капитан, это Вольмут.

Мэннинг сбросил ноги на пол и сел. Если звонил Вольмут, и звонил в такой час, все равно придется вставать. Вольмут из тех людей, после звонков которых обязательно что-то происходит. Есть такие люди, вокруг которых вечно что-то происходит, все кипит, бурлит.

— Слушаю, мистер Вольмут.

— Только что вам в полицию сообщили, что на второй дороге… Знаете, это узенькая сельская дорога? Ну та, что проходит мимо виллы «Одри»…

— Понимаю, мистер Вольмут…

— Так вот, только что сообщили, на восемьдесят второй миле нашли труп. Прямо на шоссе. Выброшен из машины. А сама машина немножко подальше.

Капитан Мэннинг автоматически посмотрел на свои часы, лежавшие на тумбочке у кровати. Три часа одиннадцать минут.

— Так вот, капитан, есть основание предполагать, что убийца все еще находится где-то в этих местах. Я думаю, он вооружен.