99
«Обломов». Титульный лист второго отдельного издания.
1862 г.
100
в главе V, самое существенное, касается рисуемого Ильей Ильичом «в уме» «узора его будущности» (наст. изд., т. 5, с. 449, вариант к с. 55, строки 20-23). В этой же главе из описания ученья Илюши в школе снимается общая фраза: «Всё это вообще считал он за наказание, ниспосланное небом за наши грехи» (там же, с. 450, вариант к с. 61, строки 10-11), находившаяся в тексте, в котором говорится о вынужденной дисциплинированности мальчика, даже не пытающегося заглядывать «дальше той строки, под которой учитель, задавая урок, проводил ногтем черту…», – возможно, писателю показалось, что эта фраза нарушает целостность фрагмента (наст. изд., т. 4, с. 61, строки 6-9 и 12-13). Из главы VI был снят объемистый текст, в котором шла речь о принципах ведения хозяйства Ильей Ивановичем, который действовал так, как было «при дедушке», и вообще «не любил выдумок и натяжек к приобретению денег» (там же, с. 64); это текст: «- Отцы и деды не глупее нас были ~ Он уж был не в отца и не в деда» (наст. изд., т. 5, с. 450, варианты к с. 64, строки 12-14, и к с. 64-65, строки 15-1). Из глав VI и VIII снимаются фразы, относящиеся к «позам лежанья» Обломова (там же, вариант к с. 65, строки 27-29; с. 451, вариант к с. 76, строки 32-33); снимается сохранившаяся в тексте «натуралистическая» деталь: «…задвигаются мускулы его, напрягутся жилы» (там же, с. 450, вариант к с. 66, строки 1-2).
Отдельные сокращения были сделаны и в тексте, связанном с Алексеевым и Тарантьевым. Из авторских рассуждений по поводу людей, подобных первому из них, изымается, во-первых, фраза: «Впрочем, надо отдать им справедливость, что любовь их, если разделить ее на градусы, до степени жара никогда не доходит» (там же, с. 446, вариант к с. 30, строки 12-14) – а во-вторых, утверждение об отсутствии у Алексеева какого-либо интереса к службе, отсутствии «на лице его следа заботы, мечты» и о постоянной готовности пойти всюду, куда бы ни позвал его любой «знакомый на улице» (там же, вариант к с. 30-31, строки 34-7). Из текста, относящегося к Тарантьеву и ранее почти полностью переписанного,1 теперь снимается и сравнение силы, «запертой в нем враждебными обстоятельствами навсегда, без надежды на проявление», с тем,
101
«как бывали запираемы, по сказкам, в тесных заколдованных стенах духи зла, лишенные силы вредить» (там же, с. 447, вариант к с. 39, строки 28-30).
Сокращения в тексте, в котором говорилось о Захаре, появились в главах I, VII-VIII. Это прежде всего сокращение, которое касается его как последнего хранителя преданий, связанных с «отжившим величием» дома Обломовых, этой «единственной хроники, веденной старыми слугами, няньками, мамками и передаваемой из рода в род» (там же, с. 444, вариант к с. 9, строки 40-42). Кроме того, следует назвать и большой отрывок, в котором речь идет об ущербе, причиняемом Захаром мелким вещам и предметам в кабинете Обломова, если он вдруг «воспламенится» «усердием» (там же, с. 451, вариант к с. 69-70, строки 35-19), и фрагмент, содержащий повествование о невозможности вменить Захару в обязанность какую-либо «новую постоянную статью» (там же, вариант к с. 70-71, строки 40-3), и два отрывка, в которых излагается мысль об отсутствии у него каких-либо других теорий по поводу отношений барина и слуги, кроме полученных им «от отца, деда, братьев, дворни» (там же, варианты к с. 71, строки 14-22, и к с. 72, строки 23-26), и сравнение «сипенья и хрипенья» Захара с нотой, возможной только «для какого-нибудь китайского гонга или индийского там-тама» (там же, с. 453, вариант к с. 93, строки 11-15).
Из других сокращений отметим яркое описание листка серой бумаги и почерка старосты: «Огромные бледные буквы тянулись в торжественной процессии, не касаясь друг друга, по отвесной линии, от верхнего угла к нижнему. Шествие иногда нарушалось бледно-чернильным большим пятном» (там же, с. 447, вариант к с. 34, строки 36-40). Последнее сокращение, возможно, сделано в спешке.
Освобождается текст и от некоторых лишних слов. После упоминания начатого Обломовым «плана разных перемен и улучшений в порядке управления своим имением» следовали три фразы, и в каждой из них фигурировало слово «план»; из последней: «И Обломов сознавал необходимость до окончания плана предпринять что-нибудь решительное» – слова «до окончания плана» вычеркиваются (там же, с. 444, вариант к с. 8, строка 26). Из портрета Захара, который дается при первом появлении
102
его в романе: «…с необъятно широкими и густыми русыми с проседью бакенбардами, из которых каждой стало бы на три бороды» – снимается слово «необъятно» (там же, вариант к с. 9, строка 11). Из фразы: «А Обломов, лишь проснется утром, первый образ в воображении – образ Ольги, во весь рост, с веткой сирени в руках» – изымаются слова: «во весь рост» (там же, с. 469, вариант к с. 237, строка 8). Во фразе: «Он молча спрятал его (письмо. – Ред.) в карман и сидел подле нее, повесив голову» – Гончаров снимает слова «подле нее» (там же, с. 471, вариант к с. 256, строка 23). Обращают на себя внимание еще два случая сокращений. Первый – это удаленная из текста «натуралистическая» деталь после слов: «Обломов с вечера, по обыкновению, прислушивался к биению своего сердца» – до 1862 г. следовало: «потом ощупал его руками, поверил, увеличилась ли отверделость там…» (там же, с. 470, вариант к с. 248, строки 20-21). Второй – заключительные слова из письма Обломова к Ольге («с той ветки, на которую сели невзначай» – там же, вариант к с. 252, строки 43-44).
И наконец, в издании оказались снятыми даты в конце части второй («1857 года») и в конце всего романа («1857 и 1858 гг.»), присутствовавшие в отдельном издании 1859 г. Но не появилась и новая дата, заключающая роман, – «1862 г.», чего следовало бы ожидать, если бы Гончаров хотел подчеркнуть особый статус этого текста.
Но текст не только сокращался: в него введены и единичные дополнения. Новыми словами в главе VIII части первой дорисовывается картина шумной городской жизни, прерывающая мечты Обломова о сельской идиллии: помимо «крика рабочих» теперь «с улицы несется треск от езды. Везде говор, движение!» (там же, с. 451, вариант к с. 77, строка 17). В главе II части второй словами: «что человек вообще слишком испорчен и что нет еще настоящего воспитания» (там же, с. 463, вариант к с. 164, строка 2) – дополняется фрагмент текста, в котором Штольц раскрывает суть своего «пуританского фанатизма». В конце главы XII части третьей после фразы: «- Снег, снег, снег! – твердил он бессмысленно, глядя на снег…» – Гончаров вписал слова: «…густым слоем покрывший забор, плетень и гряды на огороде. – Всё засыпал! – шепнул потом отчаянно…» (там же, с. 484, вариант к с. 373, строки 26-28).
103
Что же касается остальной правки, которую сам писатель охарактеризовал словами: «…кое-где сглажен слог…», то она достаточно обильна и за некоторыми исключениями ничем не отличается от обычной гончаровской стилистической правки. Совершенно естественно, что количество ее заметно уменьшается начиная с части второй романа, написанной, как и две следующие, уже после изменения первоначального замысла. При этом правка не только уменьшается, но становится мельче и единообразнее. Последнее, правда, не относится к некоторым не очень многочисленным заменам, разбросанным по всему тексту романа. В злом монологе Тарантьева, обрушившегося на Штольца, который уехал, по словам Обломова, за границу учиться, в тексте: «…не верь ему: он тебя в глаза обманывает, как малого ребенка» – слова: «как малого ребенка» (наст. изд., т. 4, с. 52) – заменяются словами: «как твой староста» (наст. изд., т. 5, с. 449, вариант к с. 52, строки 34-35). От замены «любовные интриги» на «любовные отношения» и изъятия слова «повести» приобрел другой оттенок фрагмент, характеризующий отношения Обломова с женщинами в ту пору, когда он еще бывал в свете, т. е. до встречи с Ольгой: все это были невинные кратковременные увлечения (там же, вариант к с. 58, строки 40-41, 43). В описании библиотеки Обломова, состоящей «из одних разрозненных томов по разным областям знаний», появляются слова: «по всем частям знаний» (там же, с. 450, вариант к с. 63, строка 13; тем самым Гончаров избегает близкого соседства созвучных слов: «разрозненных» и «разных»). Почти весь пространный ответ Захара на вопрос дворника, кто такие сочинители, которые ходят к Обломову: – «Нет, это такие господа, которые сами выдумывают, что им понадобится, – объяснил Захар.