509

России, оглашающий ее вещими, потрясающими сердца звуками своей лиры, скромно вступил в круг беседующих. Будем надеяться, что эти звуки пронесутся когда-нибудь и здесь . Другой юный пророк, так сладко напевающий нам о небе Эллады и Рима, избрал главною квартирою своего вдохновения берега не Иллиса и Тибра, а Фонтанки. Здесь есть и 20-летние мудрецы, которые тотчас гасят свой фонарь и прячут ненависть к людям и равнодушие к жизни под философскую эпанчу, как скоро перед ними блеснет луч прекрасного взора. Сюда беспрестанно утекают из-под российских победоносных знамен и дети Марса: где их доспехи, копья и стрелы? ими хоть тын городи. А сами они беспечно поют:

Пусть там жены надевают

Мой воинственный шелом,

И мечом моим булатным

Станут дети там играть.

Будь эта зала величиною с Марсово поле: увы! воинская слава России померкла бы навсегда и бранные трофеи украшали бы не храмы Господни, а ее окна. Прихожу сюда и я, мирный труженик на поприще лени, приобретший себе на нем громкую известность; здесь отраднее и слаще лениться, нежели там, в том мире, где на всяком шагу мешает труд или забота; один трудный подвиг предстоит ленивцу: уйти отсюда в роковой час.

Ныне тесный кружок собравшихся здесь разверзается для двух новых пришельцев: привет им! Один – питомец дела и труда, более других изведавший горечь муравьиных хлопот и пчелиной суматохи, тщету и скуку человеческой жизни и мудрости. Он искал последней и у древних, и у новых мудрецов, но признал отчасти истинным только учение Эпикура и занял мудрость не в груде книг: одна книжная мудрость что смрадное болото; там ум как стоячая вода; оно испаряется теориями и умозрениями, методами и системами, заражающими жизнь нравственным недугом – скукою; из этого болота почерпается только мертвая вода; а для прозябания ума нужно вспрыскивать его еще живой водой. И он, наш новый пришлец, добывал истину, эту живую воду, из живых источников. Он находил ее и в труде и стал властелином всякого предпринимаемого подвига, и в книге природы, и в собственном сердце, и, наконец, умел обрести

510

мудрость и истину там, где другой находит безумие, – на дне розового хрустального колодца. Не смущайтесь, mesdames, его сурового взора и саркастической улыбки: в ваших взорах и улыбках он сумеет найти еще более мудрости и истины, чем на дне того колодца. Угрюмое чело прояснеет, а насмешка выйдет из уст комплиментом.

Другой пришлец – представитель молодого, цветущего поколения. Юность бьется, кипит, играет в нем и вырывается наружу, как пена искрометного вина из переполненной чаши. Много в нем жизни и силы! как блещет взор его, как широка славянская грудь и какие мощные и пленительные звуки издает она! Он песнею приветствует светлую зарю своей жизни, и песнь его легка, свободна, весела и игрива, как утренняя песнь жаворонка в поднебесье. Он то заливается соловьем родимых дубрав, который, по словам поэта, щелкает и свищет, нежно ослабевает и рассыпается мелкой дробью по роще , и поет и русскую грусть, и русское веселье; то настроит золотое горлышко на чуждый лад и поет о нездешней любви и неге, как поют соловьи лучшего неба и климата.

Привет, стократ привет и человеческому достоинству во всей его скромной простоте и кипящей юности, со всеми блистательными надеждами.

Теперь, ознакомив несколько новопосвящаемых с значением института, разумея под этим словом общество, собирающееся в этой зале, обращаюсь к принятым здесь правилам и обычаям, также и к обязанностям, сопряженным со вступлением сюда.

Обязанностей – всего одна. Так как вы непременно будете обожать весь институт…

Я вижу, кажется, как при этом наморщатся брови эпикурейца и как другой пришлец остановит на мне в недоумении ясный взор. Да! повторяю, обожать весь институт: это очень просто, – здесь уж такое заведение! Да иначе и нельзя: оглядитесь вокруг себя и решите сами, можно ли обожать кого-нибудь одного или, виноват, кого-нибудь одну : глупая привычка – оставаться мужчиной даже в царстве женщин! Если еще не убеждены и этим – я докажу вам в нескольких словах. Положим, что вы опустили знамя предпочтения к ногам одной избранной богини и, уходя отсюда темною ночью, уносите в сердце и воображении свое светило, которое и светит вам до дому. Входите в свою квартиру, и светило за вами. Вы в раздумье ложитесь на диван, вперяете взор в потолок

511

комнаты, мысленно обращая его в небо, и звезда тотчас занимает там свое место. Вы любуетесь, трепещете от восторга, плачете, уже сочинили два стиха и ищете рифму к третьему, но вот! там восходит еще звезда первой величины, блистательная и яркая, за ней третья, четвертая и т. д., и весь потолок населяется светилами, только не холодными, ночными светилами, а пламенными солнцами, которые так и пекут, так и прожигают вас насквозь. Не одна эта опасность угрожает вам: в здешней сфере блуждают и периодически появляющиеся кометы, светила других миров или кончившие срок существования в этой сфере. След их – огненная полоса, бури и разрушения – берегитесь – испепелят!

Наконец, за этими ближайшими светилами тянется белою полосою и Млечный Путь, рой тех звездочек, которые сияют теперь там выше, над нашими головами: это незримые, многочисленные обитательницы здешнего храма. Мы не видали их, но ведь человек любит блуждать взором по Млечному Пути и разгадывать недоступные взору светила; так и воображение ваше будет уноситься в высшие сферы здешнего неба и, не видя их, мучиться и обожать. Нестерпимое сияние ослепляет вас: вы закрываете глаза и успокоиваетесь, думая заснуть с мыслию об избранном образе, – никак нельзя. Начинается музыка сфер, заговорили какие-то голоса. То будто кончик благовонного локона щекотит вам около носа; то, кажется, беленькая ручка дерет вас за ухо, говоря: «Как ты смеешь спать после вечера, проведенного среди нас? Ты, – продолжает таинственный образ, всё теребя вас, – избрал одну такую-то (имярек), но посмотри на мои глаза, разве ты забыл блеск их – ярче ли блестят взоры твоей богини? обожай и меня!» «А я-то, а я-то, – звучит жалобно тоненький голосок над самым ухом, – вспомни мою улыбку, любезность – и обожай!» «Мой ум и носик, – кричит третья, – и обожай, мою талию и остроумие – и обожай! Обожай!» «Обожай всех», – наконец кричат они хором. Другие будто являются с угрозами. О, как наморщились прекрасные брови, какие искры гнева сыплются из глаз. «Ты смеешь отказывать мне в порции своего обожания, – говорит это существо, топая ножкой, – но…