14. Вознесение лежачего

Меж тем в НТЗ «Гусьлебедь» развёртывались научные события.

Получив в веденье своего подотдела разработку темы «Крылья», Лежачий развернул бурную деятельность. Везде и всюду он твердил, что только его подотдел занят перспективной проблемой, в то время как гусь-отдел и лебедь-отдел зашли в творческий тупик. Вскоре в печати появился фельетон, посвящённый НТЗ «Гусьлебедь». В нём критиковались гусисты, лебедисты и сам Рейтузов, зажимающий многообещающую деятельность Лежачего. Так как в БЭБИ давно уже сомневались в деловых качествах Рейтузова, то этот фельетон стал последней каплей, переполнившей чашу административного терпения. Рейтузов был переведён в другое заведение, а главой «Гусьлебедя» стал Лежачий.

Став во главе заведения, Лежачий первым делом добился специализации НТЗ. Так как никому не было понятно, чем занималось заведение до этого, то никого особенно не удивило, что оно взялось за разработку крыльев. В БЭБИ были этим даже довольны: наконец-то заведение занялось чем-то конкретным.

Гусисты и лебедисты стали стаями разлетаться прочь. Их научные труды лежали теперь на чердаке, забытые всеми, но их звания и степени, заработанные этими трудами, оставались при них, и отнять эти звания никто не мог. Поэтому бедность им не грозила. На их места Лежачий набирал новых работников, чтобы ковать кадры. Скромный подотдел «Крылья» разросся, стал полноправным отделом, а затем, в свою очередь, был разбит на отделы. Был создан отдел крыловедов широкого профиля и отдел крыловедов узкого профиля; были организованы отделы, где ковались крыловеды-моделисты и крыловеды-экономисты; крыловеды-бионики и крыловеды-электроники; крыловеды-эстетики и крыловеды-энергетики; крыловеды-маринисты и крыловеды-гигиенисты; крыловеды-метеорологи и крыловеды-психологи; крыловеды-антиаварийщики и крыловеды-гарантийщики.

Была реорганизована и расширена и многотиражка заведения. В состав её редколлегии включили высокопродуктивного поэта Переменного. Правда, дополнительного места в штате редакции для него выхлопотать не удалось, и поэт был зачислен в заведение как крыловед-испытатель. Переменный обязался выдавать ежемесячно не менее четырёх погонных метров бодрых, звонких стихов и сразу же приступил к делу:

В часы, свободные от выполнения своих прямых творческих обязанностей, Переменный писал любовно-упадочную лирику:

Дела Лежачего шли в гору. О нём трубили как о человеке, который открыл способного, но малограмотного изобретателя-самородка Алексея Возможного — и задался благородной целью научно обосновать теорию индивидуального полёта на машущих крыльях и практически подготовить модель крыльев для массового производства.

Постепенно об Алексее Возможном стали вспоминать всё реже, а имя Лежачего склонять всё чаще. Вскоре ему было присвоено звание почётного крыловеда и соответственно увеличен оклад. От полноты жизни Лежачий стал всё чаще выпивать. Используя служебное положение, он завёл себе молодую крыловедку-секретаршу Малину Викторовну Стриптизоявленскую, с которой, не скрываясь, начал появляться в ресторанах и других общественных местах. Кроме того, он приблизил к себе поэта Переменного, и тот теперь постоянно обретался у него на дому, читая за рюмкой водки свои любовно-упадочные стихи и отрицательно влияя ими на морально-психическое состояние хозяина дома. Всё это вместе взятое привело к тому, что сам Лежачий начал иногда думать стихами.

Между тем крылья Возможного, принесённые им в своё: время в заведение, валялись в подвале. Там было сыровато, но чехол из водоотталкивающей ткани, сшитый Катей, предохранял их от сырости и порчи.

15. Смерть лебедя

Алексей с Катей жили мирно и дружно. У них родилась дочка, которую они назвали Анфисой.

Алексей теперь исполнял должность начальника почтового отделения. Он пользовался уважением как сослуживцев, так и всех жителей Ямщикова. Несмотря на то, что он был ещё очень молод, многие даже пожилые люди часто обращались к нему, когда у них возникал какой-либо спор.

Алексею по-прежнему шло много писем. Кроме того, некоторые люди специально приезжали в Ямщикове, чтобы побеседовать с ним. Поэтому местные хозяйственники, дабы обеспечить ночлег приезжающим, построили небольшую бревенчатую гостиницу «Уют». Узнав о гостинице, в Ямщикове стали ездить и жители ближайшего городка, чтобы провести там денёк-другой. Начали наезжать и охотники — не промысловые охотники, которым охота даёт хлеб, а охотники городские, которые, отработав в помещении шесть дней, седьмой день жаждут провести на природе и по возможности убить что-нибудь живое.

Этой весной лебедь, летя со стаей на север, как всегда, свернул в сторону и сделал несколько кругов над домом Алексея Возможного. Алексей был в это время во дворе и помахал лебедю рукой. Тот сделал ещё один круг и резко взял курс на северо-восток: полетел догонять своих. Но со стороны болота захлопали выстрелы, а затем Алексей увидел, как упал лебедь.

— Лебедя убили, — сказал он, входя в дом.

Серафима Дмитриевна покачала головой и с укоризной посмотрела на Алексея, будто он в чём-то виноват. А Катя, качавшая Анфису, заплакала.

— Это к беде, это не к добру, — молвила она сквозь слёзы.

— Это не к беде и не к радости, — тихо сказал Алексей. — Просто убили лебедя.