Холодный месяц завис над речной низиной, в которой плавал туман, непрозрачный и тяжелый, как мокрая вата. Над туманом чернели ветки ольшаника да покатые маковки редких стогов. Ночь была безоблачная, и за крышами деревни, что раскинулась на возвышении, обрамлявшем низину, полыхало зарево большого города, окрашивая небо латунной желтизной. Светлая полоса дороги выбегала из лесу, ныряла в туман долины и по дамбе, обсаженной тополями, а затем через мост вела к деревне.

Над деревянными перилами моста склонилась женщина. На ней был зеленый платок в белую крапинку и застегнутое доверху светлое пальто с поднятым воротником. Время было позднее, женщина озябла. Взгляд ее скользнул по туманному морю, слабо колыхавшемуся в бледном свете луны, и непривычная, призрачная панорама вызвала в ней представление о тех давних временах, когда эта болотистая низина разделяла асканийцев, рвущихся на восток, и вендов и у стен деревянных славянских крепостей кипели ожесточенные бои.

Энергично мотнув головой, она отогнала странные грезы наяву и поспешила к деревне. Была она молоденькая, почти девочка, и шла мягкой, упругой походкой. С каждым шагом, чем ближе к деревне, она все больше уходила в туман. Игривое журчание речушки у запруды становилось все глуше. Шоссе здесь петляло по заболоченным лугам. Вдоль обочины тянулись едва различимые в тумане кусты ольхи и камыш, сухие ветки хищно протягивали к ней свои когти, да маячили причудливо округлые купы ветл. Невнятный шелест, порой крик птицы либо зверя, глухой и жалобный, порой какое-то бульканье.

Женщина невольно ускорила шаги, стараясь двигаться по возможности бесшумно. Она боялась глубоко вдохнуть и чувствовала, как поднимается в ней первобытный страх перед смутной, непостижимой опасностью, страх, недоступный доводам рассудка и неподвластный ему. Ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не поддаться панике и не припустить со всех ног.

Сжав кулаки, под исступленный стук сердца, она все-таки обуздала страх и замедлила шаги. Темнота и туман сгустились до того, что она едва различала дорогу. И вдруг она ступила на осколки стекла. Вздрогнула, сделала еще шаг и споткнулась о какую-то железную палку. Раздался металлический скрежет, и боль от ушиба на мгновение заволокла глаза красной пеленой, в которой плавали искры.

Женщина стояла на четвереньках и ощущала под ладонями влажный холод незамещенной дорога. Разомкнув дрожащие веки, она различила на земле очертания человеческой фигуры. Жалобный стон, мучительный и до ужаса неправдоподобный, достиг ее ушей. Она и сама чуть не закричала, но голос у нее пресекся и вместо крика получился лишь тихий писк. Ей казалось, что, скованная ледяным страхом, она простояла так целую вечность, не в силах собраться с мыслями, не в силах шелохнуться. Потом вдруг с небывалой остротой дошел до нее запах картофельной ботвы, резкий и освежающий. Оцепенение схлынуло. Она подвигала пальцами, повертела головой и, встав с колен, склонилась над распростертым телом.

Это был мужчина. Он лежал на боку, уткнувшись носом в грязь. Руки были неестественно подвернуты, словно его швырнул на землю какой-то великан. Она снова опустилась на колени, повернула его на спину, замочив ладони теплой и липкой жидкостью. Голова мужчины запрокинулась, стон перешел в хрипение. Она поспешно сняла пальто, скатала его валиком и подложила ему под голову: где-то когда-то она слышала, что, если у раненого голова лежит слишком низко, он может захлебнуться собственной кровью. Потом женщина огляделась по сторонам, но, кроме искореженного велосипеда, о который она и споткнулась, ничего не обнаружила. Со всей мыслимой при таком тумане скоростью она помчалась в деревню.

Немного спустя она влетела в трактир «Под четырьмя липами», задыхающаяся, с растрепанными волосами. Руки у нее были в крови, а поскольку на бегу она убирала волосы с лица, лицо тоже было в крови. Зеленый платок съехал с головы и болтался на шее.

Игроки в скат вскочили с мест, побросали карты и уставились на нее. Хозяин был потрясен до такой степени, что забыл закрыть кран. Лишь когда пиво потекло ему и рукав, он испуганно чертыхнулся и вновь обрел душевное равновесие.

Женщина подбежала к телефону возле прилавка.

- На дороге перед мостом через Нуте лежит тяжелораненый. - Она задыхалась. - Он истекает кровью. Срочно нужен врач.

- То есть как? Вы думаете, несчастный случай? - задал хозяин довольно глупый вопрос.

Она кивнула.

- А еще что-нибудь там есть?

- Да, разбитый велосипед.

- Тогда вам лучше позвонить в полицию, - сказал хозяин и, достав из-под прилавка телефонную книгу, раскрыл ее и принялся торопливо водить по строчкам толстым мокрым пальцем.

- Полиция, ноль-один-один.

Тем временем любопытные со всех сторон обступили ее, все молчали, отрезвленные испугом, и глядели на нее с интересом и даже с участием. Она хотела набрать номер, но руки ее не слушались и палец все время срывался. Хозяин молча придвинул аппарат к себе и набрал сам. Потом он передал трубку женщине, и она начала бессвязно, запинаясь от волнения, рассказывать о случившемся. После первых же слов ее прервал человек на другом конце провода и спокойным голосом стал задавать простые, четкие вопросы. Его спокойствие передалось и ей. Движения ее стали уверенней, дыхание ровней.

- Как ваше имя?

- Эвелин Шварцхаупт.

- Откуда вы звоните?

- Из трактира в Филиппстале.

- На дороге в Гютерфельде вы нашли раненого?

- Да, он без сознания и…

- Спасибо. Пошлите кого-нибудь за вашим участковым. Если поблизости есть врач, вызовите его, а сами как можно скорей возвращайтесь с несколькими помощниками к месту происшествия; Дорогу временно перекройте и проследите, чтобы там ничего не трогали. Пострадавшего укутайте теплым одеялом, но без распоряжения врача не уносите его. Автоинспекция и «скорая помощь» уже выехали к месту происшествия. Вопросы есть?

- Нет, все понятно, - прошептала женщина и тут только увидела кровь на своих руках. Она побледнела, выронила трубку и, чувствуя подступающую к горлу дурноту, бессильно опустилась на стул.