- Мэм, Вы взяли цветок, теперь давайте за него деньги. Этот цветок священный, Вы должны его купить.

- Я ничего не должна! Забери его немедленно обратно, иначе я его выброшу, - делаю гневный жест, показывая, что сейчас зашвырну цветок далеко в воду, но сделать это побоялась - а что, если он сломается? Она ведь станет требовать деньги с удвоенной силой.

Зову на помощь лодочника, но эта свинья говорит чуть ли не с презрительным видом, что если я взяла цветок, то должна заплатить, - таковы местные обычаи. Начинаю объяснять, что ничего не брала, и чувствую себя набитой дурой, оправдывающейся перед взрослым дядей. А ведь можно было припугнуть их полицией, ведь это самое настоящее ограбление, но я так растерялась... Ну их к черту, заплачу по минимуму... доллара тебе хватит? На тебе пятьдесят рупий, проваливай. Все равно ведь поимели меня как ребенка, как дуру... И вдобавок ко всему еще и неловкость тащится шлейфом - и перед лодочником, и даже перед девчонками, которые меня обманули!

Все. Хватит с меня. Требую от лодочника, чтобы он самостоятельно разбирался с торговцами и даже близко их ко мне не подпускал, и пригрозила, что пожалуюсь "шефу", если еще раз придется бороться за личное пространство, и когда спустя полчаса неподалеку засветились очередные флибустьеры-ботаники, он отчаянно замахал руками, что-то крича, и лодка обошла нас стороной.

Шелест весел, вода, струящаяся прямо в ладони, руки, застывшие над водой, мысли, ускользающие из рук... время потекло рывками, то застывая прозрачным облаком, то прорываясь ручьем. А ведь они разговаривают... они определенно разговаривают друг с другом! - вороны, пролетающие над головой. Через час или два справа появился большой сад, широкими ступенями взбирающийся на гору. Надо размяться... вылезаю из шикары, и вся прибрежная суета немного затихает, оборачивается на меня. Иду по пристани, сжавшись от непривычного и непонятного внимания всех полов и возрастов. Почему у женщин головы прикрыты платками? Почему при виде меня они стыдливо закрывают лица? Некоторые и вовсе отворачиваются, смеясь то ли от смущения, то ли от того, что мой внешний вид кажется им нелепым. Кто их разберет... Да нет, вроде ничего смешного во мне нет, - штаны, рубашка из легкой, но непрозрачной ткани, все чистое (а может как раз в этом причина?:), все в соответствии с местной моралью, насколько мне об этом известно... Да что я в конце концов дергаюсь! Какое мне дело до того, что эти люди почему-то смеются? Упорно пытаюсь убедить себя в том, что все это ерунда, и иду дальше, задвинув озабоченность на задний ряд.

По торговым рядам вальяжно бродят индусы из крайне малочисленного в этой стране "middle class". Насколько же нелепо они одеты! На фоне толп оборванцев, которыми кишит Индия, выглядели они важно и демонстрировали свое пузатое достоинство на каждом углу. Ну прямо как дети... им разрешили поиграть во взрослых, и все что они могут - это карикатурно изобразить собственную значимость, но видно ведь, что все это напускное, ничего стоящего за этим нет. Никакого лоска той социальной самодостаточности, что свойственна большинству европейцев из среднего класса, у них нет и в помине, есть только наивное желание порисоваться. Какие пустые лица... какие неприятные глаза...

Сколько же здесь редкостного барахла! Все лавки забиты им по самый потолок - пластмассовые игрушки, брелки, зеркала, бусы, заколки, шлепанцы, кассеты, ручки, дверные замки, акриловые детские платья, павлиньи перья и так далее и так далее, и все это самого отвратительного качества, которое только можно себе представить. Тупо пялюсь на дородную индианку в ярко-розовом сари, поверх которого надета поношенная кофта с турецким орнаментом. Она с чувством перебирает всю эту дребедень и выглядит как важная дама в ювелирном салоне. Черные волосы прилизаны чем-то жирным (какая гадость...) и заплетены в косу, руки увешаны десятками тонких браслетов, звенящих при каждом движении. И что - вот она так всю жизнь и звенит?? Яркий лак на ногтях облупился, толстые пальцы увешаны кольцами из блестящего желтого металла... Что я делаю? Мучительное раздвоение: с одной стороны смотреть на них неприятно, с другой стороны - любопытно. И ведь не то, чтобы я получала удовольствие от обсасывания всего этого, нет... смешно все-таки - красное пятно на лбу женщины слегка осыпалось и выглядит как слезающая краска, движения даются ей с трудом, хотя она еще молода. Да ей попросту нравится так двигаться! Блин, да они все тут такие! Походка - это что-то... Просто пингвины какие-то, а не женщины - расставив в стороны носки, неспешно переваливаются с боку на бок, словно пытаясь свесить пузо перед собой между ног. И даже молодые обеспеченные индианки, еще не успевшие обрасти жиром и детьми, двигаются точно так же. Совершенно иррациональное ощущение соприкосновения неизбежного будущего с настоящим - живота еще нет, но он уже существует виртуально, в этом есть какая-то обреченность, и когда сейчас говорят про преемственность поколений, про тысячелетия индийской культуры, то в первую очередь перед моим взором всплывает не йог и не статуя Шивы, а вот этот несуществующий живот. Никак не могу представить себе такую женщину бегущей или танцующей или вообще делающую хоть что-нибудь непринужденно и естественно. Похоже, бедняги так срослись с тем единственным местом (с кухней), где они могут почувствовать себя хозяйками хоть чего-нибудь, что все, что им нужно для жизни, это научиться передвигаться между плитой и столом.

Образ индийской красавицы в воздушном сари, сошедший с экранов кинотеатра моего детства, существовал в реальности лишь на мыльных обертках.

- Мэм...

Ну что еще? Усатый индус в полинявшей рубашке, по-видимому когда-то бывшей белой. Смотрит заискивающе, и я снова не могу отвернуться от такого безобидного и улыбающегося человека.

- Можно с Вами сфотографироваться? Моя семья будет счастлива, если Вы согласитесь.