Изменить стиль страницы

Нет правил без исключений, и ни с какими двумя людьми Ошо не обращался одинаково. Один и тот же вопрос, заданный двумя разными людьми, весьма вероятно, получил бы два совершенно противоположных ответа.

В это время мы заботились об Ошо целой группой. Это не было больше работой для одного человека, из-за его слабости и плохого здоровья.

Амрито, доктор Ошо, несмотря на то, что он был англичанином и мужчиной, ладил очень хорошо с Анандо и мной, так как у него сильно возрастала женственность, но с ясным и неэмоциональным подходом. Я никогда не видела в нем каких-то колебаний или "нет" относительно Ошо, и Ошо много раз говорил про него, что он очень скромный человек.

У Ошо начались проблемы с зубами, так что на протяжении трех недель он проводил много времени у зубного врача. На этих стоматологических сессиях был Гит, с ассистенткой Нитьямо, которая была стоматологической сестрой, Амрито, Анандо и я. Во время одной из сессий я сидела на полу рядом с креслом Ошо, и он сказал мне: "Прекрати болтать, помолчи". Я не знала, что он имеет в виду, я сидела так тихо, как только могла. Я думала, что я медитирую. Но медитация была нова для меня, и я никогда не была уверена, в том, что я чувствую, была ли это действительно медитация или мое воображение. При малейшем указании, что то, что я думаю, не было медитацией, я говорила: "К черту со всем этим", и прекращала даже пытаться.

Вместо этого я думала на заданную тему: например, я начинала сознательно планировать, что я хочу нарисовать, или что я хочу делать. Мой опыт в медитации показывает, что это очень чувствительное и хрупкое состояние, и очень легко может прийти мысль "Это все чепуха". Вначале это так и есть, и я была в начале много-много лет.

Так что когда я думала, что я медитирую, и Ошо сказал мне: "Четана, помолчи, прекрати болтать", я очень смутилась и рассердилась. Он говорил мне, что мой ум все время болтает, не переставая, и мешает ему, а я не знала, что он имеет в виду. Это продолжалось больше семи дней, и каждый день я закрывала глаза и старалась уйти глубже в себя в попытке достичь точки, где то, что говорит Ошо, не будет беспокоить меня. Остальную часть дня я чувствовала себя расслабленной, но когда сессия снова начиналась, я становилась напряженной. Я была сердита и расстроена, и однажды он сказал остальным присутствующим: "Вы видите, как Четана сердится на меня?" Я думала про себя: "Почему он выбрал меня?

Что, все остальные превзошли свой ум? Что, все остальные молчат?" Я была в ярости от того факта, что я была единственной, кто не может медитировать. Я, которая переживала такую магию. Прошло две недели, я по-прежнему была в проблемах болтовни, издавая так много шума.

В конце концов, однажды Ошо попросил меня сесть на другую сторону его кресла. Во время этой сессии он повернулся к пустому пространству, где я сидела раньше, и сказал: "Помолчи, прекрати болтать". После того, как сессия закончилась, он сказал мне, что это не я мешала ему, что на этом месте был призрак. Он сказал, что иногда дух или призрак может использовать чье-то тело, и я была очень хорошим приемным устройством. Он использовал меня для того, чтобы болтать. Ошо сказал мне: "Только не говори на кухне (вход в кухню был в следующую дверь), иначе они все испугаются и не захотят работать". Он сказал, что однажды он будет говорить о призраках. Тогда я вспомнила, что это была та же самая комната и в точности то же самое место, где много лет назад в Пуне 1 мною овладела какая-то сила.

Я думаю, что призраки, так же как и сны, не стоит принимать всерьез. Это просто еще один цвет радуги, еще одно измерение, которое мы осознаем. Когда я поняла, что мой внутренний мир так же, как и раньше, неисследованная территория, и медитация занимает "полный рабочий день", тогда я поняла, почему Ошо не обращал внимания на мир эзотерики и призраков. Я могла потеряться в этом мире, и все же, как это ни таинственно, он был вне меня. Он не помогал мне расти в моем осознавании. То, что существуют другие измерения, которые редко можно увидеть и которые нельзя объяснить, это определенно. Например, мысли. Из чего они сделаны?

Как это возможно, чтобы мысли человека можно было прочитать, если мысль - это не предмет из вещества? Ошо проснулся однажды, когда я была закрыта в ванной комнате Анандо и звала на помощь. Он не мог слышать на самом деле мой голос, но он спросил меня позже, что случилось в такое-то время, и почему я звала на помощь. Он даже говорил, что в нашем мозгу есть мысли, о которых мы не знаем.

Впервые, с тех пор как я была с Ошо, он начал пропускать дискурсы. Иногда он был слишком слаб, чтобы приходить и разговаривать с нами. У него развилась боль в суставах, и для него было невозможно что-либо делать, он мог только целый день лежать в постели.

Я видела Ошо в ситуациях, которые доказывают, что он мог быть полностью отделен от боли, например, ему выдергивали зуб, и в тот же самый день он давал двухчасовой дискурс. В другом случае ему делали инъекцию в плечевой сустав после массажа у Анубудды, одного из специалистов ашрама по работе с телом. Анубудда и я сидели на полу, разговаривая с Ошо, а доктор приготовил и начал делать эту сложную инъекцию. Доктор не мог найти правильное место между костями, где был сустав, и пытался много раз. Каждый раз игла словно входила в Анубудду, я вздрагивала, но Ошо продолжал разговаривать с нами расслабленно, и его дыхание или выражение его лица почти не менялось.

Ошо говорил Анубудде, что на самом деле просветленный человек гораздо более чувствителен к боли, и все же он может ощущать, что он отделен от нее. Я никогда не видела, чтобы он волновался или испытывал страх, и я знаю по самой себе, что это всегда психологический страх боли - я не знаю, что это такое, и это ослабляет меня.

В ноябре 1987 у Ошо развилось то, что обычно было бы простой инфекцией в ухе, но что потребовало два с половиной месяца выздоровления с повторяющимися нелегкими инъекциями антибиотиков и местной хирургии, сделанной ушным хирургом в Пуне.

Именно в это время его доктора забили тревогу по поводу того, что он, возможно, был отравлен. Образцы крови Ошо, волос и мочи вместе с рентгеновскими снимками и его историей болезни были посланы в Лондон для изучения патологами и экспертами.