Дисперсия марранов

За изгнанием 1492 года, которое привело несколько десятков тысяч испанских евреев в Берберию (Северная Африка), Турцию и те редкие христианские территории, куда они могли получить разрешение на въезд, последовало два века медленной и постоянной эмиграции марранов. В Португалии эти отъезды, иногда легальные, иногда подпольные, обычно оказывались связанными с финансовыми операциями. В Испании они всегда были опасными, поскольку усиливали подозрения в иудаизме. Но некоторые обстоятельства могли облегчить нелегальную эмиграцию. Так, в 1609-1614 годах во время изгнания морисков некоторое количество тайных португальских евреев и испанских новообращенных сумело проникнуть в их ряды и пересечь Пиренеи. Интересно отметить, что переговоры о въезде марранов во Францию вел марран Лопес, будущее доверенное лицо кардинала Ришелье. Немного раньше обсуждался вопрос о разрешении обосноваться во Франции пятидесяти тысячам португальских марранов, «людей благоразумных и трудолюбивых».

Основной страной, принимавшей марранов, была Турция, старавшаяся привлечь иберийских евреев после завоевания Константинополя. После изгнания евреев из Испании султан Баязид якобы сказал: «Вы называете Фердинанда мудрым королем, его, разорившего свою страну и обогатившего нашу!» По словам французского посла д'Арамона (1547г.): «Население Константинополя составляют в основном турки, затем бесчисленные евреи, т, е. марраны, изгнанные из Испании, Португалии и Германии, которые обучают турков ремесленным искусствам, большинство торговцев также евреи». Его современник и соотечественник Никола де Николаи уточняет: «Среди евреев есть замечательные специалисты и рабочие по всем видам искусств и мануфактур, особенно марраны, незадолго до того изгнанные из Испании и Португалии. К большому огорчению и ущербу для христианского мира они обучили турков многим изобретениям, техническим приспособлениям и военным машинам, например, артиллерии, аркебузам, артиллерийскому пороху, пушечным ядрам и другому оружию».

Но еще более крупным, чем Константинополь, еврейским центром Восточного Средиземноморья и главным городом, куда направлялись марраны, стали Салоники. Раввины рекомендовали всячески содействовать им, чтобы любой ценой они вновь стали правоверными евреями. Знаменитый Самуэль де Медина считал, что это богоугодная цель, оправдывающая даже обман и злоупотребления. Другие мудрецы не колеблясь провозглашали, что раскаявшиеся марраны это самые лучшие евреи, превосходящие самых набожных евреев. Когда в 1556 году два десятка марранов были сожжены в Анконе, евреи Турции ответили на это попыткой организовать международный бойкот. Но возвращение в иудаизм не всегда было легким делом. Рядовые евреи относились к марранам негативно и называли их, что являлось высшим оскорблением, – Kistanios (a не Kristianos, чтобы избежать произнесения имени Христа). Даже в странах ислама, где легче было быть иудеем, чем христианином, двусмысленность положения марранов было нелегко преодолеть.

Большое число марранов обосновалось также в Северной Африке, поблизости от Иберийского полуострова. Испанские и португальские власти старались воспрепятствовать их переходу к «туркам», которые были их традиционными врагами. Поэтому многим марранам потребовались долгие годы, чтобы попасть в Левант или Берберию длинным кружным путем, с длительными остановками в Италии или Фландрии. Некоторым так никогда и не удалось добраться до цели, потому что одних перехватила инквизиция, а другие соблазнились по дороге местными перспективами и возможностями.

Очевидно, что маршруты странствований марранов зависели от действия множества факторов, среди которых на первом плане находились юридические и коммерческие. Как сформулируют позднее негоцианты Парижа, «это похоже на капельки ртути, которые бегают, рассеиваются, но при малейшем уклоне собираются в единое целое». Там, где мистики действуют так, как подобает мистикам, торговцы ведут себя как торговцы. И если первые направлялись туда, где они могли свободно исповедовать иудаизм, то вторых привлекали крупные торговые центры. Таким образом, следуя конъюнктуре эпохи, марраны оседали в XVI веке в Антверпене, Венеции, Анконе, Салониках, Бордо, а в XVII веке – в Амстердаме, Гамбурге и Лондоне, расселяясь также и в Новом свете. Правительства всех христианских стран, исключая только страны их происхождения, научились пользоваться финансовыми выгодами, которые можно было извлекать отсюда, и поэтому принимали их с распростертыми объятиями и предоставляли им многочисленные привилегии. Папская канцелярия показала в этом пример, принимая их с 1525 года в восточном порту Анконе. Практически не существовало сколько-нибудь значительного порта, где бы они не обосновались, и в качестве международной гильдии морской торговли они насчитывали в своих колониях даже марранов, искренне исповедовавших католичество.

Доклад одного шпиона инквизиции, посланного в 1632 году во Францию, чтобы провести расследование по этому поводу, содержит некоторые детали на эту любопытную тему: в Бордо были католиками один кюре-марран, его братья и еще два или три лица; в Руане «из 24 или 26 семейств марранов, 8 или 10 были католическими», в Антверпене «есть все», но в Амстердаме имеется только один марран-католик, которого поддерживают его руанские собратья, Мы уже отмечали случаи перевернутого марранизма в мире ислама, где по аналогии с возрождением иудаизма у португальских и испанских конверсо происходил возврат к христианству в третьем или четвертом поколении иудеев-марранов.

Но кем бы они ни были, евреями, христианами или откровенными нечестивцами, во всех своих злоключениях марраны странным образом продолжали оставаться испанцами; как если бы подозреваемые и осуждаемые со всех сторон, они старались таким образом надолго сохранить свою глубинную идентичность. Таким образом, еврейская Испания продолжала свое существование за пределами собственно Испании. Кастильский (или португальский) язык звучал на улицах Салоник, Ливорно или Амстердама. Именно на кастильском языке, используя латинские или еврейские буквы, марраны вели между собой переписку и публиковали свои труды. Отказ от христианской маски ничего не изменил. Эта светская верность испанскому языку, который стал языком ладино у сефардов, не является единственным или самым ярким свидетельством их глубокой испанизированности. В 1601 году в связи с коммерческой тяжбой евреи Венеции объявили, что «хотя их и изгнали из Испании, они по-прежнему продолжают считать себя подданными Католического Величества». Хитроумие торговцев, не имеющих ни веры, ни закона? Но именно марраны Руана в 1641 году спасли испанских узников накануне битвы при Рокруа; другие бывшие марраны в 1578 году в Фесе проявили гуманизм по отношению к португальским пленникам после разгрома армии вторжения.

В 1736 году, после того как испанский гарнизон покинул Ливорно, французский агент сообщал в Париж следующее:

«Еврейский народ много теряет с уходом испанцев. Трудно поверить в то, какое хорошее отношение и бескорыстную справедливость проявляли испанцы к евреям в различных ситуациях, которые могли иметь место, к изумлению местных жителей, готовых к тому, что они будут здесь в катастрофическом положении, как это происходило в Испании. А испанцы во всеуслышание заявляли, что в этой стране они не обнаружили никого, кроме евреев, кто бы хорошо к ним относился и верно им служил».

Это показывает, как на чужбине испанские евреи и испанские солдаты, в равной степени оказавшиеся в изгнании, отнеслись друг к другу как соотечественники. Эта гуманистическая нота напоминает, что отношения между испанцами и марранами состояли не только лишь из преследований с одной стороны и злопамятности с другой.

В этих условиях легче понять, как столько марранов могли отправляться в Испанию для занятия коммерцией под маской христианства, так же как и то, как могли правительства Испании и Португалии использовать марранов в качестве своих дипломатических агентов и консулов и даже иногда возводить их в дворянское достоинство за верную службу. Некий Кансино из Орана оказался достаточно богат, чтобы позволить себе прибыть в Мадрид в 1656 году не скрывая своего иудаизма; «испытывая большую любовь к Испании», он предложил королю беспроцентный заем в восемьсот тысяч дукатов. Этот глубоко укоренившийся в марранах испанский дух проявлялся самими различными способами. Старинная клановая гордость испанских евреев сохранялась несмотря на все превратности судьбы; в XVII и XVIII веках они продолжали утверждать, что их происхождение восходит к царю Давиду. Презрение, с которым они относились к другим евреям, немецким или польским, вошло в пословицы. (Испытывая недоверие со стороны христианского общества, не встретились ли они здесь с более глубоким еврейством, чем у них самих?) Они тщательно соблюдали дистанцию по отношению к другим евреям. Так, отвечая Вольтеру, осыпавшему стрелами евреев и иудаизм, Исаак де Пинто говорил: «Господин де Вольтер не может игнорировать ту щепетильность испанских и португальских евреев, которая исключала их смешивание с евреями других стран через браки, альянсы или иным путем; их разрыв с остальными собратьями зашел так далеко, что если в Нидерландах или Англии португальский еврей брал в жены немецкую еврейку, он немедленно утрачивал все свои прерогативы, и его больше не признавали членом их синагоги. Именно благодаря этой здоровой политике они сохранили чистоту нравов и заслужили признание, которое даже в глазах христианских наций отличает их от других евреев». (Вольтер признал его правоту.)