IX. ЗАРЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ

В XVIII веке количество евреев в Европе достигло приблизительно двух миллионов; около половины из них жили в Польше. Условия их жизни варьировались в разных странах, но основные различия были между сефардами (испанскими и португальскими евреями) и ашкеназами (немецкими и польскими евреями). Сефарды, насчитывавшие, возможно, около ста тысяч человек, в основном, были потомками тех марранов, о которых мы говорили. Они имели возможность расселиться по всем европейским странам за исключением полуострова, откуда они вели свое происхождение и где время от времени продолжали загораться костры инквизиции. В основном, они утвердились в больших европейских и мировых портах, где занимались международной торговлей в мировом масштабе. Один английский автор начала XVIII века сравнивал их с «болтами и гайками большого здания, которые сами по себе не имеют большой ценности, но совершенно необходимы, чтобы здание не рухнуло». Все правительства рассматривали их как полезных подданных; помимо коммерческой и финансовой деятельности многие из них посвящали себя литературе и искусствам, другие подвизались на политической сцене как посредники или тайные агенты. В основных центрах их проживания – в Лондоне, Амстердаме, Гамбурге, Бордо, Ливорно они имели привилегированный статус и, как правило, следовали обычаям и модам своего времени.

По словам одного немецкого путешественника, сказанным в 1678 году, голландские евреи «так процветают, что их не следует рассматривать как евреев». В следующем году герцог Ганновера, находясь проездом в Амстердаме, заболел. Его жена писала брату: «Слава Богу, он чувствует себя лучше благодаря заботам синьора Роббио, врача-еврея, и нашего хозяина синьора де ла Коста, уроженца Португалии из того же племени, который нас замечательно устроил и собственноручно приготовляет бульоны для Эрнеста-Августа. Он такой чистоплотный, как и все его соплеменники, которые не хотят иметь ничего общего с немецкими евреями из-за их грязи и зловония…» Итак, эти приобщенные к культуре евреи, которых можно называть «ассимилированными» до того, как возникло это понятие, тщательно дистанцировались от своих единоверцев. Лучше всего их особое мнение о самих себе, отражавшее взгляд на них образованных христиан, представлено в защитительной речи, с которой в следующем столетии еврей из Бордо Пинто выступил в противовес антисемитским обобщениям Вольтера:

«Если бы и в этом случае господин де Вольтер проявил присущую ему строгость в рассуждениях, то он начал бы с того, что следует отличать испанских и португальских евреев от всех остальных, поскольку они никогда не смешивались и не растворялись в толпе остальных детей Иакова. Нравы португальских евреев совершенно отличны от нравов остальных евреев. Они не носят бороду и не имеют никаких особых примет в своей одежде. Состоятельные люди из их среды добиваются такой же изысканности, элегантности и пышности в своих одеждах, как и другие народы Европы, от которых они отличаются только своей верой. Их разрыв с остальными собратьями зашел так далеко, что если португальский еврей в Голландии или Англии женится на немецкой еврейке, то он тотчас же утратит все свои преимущества. Его больше не будут признавать членом местной синагоги, он будет лишен всех гражданских и религиозных бенефиций, он будет полностью отрезан от тела нации, его даже нельзя будет похоронить вместе с его португальскими собратьями. Мысль о том, что они, в основном, произошли из племени Иуды, а их главные семейства прибыли в Испанию в эпоху вавилонского плена, лишь усиливает эти различия и способствует развитию у них той возвышенности чувств, которые отличают их и которые признают даже их братья иного происхождения (…).

Те, кто знаком с португальскими евреями во Франции, Голландии и Англии, знает, что будучи весьма далеки от того, чтобы, как говорит господин де Вольтер, испытывать «непреодолимую ненависть ко всем народам, которые терпят их», они, напротив, считают себя настолько слившимися с этими народами, что даже рассматривают самих себя как их часть. Их испанское и португальское происхождение стало чисто духовной чертой, в которой самый строгий критик может усмотреть гордость и тщеславие, но отнюдь не скупость и суеверие…»

Эти противопоставления и возражения ассимилированного еврея XVIII века начнут проявляться в бесчисленных вариантах после всеобщей эмансипации евреев, поскольку, опираясь на сходные аргументы, в дальнейшем богатые евреи станут дистанцироваться от бедных, местные евреи от пришлых и, как это ни странно, немецкие евреи от польских. Таинство эмансипации состоит в том, чтобы всегда указывать на того, кто является евреем в большей степени, чем ты сам. Было бы только справедливым добавить, что господин Пинто затем брал под защиту всех своих единоверцев, объясняя их недостатки условиями, в которые их поставили. В этом отношении он также опередил свою эпоху:

«Разве удивительно, что лишенные всех социальных преимуществ, размножающиеся в соответствии с законами природы и религии, презираемые и унижаемые всеми, часто преследуемые, всегда оскорбляемые, они производят впечатление приниженных и опустившихся, занятых лишь повседневными заботами?… Можно их жалеть, когда они ошибаются, но было бы несправедливо не восхищаться их постоянством, мужеством, верой и бескорыстием, с которыми они отказываются от стольких жизненных соблазнов…»

Этих традиционных евреев официально терпели в Европе только в германских странах, Польше и Италии. Однако они ухитрялись постоянно, во все увеличивающемся количестве проникать во Францию и Англию.

Выше мы рассмотрели условия их существования в Польше. До раздела этой страны в конце XVIII века они практически не менялись. Напротив, на Западе, где уже начали проявляться первые признаки промышленной революции и где разрабатывались идеи, которые должны были потрясти мир, новый политический и социальный климат эпохи был благоприятным для коммерческих и финансовых успехов евреев в силу различных причин, самые заметные из которых восходили к их средневековой специализации одалживания денег под залог. В XVII-XVIII столетиях, когда как гражданские, так и церковные власти сняли средневековый запрет на занятие ростовщичеством христиан, еврейское преимущество в этой области свелось к наследственной специализации и умению. В то же время укрепление власти «абсолютных» монархов, бывших их традиционными союзниками, приоткрыло для них возможности для деятельности в других областях. В самом деле, у властителей «государственные интересы» вытесняют средневековую этику. Параллельно начинает вырисовываться понятие всеобщего интереса, противопоставленного корпоративным интересам прошлого. Мы не имеем возможности проследить здесь в подробностях структурную эволюцию экономического положения евреев, для чего потребовался бы солидный том; отдельные последствия этой эволюции можно еще наблюдать и в наши дни по обе стороны Атлантики. Но учитывая стойкость представлений о врожденной и квазибиологической способности евреев к обогащению и коммерции, нам представляется необходимым высказать несколько соображений, которые будут изложены лишь в схематическом виде.

1. Частично то преимущество, которое евреи имели над своими христианскими конкурентами, вытекало объективно (практически) из их старинной специализации в области одалживания денег под залог. При этом:

а) Обработка залогов требовала решения таких проблем, как их надежное хранение и реализация тех залогов, которые оставались в руках кредитора, что вело к специализации евреев в таких сферах деятельности как реставрация, использование ценных отходов и торговля подержанными товарами. Не следует забывать распространенность подобной торговли до эпохи промышленной революции. Можно заметить, что еще и в наши дни во многих странах евреи играют важную роль в текстильной промышленности, ювелирном деле и торговле подержанными товарами. Все эти занятия исторически восходят к старинному одалживанию денег под залог.