Узнайте теперь, что вся ево злость открылась, я затряслась въ страхъ, всѣ члены мои отнелись, ноги вдругъ подломились, видя себя въ рукахъ ево безъ помощи. Онъ поцѣловалъ съ горячностію раза два, или три, какъ я думая, ибо тогда я съ нуждой помнила, что я, и нечаянно вырвавшись изъ рукъ ево и хотѣла бѣжать изъ бесѣдки. Когда онъ подлость вмѣшиваетъ въ дѣла свои, и возводитъ подчиненнова своево, дая власть владѣть собою.
Хотя я въ саду не отлучалась далеко отъ дому бояся несчастія, вытирала глаза свои не ходя въ покои; а больше о томъ писать буду послѣ, молитесь любезные родители Богу и на меня не погвѣвайтесь, я еще не отстала сего дому, гдѣ прежде мое услажденіе и веселіе было, нынѣ же обратилось въ страхъ и мученіе, но принуждена окончать скорѣе.
Ваша покорнѣйшая и вѣрная Дочь.
ПИСЬМО XII.
Я буду продолжать мою печальную исторію, осуша глаза мои, начала думать что мнѣ дѣлать, вздумала оставить домъ ево, и бѣжать въ сосѣднюю деревню и тамъ ждать оказіи къ вамъ переѣхать, но не знаю пожитки мои взять, или оставить и ничего не брать съ собою кромѣ что на мнѣ, но вспомня, что до деревни полторы мили, а надобно итти дорогою окружною, но страхъ пройтить пужая, что на пути увидя меня въ хорошемъ платьѣ, могутъ злодѣи приключить такое же нещастіе, отъ котораго убѣжать стараюсь, по томъ вздумаю, что публикуютъ будто ушла я и покрала тамъ весьма не весело бы было, съ такой худой славой къ родителямъ моимъ возвратится, и такъ я желала быть на тотъ часъ въ моемъ прежнемъ платье, въ томъ одѣяніи простомъ и скудномъ, въ которое вы съ великимъ трудомъ нарядили меня, чтобъ могла войти въ службу, когда я еще была двенатцети лѣтъ во время моей милостивой госпожи покойной, иногда вздумаю сказать госпожѣ Жервисъ, и у нее просить совѣту, но запрещеніе ево, меня и отъ того удерживало, представляя мнѣ въ мысли, не равно онъ совершенно раскается въ позорныхъ дѣлахъ своихъ, и впередъ уже о томъ вспоминать не будетъ, къ томужъ госпожа Жервисъ въ помощи ево необходимую имѣла нужду для пропитанія, по не сщастливомъ моемъ приключеніи я не хотѣла что бы меня ради онъ осердился на нее, и лишилъ пропитанія, въ такой безъ конечной печали съ нова разсуждая, что дѣлать, я не знала на чѣмъ утвердится, въ шедъ въ свою спальню, сидѣла до самого вечера, прося извинить меня, что я къ ужину не буду. Госпожа Жервисъ вошедъ говорила, для чего Памела мнѣ безъ тебя ужинать? Я вижу ты печальна, скажи пожалуй мнѣ причину? Я просила ее, чтобъ она позволила мнѣ спать съ собою, сказывая, что я боюсь домовова, а надежна, что онъ такой добродѣтельной женѣ, какъ она, не чево здѣлать не смѣетъ.
Ета причина не можетъ быть правильна, она отвѣчала, для чево прежде ты не боялась домовова? Мнѣ то во умъ не пришло за ранѣе, однако нѣтъ ни чего, я тебѣ дозволяю, пойдемъ ужинать. Я просила ее меня оставить представляя, что отъ многова плача, глаза мои опухли, и по тому весь домъ примѣтить можетъ, а ей обѣщала сказать, когда спать ляжемъ. Она въ томъ дала мнѣ волю, и по ужинав спѣшила спать лечь сказавши всѣмъ, что ей одной неспится, и для тово меня беретъ съ собою въ спальню, чтобъ заставить читать книгу, знаю, говорила она, что Памела охотница читать.
Какъ скоро мы одни остались въ спальнѣ, я ей о всемъ бывшемъ сказала, думала, хотя мнѣ и запрещено сказывать, да когда и провѣдаютъ, что я ей сказала, худова не будетъ. Разсудилась мнѣ, что хранить такова роду тайну, стала не жалѣть въ то себя погружать, но лишится, и не имѣть полезныхъ ко отвращенію совѣтовъ, которые не обходимо надобны, въ такомъ случаѣ при томъ боялась и того, чтобъ не подумалъ, что мое молчаніе болѣе отъ того, что во мнѣ прискорбнаго чувствія злой ево обиды нѣту, и храня тайну, подамъ ему попользновенія болѣе къ тому поощрятся, былалъ мнѣ притчина открытся! любезная Мать моя.
Госпожа Жервисъ, не могла, слушая, пробыть безъ плача, мѣшая слезы свои съ моими, которые во все время, какъ я расказывала бѣдственное мое приключеніе, лилися; просила у нее совѣтовъ, показала ее батюшкины письма, въ которыхъ она похваляла справедливое наученіе любить добродѣтель, при томъ просила что бы я не оставляла своего мѣста, ты говорила она, такъ себя вела честно, то по сему и надѣянья раскаянія надобно отъ нево, въ дѣлахъ тѣхъ, которые со временемъ устыдятъ ево, и не допустить болѣя подумать; я боюсь всего болѣ красоты твоей, въ которую мущина какъ бы добродѣтеленъ нибылъ, не волею влюбится можетъ, сожалѣю, что не имѣю достатка, и не могу жить особливо, я бы тебя взяла и содержала у себя такъ, какъ дочь свою родную.
Вы сами мнѣ приказали слѣдовать ее совѣтамъ, и для того я осталась смотрѣть, что будетъ далѣ, ежели онъ самъ меня не выгонитъ изъ дому. Хотя вы въ перьвомъ письмѣ приказали убѣжать къ вамъ, ежели будетъ хотя малая притчина мнѣ ево боятса, но думаю любезные родители, что то не можетъ не послушаніемъ назватся, что я здѣсь осталась, уже бы я не могла ожидать отъ васъ благословенія ни добрыхъ успѣховъ въ моихъ предпріятіяхъ, ежели бы была вамъ не послушна.
Во все утро на другой день я была печална, и въ грусти сѣла писать мое къ вамъ большее ітсьмо, такъ какъ я уже сказала, онъ сіе увидя говорилъ госпожѣ Жервисъ, Памела бумагу только все мараетъ, ей бы лутче можно что нибудь дѣлать другое, когда я окончала письмо мое, то положила подъ столикъ, покойной госпожи моей, зная, что кромѣ его и насъ двухъ ни кто туда не ходитъ, но возвратясь печатать, уже не нашла ево тамъ гдѣ положила, а тово никто не видалъ, что бы господинъ нашъ въ ходилъ въ спалню, что меня очень съ нова безпокоило. Госпожа Жервисъ тоже думала, что и я, что онъ какимъ нибудь манеромъ унесъ письмо мое, изъ спальни, съ того время онъ сталъ печаленъ и сердитъ, и кажется равно меня, какъ и я ево убѣгаетъ, но я тому очень рада, госпожѣ Жервисъ приказалъ онъ сказать мнѣ, чтобы я не все время на письма употребляла. Сіе очень подло, отъ дворенина читать мои письма, и смотрѣть, что я дѣлаю. Довольно, что я въ должности моей не лѣнива, ему противно то, что было на писано не къ великой хвалѣ ево, такъ за чемъ подавалъ причину.
Но я болѣ стала спокойнѣе отъ тою время, какъ госпожа Жервисъ перевела меня въ свою спальню, не взирая, что страхъ моей опасной жизни, ево худое намѣреніе, и недовольствіе, всево тово, что бы я ни дѣлала, чинили торопливой.
Для чево я не жила въ прежней вашей хижинѣ, и не ходила въ старыхъ лоскутьяхъ, не была бы я подвержена злому искушенію, и не доводила бы противу себя во огорченіе людей многихъ, о какъ я въ то время была счастлива, нынѣ же очень бесчастна, сжальтесь, и молитесь Богу
О вашей печальной Памелѣ.
ПИСЬМО XIII.
Любезное Дитя!
Бѣды твои, и вредные искушеніи, скорбію презлою пронзаютъ наши сердца, непрестанно молимъ о тебѣ Бога, и хотимъ что бы ты тотъ домъ оставила и бѣжала отъ злова человѣка, ежели онъ воздвигнетъ свое гоненіе; должно бы тебѣ то здѣлать съ начала, ежели бы тебя неутверждали совѣты госпожи Жервисъ, до сихъ поръ мы не можемъ жаловаться о твоихъ поступкахъ, но только то смущаетъ насъ, что можетъ впередъ случится. Ахъ любезное дитя! искушенія въ свѣтѣ вредны и ужасны, но безъ тово мы себя сами не узнаемъ и не свѣдаемъ, что мы можемъ, и къ чему подвержены бываемъ.
Твои искушенія важны, ты брань имѣешь съ сильными людьми, тебѣ должно противлятся богатству, молодости и пріятности изрядного Кавалера, такъ какъ его люди почитаютъ на свѣтѣ, но какая будетъ тебѣ слава, ежели всѣхъ сильныхъ непріятелей отъ себя отгонишь, мы когда думаемъ о минувшихъ твоихъ поступкахъ и о полезномъ наученіи, данномъ тебѣ, отъ покойной госпожи твоей, то увѣряемъ себя, и радуемся, что ты научилась. Я больше презиралъ опасность, нежели бѣдность, и надѣемся, что Богъ подастъ тебѣ силу преодолѣть всѣ нападки, при томъ вѣдаемъ, что жизнь твоя нынѣ трудна по всегдашнимъ опасностямъ, которые къ тебѣ приходятъ, а при томъ ты можешь ли много на себя объ надѣется такъ какъ ты молода, а Демонъ можетъ ево вразумить на какой ни есть хитрой вымыслъ, прельститъ тебя, какъ то у господъ, не диковинка бываетъ. Я думаю, что тебѣ лутче возвратится къ намъ, и раздѣлить съ нами вашу бѣдвость, нежели жить въ довольствіи, которое можетъ нанесть гибель.