Васька тут же приложил правую руку к сердцу и низко-низко поклонился, мол, под моим началом они что угодно сделают.

– Ты старший, Васька, с тебя и ответ.

– Понял, – захихикал Васька и, сжав колени, принялся вилять бедрами, словно собирался напустить в штаны.

– Пошли, – Грязнов двинулся по аллее, то и дело оглядываясь, поспевают ли за ним психи.

Те были приучены к беспрекословному повиновению.

Санитары тут служили крутые. Если и случались конфликты, то лишь тогда, когда сумасшедшие сбивались в стаю, как сегодня. Тогда уже управлять ими было невозможно. Бунт ликвидировали, разбив толпу на малые группки.

Когда Грязнов оказался у черного входа в административный корпус, психи не дошли до него метров десять и стали как вкопанные. Васька часто-часто моргал, он-то надеялся, что работа сегодня предстоит плевая – то ли листья сгребать, то ли деревья окапывать. Но если их приводили сюда, ко входу в подземный госпиталь, то это могло означать лишь одно: предстоит избавиться от трупа, а смерти и вида крови даже самые невменяемые психи боялись панически.

– Чего стали? – рявкнул Грязнов. – Пошли!

Васька сделал шаг вперед, а вот Марс со Сникерсом остались стоять, делая вид, что ничего не понимают.

– Объясни долбакам, что нужно идти вниз, – теряя всякое терпение, прокричал Грязнов.

Васька принялся им ожесточенно втолковывать, что следует слушаться Грязнова, но те никак не соглашались, мотали головами и мычали.

Наконец псих Васька пустил в ход последний аргумент: показал на Грязнова, а затем провел себе ладонью по шее, дескать, не пойдете, вас прирежут.

– Согласны, – наконец сообщил Васька и, зайдя Марсу со Сникерсом за спину, толкнул их.

Те, семеня, подталкиваемые Васькой, поплелись к лестнице в подвал. Каталка уже стояла на нижней площадке перед железной дверью, плотно закрытой на все ригели.

Грязнов свел своих помощников на самый низ и лишь после этого зажег свет, потому что вид окровавленной простыни мог просто парализовать сумасшедших. А по опыту Грязнов знал, если не давать времени на раздумье, то по инерции психи сделают все как надо.

– Взять и вынести! – зычным голосом, как командир роты на плацу, скомандовал Грязнов.

Васька перевел приказ на язык жестов.

Закрыв глаза. Марс со Сникерсом взяли труп Конопацкого за руки и за ноги, поволокли его по крутой лестнице.

«Лишь бы не споткнулись», – морщась, подумал Грязнов и пошел за ними следом, надеясь лишь на то, что если психи споткнутся, то пролетят мимо него.

Но Бог миловал. Оказавшись на улице, сумасшедшие, похожие как братья-близнецы, остановились и посмотрели друг на друга, мол, что дальше делать? К трупу они уже немного привыкли, тот не царапался и не кусался, а значит, не был для них опасен.

Валерий повел их за собой. Все это делалось еще при свете дня, но Грязнов был спокоен. Посторонние на территорию лечебницы не попадали, а психи были заперты в корпусе, на задний двор никто не заходил. Он точно помнил, что неподалеку от административного корпуса есть низкий толстый пень старой липы, спиленной два года тому назад, но от волнения никак не мог отыскать его. Сумасшедшие с трупом бродили за ним, как привязанные на веревку.

Наконец оказалось, что пень был просто присыпан кучей листьев. Грязнов разбросал их ногой и приказал:

– Сюда.

Труп прикрыли простыней, положили на пень, и Васька с готовностью вытянулся в струнку, мол, что еще надо? Если ничего, то они готовы вернуться.

– Топор, – спокойно произнес Грязнов, показывая на пожарный щит, где висел сплошь выкрашенный в красную краску большой топор с широким лезвием.

Васька, высоко поднимая ноги, словно шел не по траве, а по толстому-толстому слою поролона, приблизился к пожарному щиту, откинул сетку и торжественно снял тяжелый топор. Он нес его, прижимая к груди, словно боялся выронить и сделать ему больно. Вернувшись к пню, он застыл, все так же прижимая топор к себе.

– Отдай топор Сникерсу, – Грязнов показал на сумасшедшего.

– Это Марс, – уточнил Васька.

– Один хер, отдай ему.

Марс уцепился двумя руками в рукоятку и мелко-мелко задрожал.

– Простыню сними.

Васька, отвернувшись, стянул окровавленную простыню, и все, даже Грязнов, зажмурились. Под дождем на пне лежало голое тело, в боку зияла страшная окровавленная рана.

– Пусть отрубят голову и кисти рук, – стараясь говорить бесстрастно, произнес Грязнов. Но даже у него голос дрогнул.

– Нельзя, – запинаясь, произнес Васька.

– Почему?

– Это человек.

– Это свинья! – зло проговорил Валерий. – Свинья, понял? Хрю-хрю – с рылом и копытами.

– Свинья? – недоверчиво глядя на Грязнова, переспросил Васька и, покачав головой, добавил:

– Копыт нет.

– Отрубят ноги, тогда и не будет. Если спорить будешь, то сам топор возьмешь.

– Свинья, свинья, – принялся втолковывать Васька, время от времени издавая звуки, очень похожие на натуральное хрюканье. Ему даже пришлось встать на четвереньки, чтобы изобразить свинью.

Марс со Сникерсом с недоверием смотрели на своего собрата.

– Сумасшедшие – одно слово, – пробормотал Грязнов. – Долго ты там еще кочевряжиться будешь?

– Сейчас, сейчас… – Васька как ни был перепуган, но все же понимал, что отрубить голову, если труп лежит животом на пне, сложно.

Он взял покойника за ноги и оттащил его так, чтобы голова оказалась на широком пне. Сникерс выставил вперед руку и принялся пятиться.

– Что такое? – Грязнов уже собирался ударить сумасшедшего.

– Говорит, что свинья смотрит.

И в самом деле, один глаз у Конопацкого был открыт.

– Смотрит, да не на тебя, – руки у Грязнова тряслись, дрожал и топор в руках у Марса. – Руби, – закричал Грязнов, – руби! – толкая Марса в плечо.

Тот нерешительно подошел к пню и, высоко занеся топор, замер.

– Да что такое, черт побери! А ну, бери сам топор! – Грязнов схватил Ваську за руку и потащил к пню.

В этот момент топор просвистел в воздухе, с хрустом перерубил шею и глубоко вошел в пень. Голова, качнувшись, скатилась в траву. Грязнов удивился, какая сила таится в тщедушном с виду Марсе. Он бы сам не сумел так чисто перерубить шею и так глубоко вогнать топор в дерево.

– Руки обкорнай, только не высоко, одни кисти.

Грязнов действовал по накатанной схеме. Человека безошибочно можно идентифицировать по лицу и отпечаткам пальцев. Если уничтожить голову и руки, то считай, труп опознать уже невозможно, разве что приключится какая-нибудь случайность.

Марс подошел, одной рукой легко вытащил топор из дерева и положил его на траву. Затем показал пальцем на Сникерса и замычал.

– Правильно, – резюмировал Грязнов, – нечего ему без дела стоять, пусть и он поработает.

На удивление, Сникерс абсолютно спокойно поплевал на ладони, взял топор и, даже высоко его не поднимая, отрубил трупу ладони, словно занимался этим каждый день. А затем, широко улыбнувшись, посмотрел на Грязнова, ожидая похвалы. Но даже у того язык не повернулся сказать что-нибудь вроде «спасибо» или «молодец».

– Скажи им, чтобы притащили бак из нержавейки, который стоит на лестнице, с кислотой. Только пусть не обольются.

– Что такое кислота, они знают, – принялся благодушно рассуждать Васька.

К удивлению Грязнова, сумасшедшие боялись не просто трупа, а целого трупа. Расчлененный, он уже для них не был страшен: ни вцепиться, ни укусить не мог, лишь отрубленную голову и руки они обходили с опаской. Грязнов не мог удержаться, чтобы не закурить. Его поташнивало, хоть он в своей жизни насмотрелся всякого, но человеку с относительно нормальной психикой привыкнуть к виду размозженных костей и отрубленных конечностей практически невозможно.

О чем-то по-своему мыча, Марс со Сникерсом не спеша отправились к черному ходу, а затем появились с большим, литров на двадцать, баком из нержавейки, закрытым герметической крышкой. Несли они его осторожно, боясь споткнуться. На этот раз Валерий не подгонял их, не хватало еще, чтобы психи облились кислотой, ведь она для другого нужна.