– Очень хотелось бы взглянуть, но сомневаюсь, что вы покажете его мне или кому-либо еще, миссис Микэ, – ответил солдат, сделав ударение на имени. Лайза побледнела, затем покраснела, ее бросало то в жар, то в холод. Казалось, что ему каким-то образом известно о ней все. Или, если не все – вспомнилась его удивленная реакция на Джей-Джея и Гленниз, – то он наверняка знает, что она не миссис Микэ.

Может, рассказать Эли? Может ли он… о Боже! Может ли оказаться шпионом?

Вряд ли. По ее мнению, вирджинец слишком честен и откровенен, чтобы быть хорошим шпионом, но на этой войне случаются странные вещи, – она подумала о Крейг, – и если есть хоть небольшая вероятность…

Как всегда, Лайза направилась со своими вопросами к Эли, и вскоре после этого разговора рядового Гленденнинга подняли с постели и привели на собственных ногах в маленький кабинет доктора в сопровождении Дэниела, на которого он мог в любую минуту опереться. Затем Дэниел, как договорились заранее, удалился, закрыв за собой дверь, и Эли остался наедине с солдатом.

– Не предлагаю вам сесть, рядовой Гленденнинг.

– Зовите меня Чарли. Вы правы, лучше постою.

– Чарли, разрешите сразу перейти к делу. Почему вы так интересуетесь миссис Микэ?

– Знаю, что она не миссис Микэ.

Лицо Эли осталось невозмутимым. Он осторожно подбирал слова.

– Вопрос не в том, является ли она миссис Микэ или нет, а в том, почему вас это так интересует?

– Потому что ее муж – мой лучший друг, и он измучен ее поисками.

– Возможно, поясните?

– Вы хотите объяснений, как случилось, что рядовой пехотинец стал другом английского лорда? – По выражению лица Эли он понял, что попал в точку. – Да, доктор, я действительно знаю Торна Холлоуэя. Мы вместе останавливались в гостиницах между Нью-Йорком и Нью-Джерси в течение нашего многонедельного блуждания. О Лайзе Холлоуэй ее муж рассказал мне все – как голодающий не может оторваться от еды, так он не мог не говорить о ней. Его заставили вернуться в Нью-Йорк, потому что, хотя его уволили из армии, не могли лишить британского происхождения. Не считаю этого человека своим врагом, что бы ни происходило между нашими странами, и мне кажется неправильным, когда жена по собственному желанию находится здесь, а муж там.

– Она здесь не на пикнике, – резко напомнил ему Эли. – Несмотря на то, что Торн ваш друг, вы вступили в американскую армию, не так ли? У Лайзы был еще более трудный выбор, но она приняла такое же, как и вы, решение – тоже вступила в американскую армию, отдала свой дом под госпиталь, все, что производится на ее фермах, поступает солдатам. И только Бог знает, как ей удается так работать. У нее было не так уж много личного счастья с тех пор, как они расстались, и последнее, в чем наша хозяйка меньше всего нуждается, так это в осуждении со стороны самодовольного педанта.

Чарли усмехнулся, ничуть не смущенный таким нелестным отзывом о себе.

– Вы очень хороший друг, доктор Бен. Мне было бы приятно служить у вас. – Затем выражение его лица стало серьезным. – Поймите, никто не осуждает ее, клянусь, нет; но признайте, печально, что после всех рассказов Торна открывается самая важная тайна этой женщины, о которой ее муж не знает, – у них родился сын.

– Между нами, Чарли, – плечи Эли непроизвольно опустились, – это тоже всегда беспокоило меня. Мы с Лайзой говорили об этом, и знаю, что она собирается рассказать мужу, когда закончится война. Права она или нет – судить не нам. Это ее решение.

– Если бы даже нашелся способ переслать Торну письмо в разгар этой войны, чего нельзя сделать, – честно заверил его Чарли, – клянусь, ни словом не обмолвился бы о Джей-Джее, если именно это вас беспокоит. Как вы уже сказали, решать должны они сами. Мне даже в голову не приходило так грубо прикоснуться к ее жизни, а, по-видимому, это случилось, раз так напугал ее. Торн просил меня, если мы с Лайзой когда-нибудь встретимся, не говорить ей, что ему известно ее местонахождение, потому что боится ее нового бегства.

– Она больше не убежит: здесь ее дом и в нем она решила остаться. Придется придумать какую-нибудь историю о вас, чтобы не волновать ее.

– Но только не говорите ей, что знаю Торна, – предупредил его Чарли.

– Ни слова об этом, – согласился Эли.

– Тогда я пошел, если… – Он посмотрел на сидящего Эли с подозрительной улыбкой. – Если не хотите больше ничего мне сказать.

– Нет. Да. Забудьте это, идите спать.

Чарли внезапно присел на корточки, скрестив руки между коленями.

– Мне кажется, Эли – вы не будете возражать, если стану звать вас так, не правда ли, доктор Бен?

– А если буду? – сухо спросил Эли, затем улыбнулся так же заразительно, как Чарли. – Ну, что там у тебя на уме, солдат?

– По-моему, вы забыли предупредить меня не заигрывать с мисс Шошанной, считая, что мисс Феба знает, как ответить на заигрывания, и мисс Лайза сумеет быстро поставить мужчину на место, но мисс Шошанна ничего этого не умеет, и вы боитесь, что я причиняю ей боль, так как под ее грубоватыми манерами, хотели вы сказать, скрывается легко ранимая душа.

– Легко, очень легко ранимая.

– Не беспокойтесь, это не заигрывание, и Шошанне не причиню боли. На самом деле планирую…

– Что? – поторопил его Эли, так как пауза затянулась.

Улыбка Чарли была почти извиняющейся.

– Жениться на ней.

– Да?!

– Если она, конечно, согласится.

– Естественно! – Эли сдержал волнение.

– Кажется, я безнадежно влюбился в нее, когда услышал ее подробный рассказ, что нет ничего особенного в моей заднице; но, может быть, это случилось тридцатью секундами позже, когда мы поцеловались. – Он выпрямился, используя стену для поддержки. – Не окажете ли услугу, Эли?

– А у меня разве есть выбор? – пробормотал Эли.

– Вы собираетесь кое-что скрыть от Лайзы; сделайте это и относительно Шошанны тоже. Мне хотелось бы ухаживать за ней и самому добиться ее расположения.

ГЛАВА 55

Хотя холода продолжались и в апреле, они не были уже такими суровыми, как прежде, и работать в госпитале стало немного легче. И произошло это не потому, что стало поступать меньше раненых и больных, отметил Чарльз Стюарт Гленденнинг во время одного из своих многочисленных визитов: тяжелобольных отправляли умирать куда-то еще, да к тому же американская армия ежедневно уменьшалась за счет дезертирства. Количество солдат, оставшихся в Морристауне, постоянно снижалось в угрожающих размерах в течение всей зимы.

– Как, по вашему мнению, мне удалось так быстро вырасти из рядового до сержанта? – спросил однажды вечером за обедом неугомонный Чарли, безоговорочно принятый в жизнь тесно связанной между собой небольшой группы служебного персонала в Грейс-Холле. Его пребывание ограничивалось теперь ужинами с последующими долгими разговорами и дискуссиями, в которых он принимал участие всегда, когда приезжал, – а это случалось часто.

– Из-за обаяния, – предположила Лайза в ответ на его вопрос.

– Из-за мужественного вида, – выразила свое мнение Феба.

– Из-за твоей вирджинской сладкоречивости, – сказала Шошанна.

Он обезоруживающе улыбнулся им.

– Если не принимать в расчет способности…

– Да, наверное, следует отложить в сторону вопрос о способностях, – вкрадчивым голосом прервал его Эли, на что Дэниел и Элиша захохотали, а Чарли обиженно поднял брови.

– Так вот, сообщаю, – продолжил он, будто его и не прерывали, – что сейчас остро не хватает солдат, в том числе и офицеров.

– Стало быть, – заметил флегматичный Аза, – если так будет продолжаться и дальше, ты, похоже, станешь к лету капитаном.

– Хотелось бы, – серьезно подтвердил Чарли, – но не такой ценой: солдатам приходится варить суп из топора, чтобы наполнить желудки и не умереть с голоду. Будущее кажется бесперспективным. Надвигается беда… Чувствую это сердцем.

Увидев, что за столом повисло мрачное молчание, Чарли готов был убить себя. Решив одним махом покончить с таким настроением, он весело обратился к Эли: