Эти слова легли тяжелым камнем на сердце Хезер.

В холле наверху было холодно и сыро. Ветер, завывая, дул в окна. У Хезер пересохло в горле; она из последних сил старалась сохранить достоинство, не желая, чтобы обидчики видели ее замешательство и страх.

Мистер Пратт чувствовал себя не в своей тарелке. Он открыл дверь небольшой комнатки. Это была прочная дубовая дверь. Держа над головой свечу, сержант вошел внутрь.

– Ну что ж… здесь не так уж плохо. Через такие узкие окна бежать вряд ли удастся.

До того, как сержант довольно грубо втолкнул ее внутрь, Хезер успела встретиться с виноватым и сочувствующим взглядом Пратта. Дверь за ней с шумом закрылась, и она, окончательно потеряв самообладание, упала на пол.

Ее руки за спиной были втиснуты в наручники, и ей пришлось потратить несколько минут на то, чтобы хоть как-то сесть. Затем, наглотавшись на полу пыли, она несколько раз чихнула. Наконец слезы окончательно одолели девушку, и отчаяние завладело сердцем. Беззвучный приступ его заполнил все ее существо, подобно темной жестокой силе, и только выплакав все свое горе и совершенно обессилев, Хезер почувствовала, что душевные силы постепенно начинают возвращаться к ней.

Она глубоко, прерывисто вздохнула и прошептала:

– Ну и попала же ты в переплет, Макси! – Она вспомнила свое ласковое прозвище, которое отец придумал ей двадцать лет назад. Эти слова растопили вдруг ледяные тиски ужаса, который проник в ее душу, и молодая леди смогла произнести в полный голос: – Так дело не пойдет. Из всего этого должен быть какой-то выход. Думай, работай головой!

Ей надо бежать, как только начнет светать.

Стук твердых, заледеневших снежинок об оконное стекло наполнял комнату. Он то ослабевал, то с порывом ветра усиливался вновь. Время неумолимо двигалось к рассвету. Хезер лежала на кровати и дрожала от холода. Она, наверное, урывками все же спала, поэтому когда на двери стал отодвигаться засов, девушка вздрогнула. Дверь открылась, и в сумрачном свете Хезер увидела молодую, склонную к полноте служанку, одетую в скромный коричневый шерстяной халат, шляпу, в которой ходят крестьянки, и шаль грубой вязки. В руках у нее был поднос, от которого вкусно пахло жареным мясом, яичницей и свежезаваренным чаем.

Хезер облизала пересохшие губы и вспомнила, что она так и не поужинала. Молодая женщина попыталась сесть, но руки и ноги затекли от неудобной позы, в которой ей пришлось провести ночь, а холод проник до самых костей. Как Хезер ни старалась, она не смогла сдержать слез, стекавших по ее щекам.

– Ах, мисс, позвольте помочь вам, – предложила служанка. Она поставила поднос на стол, затем помогла встать Хезер на ноги. – Я принесла вам завтрак, потому что даже преступники имеют право на еду.

Пытаясь добраться до стола, Хезер едва не застонала от боли. Только теперь служанка заметила наручники.

– Мисс, но вы же не сможете поесть в этих наручниках! Я скажу офицеру, чтобы открыл замок. Сейчас он внизу около пивного бочонка и, кстати, очень доволен собой. Прошлым вечером сержант послал человека в Лондон с запиской для Боу Стрит и еще с одной – для законного владельца рубинов. Он, по-моему, жестоко ошибается. Любому ясно, что вы настоящая леди и не способны на такое грязное дело, как воровство!

– Тогда вы меня уже не боитесь? – с удивлением спросила Хезер.

– Конечно же, нет. Любой, у кого есть хоть капля разума, увидит, что вы невиновны, как малое дитя. Я скоро вернусь. – Она вышла, оставив Хезер наедине со своим завтраком.

Несчастная тщательно осмотрела комнату. Небольшая, прямоугольной планировки, с темной обшарпанной мебелью, с тканым ковриком на полу, тоже обтрепанным, но чистым, крошечными окнами и небольшим зеркалом. Над очагом виднелся девиз, вышитый на ткани, обрамленный деревянной рамой: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет».

Хезер в полной мере почувствовала мрачную иронию фразы. Кража как раз и наказывалась виселицей.

Она вспомнила доброе отношение к ней служанки, и ей снова стало до боли жаль себя. Девушка с благодарностью вспомнила все ее простые, добрые слова и жесты. Она вновь усилием воли подавила в себе желание расплакаться. Конечно, прислуге вряд ли удастся убедить этого глупого и высокомерного полицейского, что Хезер невиновна. Сержант не согласится снять с нее наручники. Если бы это случилось, она наверняка бежала бы через окно на веревке из простыней.

К ее полному удивлению, на пороге появился Бэгберн, что-то бормоча себе под нос, за ним по пятам шла все та же служанка.

– Посмотрите, мистер Вигбер, как это все бесчеловечно. Мисс Максвелл должна что-то есть, иначе вы привезете в Лондон только ее труп. Вы ведь не хотите этого, не так ли? – женщина подмигнула Хезер.

– Моя фамилия Бэгберн, – со злостью отозвался сержант.

Служанка подошла к сержанту совсем близко.

– А меня зовут Розой, а не девкой, как вы обращались ко мне сегодняшним утром. А теперь, мистер, надо открыть ключом эти не очень-то приятного вида наручники. Мисс Максвелл – женщина из благородной семьи, а такие не занимаются тем, что рассовывают ожерелья из бриллиантов по корзинам. Я могу на спор съесть свою шляпу, если это не правда!

– Спасибо! – улыбнулась ей Хезер. В душе девушки вновь ожила надежда. Если ей поверила простая деревенская женщина, может быть, в конце концов это сделает и Бэгберн.

Я очень ослабла от голода, сержант Бэгберн, – обратилась она к нему и умоляюще протянула к нему свои руки в оковах. – Пожалуйста, прошу вас.

Сержант сделал шаг навстречу девушке. Недовольно ворча, он все же освободил Хезер от наручников. Помахав пальцем перед ее носом, он предупредил:

– И никаких резких движений, кошечка! Хезер принялась растирать пальцами затекшие кисти рук.

– Вам нет надобности бояться, что я собью вас с ног, – ответила она. – Я не имела удовольствия боксировать в мужском салоне мистера Джексона.

– Ешь, кошечка, набирайся сил, пока я не решил поджать твой нахальный язык с помощью тряпки, и при этом не первой свежести.

– Ах, ах, мистер Вигбер! Разве можно так разговаривать с леди, – с упреком и даже угрозой произнесла Роза, когда они вместе с сержантом выходили из комнаты.

Дюжие мускулистые руки прислуги могли бы оказать достойное сопротивление полицейскому, но Хезер не надеялась на такой поворот событий. Она в спешке проглотила кусочки ветчины, яичницу и порядочный кусок булки с чаем.

После еды ей стало полегче: тепло жизни возвращалось в ее тело. Горячий чай несколько успокоил нервы. Потянувшись, девушка неслышно подобралась к окну. Окно было довольно узкое, но – здесь сержант глубоко ошибался – вполне достаточным, чтобы через него можно было вылезти наружу. Однако прыжок с такой высоты был бы небезопасен. Хезер долго щурилась, ослепленная яркостью утра и белым снегом. У стен таверны намело целые сугробы, а снег все продолжал идти. В такой буран никакой дилижанс не проехал бы более трех метров. Преследователи будут вынуждены столкнуться с определенными трудностями. Это даст Хезер так нужную ей передышку. К тому же в столь неподходящую погоду никто не приедет из Лондона с целью увезти ее обратно.

Стащив с кровати одеяло, она бросила его на пол. Затем привязала к одному концу несколько простыней. Оценивая результаты своей работы, Хезер нахмурилась. Ее импровизированная веревка казалась не слишком длинной. Но времени для выбора не было. Она привязала конец простыни к прочной ножке платяного шкафа. Сердце молодой леди замерло от волнения. Она отворила окно. Порыв холодного ветра попытался сорвать с нее одежду.

Хезер выбросила свободный конец своей веревки за окно, взобралась на подоконник и свесила ноги вниз. Крепко ухватившись, она начала спуск. На лбу ее выступил холодный пот, ладони скользили, кожа на них горела, как от ожога. Девушка с отчаянием цеплялась за свой канат, одеяло трещало под ее весом. Путь вниз казался бесконечно длинным.