Статья оживленно комментировалась. Комментаторам, на мой взгляд, так и не удалось найти путь между Сциллой (Бовин ставит дымовую завесу, прикрывая имперские вожделения России) и Харибдой (да нет ничего серьезного за рассуждениями Бовина, Россия просто спасает свой «имидж»). Резюме можно проиллюстрировать словами одного из наиболее глубоких авторов Рафаила Нудельмана:
«…одно совершенно очевидно: видеть во всем коварные российские козни было бы чересчур параноидальным; но не считаться с такой возможностью было бы слишком наивным. Всегдашний израильский мучительный выбор — пройти между иррациональной паранойей и рациональной наивностью».
18 марта имел крупный, но деликатный разговор с «соседями». В общем, у меня с ними отношения были вроде бы нормальные. В их работу я, само собой, не вникал. Их оценки обстановки меня не интересовали, так как дипломаты, основной костяк посольства, были несравненно выше по квалификации. Но постепенно стал понимать, что поводок оказался слишком длинным. Просил их, поскольку они состоят в штате посольства, больше и результативней заниматься собственно посольскими делами, быть более дисциплинированными, не уходить в самовольную отлучку. «Соседи» проявили понимание. Но все же гнули на «специфику».
Простой пример. Я поручаю молодому человеку с хорошим ивритом переводить счета и другие хозяйственные бумаги, приходящие в посольство. Его начальник по «соседской» линии делает мне реприманд: не положено его кадру этим заниматься. Что тут делать? Кто прав?
Не имея практического опыта взаимодействия со спецслужбами, я не чувствовал себя уверенно. Размышлял примитивно: если ты — советник, работай как советник с учетом, конечно, специфической добавки. Но не халтурь по занимаемой должности.
Расстались после совещания дружелюбно, но с неким вопросом в глазах…
Оказавшись в апреле в Москве, решил прояснить проблему. Посетил руководство «соседей». Мне показали междуведомственные протоколы, из которых явствовало, что сотрудники СВР и ГРУ, работающие на дипломатических должностях, обязаны в полном объеме выполнять свои функциональные обязанности. При том, естественно, понимании, что посол должен учитывать некоторую специфику.
Вернувшись из Москвы, я продолжил разговор. Вроде бы договорились. Кстати, о счетах. Московское начальство меня поддержало. Мелочь, но приятно…
Квота, о которой была достигнута договоренность еще в декабре 1991 года, в принципе выполнялась. Хотя стремление раздвинуть ее наблюдалось. Имел по этому поводу переписку с директором СВР Е.М. Примаковым. Понимаю, писал ему, что трудно бороться с одним из главных законов Паркинсона: всякая контора, предоставленная самой себе, имеет тенденцию к расширению. И все же надеюсь на наш общий здравый смысл.
Другой вариант: давайте пришлем «офицера безопасности». Отбился. Заверил, что справимся наличными офицерами.
От ФСБ не отбился. Прислали-таки полковника. Но не «под крышу», а официальным представителем. Бороться с организованной экономической преступностью. Представитель прилетел в ноябре 1996 года и то время, в течение которого я мог наблюдать, маялся, по-моему, от безделья.
Случались и казусы. Израильтяне как-то завернули одного «дипломата», сославшись на то, что он вовсе не дипломат. В конце концов визу ему дали… под «честное слово», что он не будет заниматься разведкой! Не знаю, как там насчет разведки, а работник оказался толковый.
Пытался пару раз собирать «соседей» для обмена мнениями. Не получилось. Как-то они имели склонность сводить крупные политические проблемы к разного рода козням, интригам, проискам сионизма. «Допотопное мышление», — произнес В.И.Носенко после одного из таких сборов. А ведь нам еще повезло: «соседи» в большинстве своем были порядочные люди, многие с опытом, профессионалы. Но время часто обгоняет профессионалов.
В конце концов данные, которые поставляет политическая разведка, необходимы для принятия политических решений. Я бы дорого дал, чтобы узнать, какая информация, полученная Москвой помимо посольства, от «соседей», пригодилась для формирования политики, принятия решений. Жаль, что я так и не узнаю этого…
В августе этого же года передал с Посувалюком письмо Козыреву: «Хочу обратиться к Вам по вопросу, который считаю чрезвычайно важным. Речь идет о работе «соседей» под мидовской крышей.
Складывается впечатление, что эти самые «соседи» всяческими путями пытаются восстановить позиции, которые они занимали в штатных расписаниях посольств и которые в начале 90-х годов были существенно сужены…
Но дело не только в процентах. Возможно, я ошибаюсь, но по моим наблюдениям, «ведомственная отдача» этих людей не слишком велика. Пытался привлечь их к нормальной посольской работе. Удается с трудом. Здесь, в Израиле, связи у них весьма ограничены. Информация, которой они располагают, не несет, как правило, большой политической нагрузки.
Обо всем этом я говорил и мае с Примаковым и Ладыгиным. Но ничего не изменилось. Если не иметь в виду изменения в русле законов Паркинсона.
Пока мое послание к Вам отлеживалось в сейфе, израильтяне заблокировали работника СВР («первый секретарь»). Если хочет работать у нас, сказали нам, пусть даст обещание не заниматься разведкой. Вот такие-то дела. Наверное, мы ответим аналогичным образом, и опять закрутится привычная карусель….
Разведка нужна, конечно. Но не лучше ли брать не числом, а умением? И не дискредитировать дипломатическую службу.
Не знаю, как подойти к данной проблеме. Может быть, стоило бы обобщить мнения послов. Может быть, было бы полезно проанализировать информацию, поступающую от ведомств, чтобы в качестве «сухого остатка» выделить ту ее часть, которая важна с точки зрения государственных интересов России.
Впрочем, ловлю себя на мысли, — а, может быть, вообще ничего не делать? Но это было бы печально. Ведь в конце концов, как сказал мудрый отшельник Торо, «восходит только та заря, к которой пробудились мы сами». Прошу прощения за время, которое я отнял у Вас». Судьба этого письма мне не известна.