Сиръ Гарграфъ оставилъ мою руку; а госпожа Оберри тотчасъ взявъ ее повела меня въ ближній кабинетъ. Ея двѣ дочери слѣдовали за нами. Пришедши въ оной я совершенно лишилась чувствъ. Соль и оленій рогъ опять употреблены тутъ были къ моему облегченію. Какъ скоро женщины примѣтили что я въ состояніи была ихъ слушать; то представляли мнѣ богатство Сира Гарграфа. Я отвѣчала имъ, что оное презираю. Онѣ уважили честность его чувствованій; а я, не преодолимое къ нему свое отвращеніе. Онѣ восхваляли пріятности его вида: а я имъ сказала, что онъ глазамъ моимъ представляется самымъ безобразнѣйшимъ и ненавистнѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ. Наконецъ онѣ говорили мнѣ о опасности, коей я подвержена, и о великомъ затрудненіи, которое онѣ должны имѣть защищая меня еще отъ гораздо жесточайшаго поступка. Затрудненіе! вскричала я. Какъ, сударыня! развѣ сей домъ не принадлежитъ вамъ? Развѣ не имѣете вы сосѣдей и не можете просить у нихъ помощи? Я обязуюсь прислать вамъ тысячу гвиней въ сію же недѣлю тысячу гвиней, дражайшія мои госпожи! Я клянусь вамъ въ томъ моею честностію, если вы меня спасете отъ такого насилія, которому честныя женщины никогда не могутъ способствовать.
Гонители мои, которые не далеко отъ насъ находились, безъ сумнѣнія слышали нѣкоторую часть сего разговора. Въ самую ту минуту Сиръ Гарграфъ появился, изьявляя на воспламененномъ лицѣ своемъ гнѣвъ, или злость. Онъ укорялъ себя передъ тремя женщинами, за то, что столь долгое время ихъ обеспокоивалъ; что онѣ могутъ удалиться, и оставить его съ особою ему принадлежащею. Госпожа Оберри отвѣчала ему, что она не можетъ отъ меня отойти. Я увѣренъ, возразилъ онъ, что вы и ваши дочери окажете для меня сіе снисхожденіе; и взявъ меня за руку, Миссъ Биронъ, сказалъ онъ мнѣ рѣшительнымъ голосомъ, вѣрьте что вы принадлежать будете мнѣ. Ваши Гревили, сударыня, Фенвичи и Ормы, когда узнаютъ, какихъ мнѣ стоило затрудненій и издержекъ овладѣть вами, почтутъ меня превосходящимъ ихъ… Въ жестокости, Г. мой, не могла я воздержаться, чтобъ не прервать рѣчь его симъ отвѣтомъ, и самый лютый тигръ не можетъ съ вами въ томъ сравниться. Въ жестокости! сказалъ онъ мнѣ надмѣннымъ голосомъ. Не ужели Миссъ Биронъ говоритъ о жестокости! Вы, сударыня, начавъ говоришь съ наглостію: торжествуя съ пренебреженіемъ надъ великимъ множествомъ презренныхъ вами любовниковъ, вспомните только какимъ, образомъ вы со мною поступали, когда я стоялъ на колѣнахъ, унижаясъ предъ вами какъ самый подлый человѣкъ, я на колѣняхъ просилъ вашего сожаленія! Тронула ли моя преданность нечувствительное ваше сердце? Неблагодарная и гордая красавица! однако я васъ не уничижаю: берегитесь! Я нимало не помышляю васъ уничижитъ. Мое намѣреніе, сударыня, состоитъ въ томъ, дабы васъ возвыситъ, обогатить, и возвести на высочайшую степень благополучія… Но естьли вы будете сопротивляться и отвергать ту руку, которую я вамъ предлагаю… Онъ хотѣлъ поцѣловать мою руку; но я отдернула оную съ негодованіемъ. Онъ старался ухватишь у меня другую; но я обѣ отдернувъ держала за спиною. Онъ тотчасъ протянулъ шею, чтобъ похитить у меня поцѣлуй, но я тотчасъ оттолкнула отъ себя ненавистную его харю. Прелестная дѣвица! вскричалъ онъ съ страстнымъ голосомъ, и вдругъ называя меня жестокою, гордою и не благодарною онъ клялся Небомъ, что естьли я теперь не приму руки его; то онъ рѣшится меня уничижить.
Выдте, сказалъ онъ тремъ женщинамъ; сдѣлайте милость, выдте. Она будетъ госпожей Поллексфенъ; или всѣмъ тѣмъ чѣмъ пожелаетъ: оставте меня на единѣ съ нею.
Сей злодѣй взявъ за руку мать и двухъ дочерей повелъ ихъ къ дверямъ кабинета. Я обнявъ ту женщину, которая ближе всѣхъ отъ меня находилась, вскричала съ изумленіемъ: вы не должны меня оставлять. Развѣ сей домъ не принадлежитъ вамъ? Освободите меня изъ жестокихъ рукъ его, я клянусь всѣмъ тѣмъ что ни есть священнѣйшаго раздѣлить мое имѣніе съ вашею семьею. Онъ насильно отдернулъ меня отъ той женщины, которая находилась въ моихъ объятіяхъ. Онѣ всѣ трое вышли, будучи принуждаемы такимъ насильствіемъ, съ коимъ онъ ихъ понуждалъ; но можетъ быть и изъ снисхожденія къ нему. Находясь въ смятеніи, я ухватилась опять за ту женщину, которая шла позади. Я ее просила, заклинала ее, присовокупя къ тому усильнѣйшія прозьбы, не оставлять меня; я видя ее выходящую, я хотѣла уйти съ нею. Но варваръ, поспѣшивъ затворить двери, когда уже я переступила черезъ порогъ, такъ сильно ударилъ меня оными по головѣ, что въ туже минуту потекла у меня изъ носа ручьями кровъ. Я испустила томнымъ голосомъ крикъ: онъ ужаснувшись вострепеталъ. Чтожъ касалось до меня: то я столь мало приведена была тѣмъ въ страхъ, что оборотясь къ нему, я его спросила, доволенъ ли онъ тѣмъ? и поздравила его съ тѣмъ щастіемъ, что лишилъ меня жизни. По истиннѣ, глаза мои помрачились; я чувствовала въ головѣ боль, а руки мои были какъ бы переломаны. Однако, дабы все клонилось къ его ненависти, я должна признаться, что онъ не хотѣлъ мнѣ вредить. Скорьбь моя столь была чувствительна, что съ нѣсколько минутъ, находясь въ безчувствіи, я бросилась на ближайшей стулъ. И такъ, вы меня убили повторила я, очень хорошо, вы меня убили собственною своею рукою. Теперь уже вы удовлетворили свое желаніе: и видя, что онъ колебался исполненъ будучи нѣжностію и страхомъ: такъ, присовокупила я, вы должны теперь стенать о жребіи злощастной дѣвицы, которой смерти вы причиною. По истиннѣ, я почитала себя смертельно раненою. Я вамъ прощаю, сказала я ему, призовите токмо госпожъ. Удалитесь, Т. мой, удалитесь. Я хочу здѣсь токмо видѣть особъ моего пола. При семъ голова моя закружилась; глаза мои ничего уже болѣе не различали, и совершенно лишилась чувствъ.
Послѣ сего увѣдомили меня, что онъ находился въ ужаснѣйшемъ уныніи. Онъ заперъ изъ внутри двери; и съ нѣсколько минутъ не имѣлъ смѣлости ихъ отворять. Между тѣмъ женщины, услышавшія печальныя восклицанія, и прибѣгши съ великимъ безпокойствіемъ, застучали въ двери. Тогда онъ поспѣшилъ оныя отворить, проклиная самъ себя. Онъ заклиналъ ихъ подать мнѣ вспомоществованіе, когда еще не поздо. Онѣ мнѣ сказали, что смертная блѣдность разпростерлась на лицѣ моемъ, и что первыя ихъ движенія состояли токмо въ единыхъ вопляхъ. Кровь во мнѣ остановилась. Но извергъ и посреди своихъ ужасовъ не позабылъ о своей безопасности; онъ взялъ окровавленной мой платокъ, опасаясь чтобъ оный не послужилъ противъ него доказательствомъ, естьли по нещастію я умру, и вышедши въ другую горницу, онъ бросилъ его въ огонь. Священникъ и его помощникъ были тогда у камелька, и пили горячее вино. Ахъ! государи мои, сказалъ имъ мерзавецъ, въ сію ночь не льзя ничего сдѣлать. Дѣвица совершенно въ не состояніи… Возмите ети деньги. Онъ просилъ ихъ удалиться, заплатя имъ весьма щедро за ихъ труды.
Молодая дѣвица, отъ которой я освѣдомилась о всѣхъ сихъ обстоятельствахъ, присовокупила, что выходя изъ покоевъ, они предложили, что желаютъ до завтра остаться, лишь бы только былъ разскладенъ хорошій огонь, и чтобъ не было недостатку въ водкѣ; но она имъ отвѣтствовала, что молодая особа уже скончалась, и что ихъ услуги были безполезны: отъ чего будучи приведены въ великой ужасъ, они сказали, что уже время имъ ѣхать, и что они надѣются,поелику они не виноваты въ разсужденіи моей смерти, и не имѣли другаго намѣренія какъ токмо услужить Сиру Гарграфу, что ихъ имена не будутъ помѣщены въ тяжбахъ, могущихъ посему дѣлу случиться.
Пришедши въ чувство, я усмотрѣла себя среди трехъ женщинъ, но покрыта вся хладнымъ потомъ, и въ толь сильномъ трепетаніи, коему не могла противиться. Въ кабинетѣ тогда не было свѣчи. Онѣ повели меня къ тому камельку, отъ котораго отошли священники. Онѣ посадили меня въ большія кресла; ибо я еще въ не состояніи была стоять. Помощь, которую онѣ мнѣ подавали, состояла въ томъ, что терли мнѣ виски крѣпкими спиртами. Какъ ты думаешь, дражайшая моя Люція, о свойствѣ такихъ людей, кои въ состояніи столь жестоко играть здоровьемъ и благополучіемъ злощастныхъ дѣвицъ, къ которымъ они почитають себя исполненными любовію? Я страшусь, что можетъ быть никогда не приду въ прежнее мое состояніе. Я еще не совсѣмъ избавилась отъ беспамятствъ и не большихъ судорожныхъ припадковъ, кои еще причиняютъ мнѣ боль.